Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

— Как так четверть единицы? — лениво проговорил Николай, следя за дымом папиросы. — И к чему все это, однако?

— К тому, ваше величество, что я понял, как можно увеличить богатство империи и что для этого надо сделать. Государство много теряет, если главный оплот его — крестьянство — экономически недостаточно сильно.

— Но это надо доказать, а?

— Уже доказано, ваше величество.

— Да, но я — то об этом не знаю. Вы как-то вдруг… не предуведомив… Я даже не познакомился с материалами, да и есть ли они? — Николай был явно недоволен тем, что министр начал говорить о предмете, незнакомом ему.

Витте, чтобы сгладить неловкость, сказал:

— Ваше величество, я потому без предуведомления решил высказаться по сему предмету, что он отвечает вашей мечте о благоденствии подданных. Я помню, как вы благосклонно говорили со мной однажды о крестьянских делах. По свойственному вашему добросердечию вы благожелательно отнеслись к нуждам крестьян и считали их первенствующими.

Николай смягчился.

— Да, — сказал он, — я люблю моих крестьян. Хорошо, но как же вы полагаете? Может быть, напишете что-либо? А? И соберете мне кое-что почитать? Вы говорите, есть какие-то цифры?

— Я не замедлю представить на ваше высокое рассмотрение, ваше величество, мои мысли и материалы по затронутому предмету.

— Отлично! — Николай кивнул министру, давая тем знать, что затянувшаяся аудиенция окончена.

Витте откланялся и вышел. Он ликовал: разговор удался.

Их величества остались одни.

— Нравится тебе Витте? — переходя на английский, спросил жену Николай.

— Нет, Ники, он мне не нравится. Мне кажется, что он ищет большей власти, чем имеет. Будь добр, отодвинь штору. Спасибо. Может быть, он и полезный человек для России, не знаю…

— Вот и Победоносцев против него, — уныло сказал Николай.

— Мне подсказывает сердце, что Витте опасен для тебя. Победоносцев мог ругать его по другим причинам. А я чувствую…

— Между тем и папа говорил, да и все утверждают — Витте самый умный человек в России.

— Самый умный человек в России ты.

— Ты единственная умница здесь…

— Чего, однако, не находят ни твои дяди, ни твоя матушка! — зло сказала Аликс, и пятна выступили на ее щеках.

— Бог с ними, — примирительно ответил Николай и, чтобы переменить неприятную тему, сказал: — Однако же ждет ли меня этот тамбовский мужик?

Он позвонил.

Доложили, что мужик ждет давно.

Когда Луке Лукичу сказали, что царь согласился говорить с ним, он не удивился. Он был уверен, что молодой государь должен накануне коронации и миропомазания выслушать посланца народа.

Без боязни и страха вошел Лука Лукич в ворота императорской резиденции.

Стоя с непокрытой головой у террасы, он мысленно повторил все те почтительные, но твердые слова, которые скажет царю.

То, что он достиг заветного самым необыкновенным образом, через презренную бабку Фетинью, нисколько не смущало его. Конечно, в случае благоприятного исхода встречи бабка потребует мзду. Село заплатит, дал бы бог удачи!

Лука Лукич не сомневался в удаче. Царь не только выслушает его и сделает все, что попросит Лука Лукич. Царь обратится к нему за советом по всеобщим сельским и земельным делам, — Лука Лукич готов был дать этот совет, если даже для того пришлось бы прожить в Питере целый год.

Николай вышел на террасу. Он чувствовал себя отлично, ему даже было интересно поговорить с крестьянином. Он ожидал, что мужик, увидев его, падет на колени или бросится целовать руки, и немало удивился тому, что тот не только не упал в ноги, но, склонившись в поясном поклоне, выпрямился и стоял прямо, глядя царю в глаза.

Николай, внимательно вглядевшись в Луку Лукича, сразу же решил обласкать его. Все в этом старике импонировало ему: могучий рост, величавая медлительность, отсутствие раболепства, ясный взгляд и преисполненные достоинства слова. Именно таким представлял себе царь коренного русского крестьянина, опору трона, защитника порядка и создателя материальных благ.

Обратное чувство возникло у Луки Лукича, когда он как следует рассмотрел исподлобья даря. «Бородка рыжеватая, ровно тебе мочалка, — думалось Луке Лукичу. — Правая ножка выставлена форсисто вперед, лицо землистое, взгляд скучный. — Лука Лукич вздохнул. — Да, жидковат, мелковат, царского маловато!..»

— Ну, здравствуй, любезный, — приветливо начал Николай. — Лука Лукич, кажется?

— Точно, государь. — Лука Лукич удивился: откуда царю знать его имя-отчество? Потом догадался: Фетинья сказала.

— Сколько же тебе лет? Крепок ты еще, погляжу. — Николаю все больше нравился этот исполин.

— Я, государь, пока что собираюсь прожить до ста лет, — почтительно ответил Лука Лукич. — Здоров, нечего бога гневить. Кабы не моя громаднющая семья — у меня, государь, семья вроде твоей — да кабы не мирские заботы, я бы и до двух сотен дотянул. — Он усмехнулся, помолчал и добавил: — Не года старят — думы. И мирские и свои.

— Какие же у тебя думы и заботы?

— Сын мой, государь, ушел из семьи, нужда его выжила, а теперь его в тюрьму закатали.

Николай нахмурился.

— В тюрьму? Он, что же, крамольник, что ли? Социалист?

— Точно, государь! — Лука Лукич почитал великим грехом скрыть что-нибудь в этот час от царя.

— Вот как! — Николай сурово посмотрел на Луку Лукича. — Это нехорошо: уходить из семьи, вставать против отца и против своего государя!

— Да ведь он за правду стоял, а его в тюрьму! За что? За правду?

— Я не знаю этого дела! — отмахнулся Николай. — Значит, за дело, раз в тюрьму. А что у вас за народная нужда? Мне бабушка говорила что-то, но я не уловил сути.

— Фетинья, государь, старуха хитрющая и деньгу любит, ты ей не очень-то верь, — проникновенно сказал Лука Лукич. — Но, спасибо ей, помогла мне с тобой свидеться. Батюшка, царь наш милостивый! Вот какая у нас нужда. Мы на нашу землю Грамоту имеем от твоего прародителя царя Алексея. Но царица Катерина ту землю у нас отобрала и своему постельничему Улусову отдала…

— Как ты смеешь так говорить? — оборвал его Николай.

— А я правду сказал, батюшка, правду, уразумей! — Лука Лукич был поражен тоном царя.

— Чепуха, какая там правда!

— Обыкновенная, государь. Дело житейское. Улусову наши земли пришлись по нраву, она ему их и отдала. А у нас на них Грамота имеется.

— Хм! — Разговор принимал неприятный оборот. Царь нахмурился. — Грамота? Что за Грамота?

Лука Лукич вынул из сумы ветхий свиток и отдал царю.

— Она с титлами писана, государь, — сказал он, боясь, как бы царь невзначай не помял Грамоту. — Бесценная вещь, и в ней вся наша жизнь.