Любовь Воронкова - Беспокойный человек

«Надо бы, надо уж нам коров заводить хороших», — подумала Катерина.

И, вспомнив рассказ Насти, представила себе костромскую ферму — все одномастные, серебристо-серые, крупные, молочные. Как достигнуть этого?

«Будем лучших телят подбирать. Ну что ж! И у Малининой не сразу такая-то ферма стала! Малинина сумела, а почему нам не суметь?»

В конце сентября отелилась большая холмогорка Ласка. В эту ночь Катерина осталась ночевать в коровнике вместе с Дроздихой и с дояркой Аграфеной. Ласка была Аграфенина корова.

Вечером прибежала на скотный Анка, вызвала Катерину за ворота и зашептала ей прямо в ухо:

— Сережка велел на гулянье приходить. Он завтра в МТС уезжает!

Катерина крепче затянула полушалок, накинутый на плечи, внимательно посмотрела в простодушные Анкины глаза и опустила ресницы.

— А зачем мне идти? — сказала она как могла спокойно. — Не обязательно. На гулянье и без меня не скучно…

— Но ведь он же меня за тобой послал! — горячо возразила Анка. — Сам послал! Ну что я, врать буду?!

— А если послал, так мне и бежать надо? А ты ему скажи: она не может. Мы теленка ждем!

— Ну что ж такого? Тут вон и тетка Аграфена и Дроздиха. И дед Антон придет. Что, без тебя не обойдутся? Ах, Катерина! Какой парень! Бели б он меня так-то позвал, да я бы двадцать километров по острым камням бежала к нему! Ну, да ведь что делать? Меня-то не зовет!..

Катерина, молча уткнувшись подбородком в полушалок, глядела на темную осеннюю улицу, на огоньки маленьких окон, мерцающих вдоль посада, на далекий, качающийся от ветра электрический фонарь, висящий на столбе около избы-читальни. Там уже поют гармони, там уже слышатся веселые голоса.

Всю силу своей воли пришлось собрать Катерине, чтобы не схватить Анку за руку и не припуститься на тот конец деревни. Знакомые мотивы песен неудержимо звали и манили подхватить, запеть…

— Нет, Анка, нет! Первого теленка принимаю сегодня. Не могу таким делом рисковать, нет, не могу! Простись за меня с Сережкой сама. Пожелай ему счастливого пути.

На последней фразе голос Катерины сорвался и погас.

— Не пойдешь?

— Нет.

— Ну, смотри! — пригрозила ей Анка. — Вот пойду да и отобью у тебя Сережку!

— А чего отбивать, если не прибито?

Анка, уже отбежав на несколько шагов, вернулась и обняла Катерину:

— Если б я могла отбить, так и то никогда бы не сделала! — сказала она. — И не сделаю никогда!

И побежала по дорожке мимо пруда, постукивая каблуками, маленькая, крепкая, — в красной шапочке подосиновый грибок.

Катерина стояла и смотрела ей вслед. Рванул ветер, с большой старой ветлы слетела и пронеслась над головой целая стайка узеньких листьев. Катерина вздрогнула от холода и вернулась на скотный.

Тускло горела лампочка под потолком. Сонно и тяжело дышала корова. Аграфена устроила постель на сене в пустом стойле.

— Ложитесь, поспите, — сказала Наталья, — а мне все равно не спать. Когда понадобитесь — разбужу.

И неизвестно, наяву это было или ранняя зорька наворожила такой веселый сон Катерине. Будто праздник на улице, будто играет гармонь около самых окон. Играет, рассыпается серебром… И подходит Сергей к окну и зовет тихонько: «Катерина! Катерина!» И Катерина видит его яркие глаза и темные брови вразлет… Радостно и тревожно Катерине, не знает, что ему ответить.

