Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Я допускаю вас до самого сокровенного, что есть у меня, — с волнением заговорил Викентий. — Вот, смотрите! — Он раскрыл пакет. — Здесь нелегальные книги, письма Филатьева, копии моего письма Филатьеву о полном разрыве с ним… Читайте, читайте, я доверяю вам все свои секреты. Вот письмо Филатьева об олигархии и сатрапах, которые держат государя на цепи… В этом письме его мысли об устранении великих князей от управления государством. Здесь он пишет о необходимости созыва земского собора. Я отдаю в ваши руки свою судьбу и судьбу Филатьева! Почему вы не верите мне?

Ольга Михайловна, как показалось Викентию, смягчилась.

— Хорошо, — сказала она. — Но что вам, собственно, от меня нужно?

— Доверия! — пылко произнес Викентий. — Такого же, какое я оказываю вам. Я не настаиваю, чтобы вы спрятали все это у себя. Я сам зарою эти книги и письма в риге, в двух шагах влево от ворот, запомните. И прошу вас, если со мной что-либо случится, выкопать пакет и передать Тане. Пусть и она знает — я порвал с охранкой.

— Не порвав со своими идеями, — заметила Ольга Михайловна. — Впрочем, мне нет охоты пускаться с вами в спор. Хорошо, я сделаю так, как вы просите. До свидания! — И принялась за тетрадки.

Викентий ушел, проклиная себя.

Незадолго до очередного отъезда из Самары по делам Транспортного бюро Флегонт получил письмо от Ольги Михайловны. Она писала, что как-то ночью к ней явились Волосов и еще один эсер, по фамилии Стукачев, заявили, что действуют от имени Тамбовского комитета эсеров, и предложили объединить свою работу в деревне с деятельностью социал-демократов. И ушли, сказав на прощание: «Будем ждать ответа три недели, а потом объявим, что эсдеки полностью сдали нам тамбовскую деревню». Стукачев оставил конспиративный адрес, куда надо было послать вызов эсеровским делегатам. Совещание предложил устроить в землянке у Лебяжьего.

Флегонт взбеленился. «Стоит, черт побери, доказать этим демагогам, что и в деревенских делах социал-демократы не лыком шиты и вовсе не намерены отдавать деревенскую голытьбу в руки эсеров!»

Так он появился в Двориках. Два дня Флегонт сражался в землянке с эсерами. Их поддерживал Петр Сторожев — «представитель трудовых мужицких масс», как представил его Стукачев. Флегонт вовсе не удивился тому, что Петр якшается с эсерами.

Эсеры вели себя вызывающе нагло и договорились до того, что именно они должны руководить объединенными усилиями, потому что-де у социал-демократов никакой опоры в селах нет.

Флегонт в самый разгар никчемного спора покинул землянку и увел Ольгу Михайловну, — она тоже принимала участие в скандальном совещании.

Флегонт сказал, что хочет повидать отца. Ольга Михайловна отговаривала; Флегонт сердито заявил, что в няньках не нуждается.

Ольга Михайловна пожала плечами и сдалась, пообещав пригласить к себе Луку Лукича. Флегонт ушел в сторожку на кладбище.

В тот же вечер к Ольге Михайловне собрался Викентий. Он узнал от волостного старшины новость: земство отпустило деньги на постройку новой школы. С этой приятной вестью Викентий шел к Ольге Михайловне, все еще тая надежду восстановить былую дружбу.

Дважды Викентий заходил в школу, но Аленка твердила одно:

— Ольга Михайловна ушли.

— Куда?

— Не знаю.

— Ты не уговорила Чобу пойти ко мне работником? — как бы вскользь спросил отец Викентий.

— Ой, батюшка, уж простите его, неученого, словно бык уперся.

— Лучше сказать, как баран!

Аленка промолчала.

Викентий ушел домой, но ему не сиделось. Он то и дело раздвигал занавеску и смотрел, нет ли света в окне учительницы. Прошел час. Свет в комнате учительницы горел. Викентий направился в школу.

У Ольги Михайловны сидел Лука Лукич. Викентий удивился: какое дело могло быть у старика в школе в такой поздний час?

Лука Лукич, приняв благословение, сказал:

— Вот зашел поговорить насчет постройки школы. Подсчитал — кирпича для строительства церкви купили с излишком. Может, на школу пожертвуем?

Столь странное объяснение позднего посещения школы возбудило у Викентия смутные подозрения.

— А что ж, — согласился он, — если останется, отдай. Дело благое. Как раз бумага пришла из земства: разрешили кредит на постройку школы. Я пришел, Ольга Михайловна, чтобы сообщить вам это.

— Спасибо. Чаю хотите? — сухо спросила Ольга Михайловна. — Я сейчас! — И поспешно вышла.

«Странно, — подумал Викентий — Гм… Что-то тут…»

Ольга Михайловна возвратилась через несколько минут.

— Я не расслышала, о какой бумаге вы говорили? — сказала она, садясь на свое место в угол. — Чай сейчас будет, я подняла Алену.

— Из земства пришла бумага, разрешили кредит на постройку школы, — повторил Викентий.

Лука Лукич зевнул.

— Ну, нет сна, хоть убей! Ворочался, ворочался, дай, думаю, схожу к барышне, скажу насчет кирпича.

— Я тоже пришел порадовать Ольгу Михайловну, — вскользь заметил Викентий. — Да вижу, что она не очень рада мне.

— Я устала, — уклончиво ответила Ольга Михайловна.

Наступило молчание. Кто-то тихо прошел по коридору, потом чуть слышно закрылась входная дверь. Это Чоба побежал к Никите Семеновичу с просьбой тотчас же прийти в школу.

— Алена, кто там ходит? — крикнула Ольга Михайловна.

— Я, барышня, — послышался голос Аленки. — Подавать самовар, что ли?

— Давай.

Аленка закрыла за собой дверь. Ольга Михайловна неторопливо собрала посуду. Викентий пристально наблюдал за ней.

— Чоба дома?

— Спит, — ответила Ольга Михайловна.

Пока пили чай, пока говорили о кирпиче, об отпущенном кредите и строили всякие планы, прошло полчаса. Аленка поманила Ольгу Михайловну.

Ольга Михайловна вышла в коридор; ее ждал Никита Семенович.

— Беги на кладбище, — шепнула ему Ольга Михайловна, — и скажи Флегонту, чтобы он не приходил ко мне. Здесь Викентий.

Никита Семенович опрометью бросился на кладбище. В сторожке никого не было. Он повернул назад, добежал до школы и увидел, как в освещенном дверном проеме появилась и исчезла фигура Флегонта.

Никита Семенович крепко выругался, хотел пойти домой, но тут же передумал, вернулся к школе и стоял у двери до тех пор, пока Лука Лукич, Флегонт и поп не разошлись по домам.

Лука Лукич услышал знакомые тяжелые шаги в коридоре, подошел к двери, открыл ее, сказал:

— Погоди, Флегонт! — и обернулся к попу.

Ольга Михайловна сидела, побледневшая и растерянная.

— Вот что, батюшка, — заговорил Лука Лукич, — мне известно, как ты злобен на моего сына и на зятя своего Флегонта. Я не знаю, что сейчас в твоих мыслях, но единое вероподобно для меня, что ты за милую душу выдашь Флегонта.