Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Нет… Мой отец об этом ничего не знает.

— Ах, мало ли чего не знает ваш отец! Из-за этих мощей тамбовский архиерей Георгий синодским указом переведен в Астрахань. Он был против открытия, его и убрали. Ну да черт с ним! Открытие мощей мы не можем игнорировать. Туда соберутся тысячи паломников. Меня уполномочили ехать в Саров с самыми неограниченными правами. Надо кое-что там приготовить, для этого нужен срок. Может быть, и даже наверное, туда приедет царь.

— Вы, что же, за царем будете охотиться?

— Нет. Впрочем, не знаю. Поедемте вместе. Там можно такого шума наделать!

— Ничего вам по этому поводу сказать не могу, вы понимаете сами. Такие вещи решаются не в одну секунду, да и не мной. А вот что вы мне скажите: действительно будут судить наших или это слухи?

— Нет, нет, точно. Вчера получила письмо от Николая Гавриловича… Я вижу, вы морщитесь? Пожалуйста! Я его тоже презираю — известный враль… Но дружу — либерал! Мы их всех используем. О том, что Пыжов и Улусов тут наделали, наши знают. — Сашенька особо подчеркнула последние слова. — Пыжов мерзавец и достоин одного — пули. С Улусовым тоже сосчитаемся.

— Сашенька, думайте, что говорите! — резко прервала ее Таня. — Вместо одного начальника пришлют другого.

— И того туда же!

— Третьего найдут. Кого-кого, а охотников на эти должности много. Ну, ладно, не будем спорить. Мы с вами не столкуемся.

— Будь я на месте правительства, — насмешливо заметила Сашенька, — я бы разрешила социал-демократам легальную деятельность. Они для устоев совсем не опасны.

— Во-первых, это вам сказал Волосов. Во-вторых, социал-демократы были бы очень признательны, если бы им, с вашей помощью, разрешили легальную деятельность, — иронически вставила Таня.

— Уж очень основательные у вас принципы. Сначала, видите ли, пролетариат надо обучать грамоте элементарной, потом политической, а потом, когда он будет совершенно сознательным, повести его в наступление. Лет на двести работы! — Сашенька рассмеялась.

— Вы читали что-нибудь о принципах социал-демократов?

— Читала, милочка, Лахтин давал. И после него… Такая скучища — скулы от зевоты сводит.

— Жаль мне вас! Много вы читаете и мало понимаете…

— Я понимаю одно: самодержавие надо уничтожать сейчас же, бить таранами его стены. Здесь пролом, там пролом, там рухнул столб, там другой, — глядишь, и все здание развалилось. Именно сейчас надо поднять и бросить взбаламученную стихию в бой, чтобы она смела все.

— Это же чистый авантюризм.

— Слышала я это от вас, слышала… Поймите, дорогая, у меня совсем иной путь, чем ваш, совсем иное назначение! — Голос Сашеньки принял торжественно-таинственный оттенок.

«Как это скучно и пошло, — она же разыгрывает из себя Орлеанскую деву! — Подумала Таня. — И главное, верит, что она тот человек, который спасет отечество…»

— Что же у вас за назначение? Замуж, что ли, выходите? — спросила Таня, переводя разговор в шутку.

Сашенька не пожелала заметить иронического тона.

— Я замужем никогда не буду! — с пафосом произнесла она. — Мне этого счастья, — она брезгливо поморщилась, — совсем не хочется… Вот вы и детей наплодите, и учить их будете, и все прочее. Господи, как я хотела уехать к бурам! Я бы там себя показала! Я умею стрелять из револьвера; тридцать шагов — цель бита. А вы небось револьвера-то в руках не держали? Послушайте, Таня, вы убили бы человека?

— Странный вопрос, — уклончиво ответила Таня.

— А я убью! — И, резко меняя тему разговора, Сашенька сказала: — Отвезите меня в Улусово! Сейчас же, если можно.

— Хорошо. — Таня пожала плечами, — Мне придется послать с вами Катерину: Листрат лежит избитый.

— И еще раз повторяю: мы предлагаем вам вместе действовать в Сарове.

Таня ушла, ничего не сказав.

Каменный буерак начинался неглубокой лощиной; через нее проходила дорога на Улусово.

По мере удаления от дороги лощина углублялась, края ее из пологих делались обрывистыми, а в четырех верстах от села буерак представлял собой глубокую расщелину с вертикальными стенами. Кое-где в них виднелись отверстия вроде пещер. Лет сорок назад родитель Ивана Павловича надумал ломать камень, шахту заложил на глазок, и в первый же день сорвавшиеся камни задавили насмерть двух мужиков. Каменоломня с тех пор была заброшена, и никто к ней не хотел притрагиваться.

Петр случайно подслушал, как Иван Павлович сманивал сидельца казенки пойти с ним в компанию и начать разработку камня.

— Слух есть, говорил Иван Павлович, — будто самый главный царев министр Витте удумал строить новую ветку от чугунки, и пройдет она верстах в двадцати от села.

Пока «винопольщик» думал да гадал, Петр решил взять каменоломню в свои руки. Он рассуждал так: начнут класть чугунку — быть ему богатым. Не будет чугунки — опять же не в убытке: мир строит церковь, понадобился материал, — пожалуйста: камень, известка — рукой подать, а уж он не прогадает.

Петр ходил по заброшенной каменоломне, прикидывал, заставлял Андрияна то там ударить ломом, то здесь: пробовал крепость породы.

— Ежели сделать все как следует, камень ломать можно. Конечно, береженого бог бережет, человека с умом и камень не ушибет, — определил Петр, когда осмотр был окончен.

— Не пойдут, — отмахнулся Андриян. — Камень наши мужики ломать не полезут. Я их знаю.

— Да еще как пойдут! Чего им зиму-то делать? На печке бока пролеживать? Мне бы на первый случай человек десять поотчаяннее набрать, а там валом повалят. Я тебя главным приказчиком сделаю, желаешь?

— Ну нет. Убьет кого — я же в ответе. Тебе бы улусовского немца, вот фигура. Этой собаке, хоть все мы околей, — нипочем!

— Да-а, Карла Карлыч, он бы, конечно… А то иди, жалованье положу. Что тебе в стариках-то вековать?

— Жди от тебя жалованья, — буркнул Андриян. — Нет уж, мозгуй как знаешь.

Петр решил завтра же сходить в Улусово договориться насчет аренды каменоломни.

В тот же день за вечерним чаем Викентий сказал Тане, что он написал царю письмо, где взывает к его милосердию, просит своим словом предотвратить кровавые последствия, могущие возникнуть в будущем.

— Папа! — Таня нахмурилась. — Неужели мне опять надо повторять, что царь не в силах что-либо сделать, будь он даже самым распрекрасным человеком. А ведь известно, что он мстительный, мелкий человек и умом не выше Улусова. Неужели ты этого не понимаешь? Интересы Улусовых — его интересы. Пойми это!

— Мое пастырское назначение состоит в том, чтобы напоминать грешникам: господь многотерпелив, но страшен гнев его.

— Значит, Луку Лукича били за то, что он прогневал бога? — допытывалась Таня, хотя и знала, что ее вопросы очень неприятны отцу.