«Твоя мать не любит меня, — шепчет она, — и для тебя я тоже нехороша. А зачем ты стоишь здесь?.. Ты же найдешь себе тихую, хорошую…»

А гармонь звенит и заглушает ее голос. И сквозь мелкие, частые ее переборы слышится только ее имя:

«Катерина! Катерина!..»

Катерину тряхнули за плечо, и она проснулась.

— Ну, крепко спишь! — сказала Наталья. — Раз пятнадцать тебе крикнула. Вставай, принимай прибыль!

Несколько мгновений Катерина не могла различить, где сон, а где явь: гармонь еще играла за стеной, постепенно удаляясь.

— Ишь, гулянку устроили возле скотного двора! — проворчала Наталья отходя. — Да еще к окошку кто-то совался… Места им нет!

Катерина вскочила и побежала к корове. В маленькие окошки глядела холодная заря.

Клетку с теленком перетащили в Катеринин телятник. Катерина густо настлала ему чистой соломы и сверху тоже прикрыла соломкой, как одеялом. Через минуту в телятник вошел дед Антон.

— Уже управились? А я думаю, дай схожу взгляну, как тут дела.

— Все хорошо, дедушка Антон! — еще сильно взволнованная, ответила Катерина. — Телочка!

— Ну, в добрый час! Идите спать теперь.

Аграфена зевнула:

— И то пойду! — И вышла из телятника.

Но Катерина все стояла у клетки и смотрела на маленького черного с белым теленка.

— Племенная, дедушка Антон!

— Это что за чудеса такие? — раздался вдруг голос Дроздихи. — На окне цветы какие-то…

Наталья вошла с веткой пышного розовато-белого ночного левкоя. Тонким прохладным ароматом потянуло от густых лепестков.

— Хм!.. — усмехнулся дед Антон. — Не иначе, у тебя, Наталья Гавриловна, какой-то ухажёр завелся. Цветы носит!..

— Да ты, знать, одурел, старый! — удивилась Дроздиха. — Да на что мне цветы? Куда мне их?

— Ну, не тебе, так, значит, мне! — продолжал дед Антон. — Знать, влюбилась какая-нибудь…

— Ох, старый кочедык! — засмеялась Дроздиха. — Ишь, что городит!.. Выдумал тоже: будут ему цветы дарить!.. — И вдруг, словно ее осенило, Дроздиха уставилась на Катерину: — Ба!.. Да это, видно, тебе!..

— Вот так! Проснулась! — закричал дед Антон. — Да неужто, голова, нам с тобой будут цветки подбрасывать? Эх, матушка, соображать надо!

Катерина, чувствуя, как горячая кровь заливает ей лицо, взяла цветок. Она знала, откуда он: такие цветы растут только в палисаднике у Рублевых. Они до самых заморозков цветут у них за высокой загородкой. И, не в силах сдержать счастливую улыбку, сказала:

— Дедушка Антон, надо нам из телятника уйти. Пусть телочка спит!

И, когда вышли все в тамбур, напомнила:

— Дедушка Антон, значит я в этом телятнике хозяйка. Ты помнишь это?

— А кто же? Так и договорились. Хозяйка ты, и ответчик ты.

— Ну, тогда так. Запиши, дедушка Антон, в наши правила: чтобы никто, кроме меня и кроме ночного сторожа, не входил в телятник, даже бригадир. Даже ты. Только ночной сторож может входить и я. Принимаешь?

— Ну что ж, правильно! И в Караваеве так.

— Да ведь я оттуда и вычитала. И чтобы посуда у меня была отдельная. И чтобы корма мне в тамбур подавали, а телят кормить буду только я. Принимаешь?

— Принимаю.

— Ну вот. И напиши это, дедушка Антон, в наши правила. Чтобы на ферме все об этом знали.

— Обязательно напишу.

Тусклая заря желтела на небе. По небу шли тяжелые, медленные облака. Кое-где еще сквозили чистые осенние звезды.

— Ну, иди, голова, иди спи! — сказал дед Антон. — А уж мне идти не к чему — скоро доярки придут.