Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Стоили безветренные дни, в небе, высоком и чистом, совершало свой путь солнце. Волга спокойно несла синеватые воды мимо березовых рощ и соснового леса. Компания — инженеры и преподаватели гимназии с женами, два-три чиновника земской управы, дочь богатого самарского купца — высадилась на гористом берегу, верстах в дести от города. Жена Глеба Зинаида Невзорова и супруга комиссионера Татьяна Викентьевна занялись приготовлением закуски, остальные развлекались каждый на свой вкус.

В течение всего дня Флегонту и Глебу не удалось побыть наедине. Вечером начались танцы у костров, и поговорить тоже не пришлось. Лишь на обратном пути, сидя в маленькой двухместной лодке, они смогли побеседовать, не стесняемые никем.

— Так вот о деле, — сказал Глеб, когда их лодка была на достаточном расстоянии от остальных. — Я вызвал вас по чрезвычайно важным обстоятельствам. В Тамбов отправлены две корзины с «Искрой» и другой литературой. Получатель их провалился. Незатребованные корзины были, как водится, вскрыты. Жандармы забрали их. Известно, что они хранятся в комнате тамбовского станционного жандарма; охранка все ждет, не явится ли кто-нибудь за ними. Все мои люди в разгоне. Владимир Ильич заваливает нас делами. Вам надо выручить корзины.

— Сложное дело, — сказал Флегонт.

— Поэтому-то я и поручаю его вам, — с улыбкой возразил Глеб. — В одной из книг, в переплете, хранится письмо Ленина, но мы узнали об этом, когда литература уже была отправлена. Между тем письмо очень важное: в нем Ленин пишет о создании Организационного Комитета для созыва Второго съезда партии.

Флегонт помолчал, слушая, как плещется и журчит вода.

— С этим делом одному не управиться. Дайте мне в помощь Таню.

— Еще кого?

— Придется просить помощи у Тамбовского комитета. Только тамбовцы люди жадные, всю литературу потребуют себе.

— А она им и послана. Приметы книжки, в которую вложено письмо, такие: переплет обычный, но на обложке, в названии, одна буква стерта и едва видна.

— Запомнил. Когда выезжать?

— Завтра же.

— Будет сделано.

Лодка миновала излучину. Показались огни Самары.

Через неделю после этого разговора в дежурное помещение жандармского железнодорожного управления станции Тамбов вошла молодая, хорошо одетая женщина. Дежурный жандарм осведомился, чем он может ей служить.

Дама сказала, что у нее украли паспорт, назвала фамилию, имя, отчество. Пока жандарм, вытянув рот трубочкой и посапывая, писал протокол, пострадавшая рассеянным взглядом осматривала комнату.

Она была разделена на две части: в одной помещался дежурный, — тут стоял диван для отдыха, стол, два стула; другая, отделенная деревянной решеткой, служила кладовой и запиралась решетчатой дверью.

Устав сидеть, женщина встала, сделала несколько шагов по комнате, прошла мимо кладовой, мимоходом заглянула в нее, увидела между всякими вещами, забытыми пассажирами, две корзины, зевнула, сделала еще несколько шагов по комнате и снова села.

Подписав протокол, она ушла. Это была Таня.

На следующий день, в час прихода скорого поезда, на железнодорожных путях, вблизи вокзала, раздались выстрелы.

Из помещения дежурки выбежали жандармы и поспешили к месту, где шла стрельба.

Там, перебегая между вагонами, стреляли и взрывали петарды пять человек из тамбовской организации социал-демократов во главе с Флегонтом.

Как только жандармы оставили помещение, трое молодых парней в белых фартуках с бляхами носильщиков вошли в дежурку, выломали дверь кладовой и через несколько минут появились на перроне с корзинами.

Кто-то из публики закричал: «Держи их!» Флегонт вынул револьвер и крикнул: «Молчать! По вагонам!»

Все шарахнулись от него. Какая-то дама упала в обморок. Пассажиры, толкая друг друга, полезли в вагоны. Когда носильщики скрылись, Флегонт перемахнул через ограду, отделявшую платформу от привокзальной площади; здесь его поджидал извозчик.

Флегонт прыгнул в пролетку. Лошадь помчалась по аллее, ведущей в город. Доехав до Обводной улицы, Флегонт оставил пролетку, пробежал два квартала, перехватил подвернувшегося извозчика, а через несколько кварталов покинул его.

Убедившись, что погони за ним нет, он спокойно направился к месту, назначенному для встречи с Таней. Туда же тамбовские товарищи должны были доставить корзины.

Несколько экземпляров книги Ленина «Что делать?», в том числе и экземпляр с условным знаком, Флегонт взял себе.

Одному из тамбовских товарищей было поручено отвезти остальную литературу в Дворики и спрятать до поры до времени в землянке, в кургане у Лебяжьего озера.

Литературу запаковали в сундук и в тот же день отправили по назначению.

…Глеб, выслушав отчет Флегонта, восхищенно сказал:

— Вы просто молодчина!

Так и прозвали Флегонта в подполье — «Молодчина».

Листрат все чаще заговаривал с Викентием о своем желании уйти на заработки в Царицын.

Викентий сказал, что отпустит его, когда найдет подходящего батрака. Листрат назвал Чобу. Тот отказался батрачить у попа по причине, о которой помалкивал. Мысли его были прикованы к кургану и к кладу, спрятанному атаманом Он много раз бывал у Лебяжьего и всякий раз не осмеливался открыть двери землянки, читал молитву, крестился, плевался по три раза во все стороны. Ему чудились вокруг голоса, огни, тени — он убегал.

Потом в селе начались непонятные для Чобы происшествия, и хотя сам он, как ему казалось, никаким образом задет ими не был, тем не менее участие в них принимал.

Ольга Михайловна, после того как Аксинья Хрипучка отказалась принять на зиму молодых, приютила их в школе, — Аленка помогала учительнице в домашних делах, Чоба топил печи.

Устроившись на новом месте, пастух выпил для храбрости «мерзавчик» и пошел за кладом.

Взяв лопату и лом, спрятанные в камыше, Чоба вошел в землянку, засветил фонарь, закрыл дверь и начал копать землю, все время читая молитву. Работал быстро, землю наружу не выносил, чтобы ею же засыпать яму. Он вырыл колодец аршина в полтора глубиной. И тут лопата стукнулась о что-то твердое.

Чоба выронил лопату, вытер лоб, еще три раза прочитал молитву и одеревеневшими руками снова принялся копать. Лопата часто ударялась о железо, а Чоба все рыл и рыл. Он осветил дно ямы — перед ним была покатая поверхность сундука, обитая железными полосами.

— О, господи, клад!..

Послышалось мяуканье. Чоба в полумраке увидел чьи-то глаза, сверкающие зеленым огнем.

Чоба задрожал, хотел было прочитать молитву, но от страха забыл начало. Между тем мяуканье становилось все более настойчивым, а зеленые глаза приближались. Чоба перекрестился — мяуканье смолкло.