Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

— Здорово обжегся?

— Здорово!

Паровоз, рявкнув, тронулся с места. Цистерны были спасены.

Пожар через несколько минут ликвидировали — сгорело два вагона. Остальные удалось отстоять.

Сергей Иванович поговорил о чем-то с Алексеем Силычем, который командовал около состава, и направился на территорию завода. Демонстранты были на месте — никто не ушел, все ждали конца митинга, все знали, что закладка должна состояться.

Когда Сергей Иванович взошел на трибуну и снова поднял кирпич, люди запели «Интернационал».

Сергей Иванович снял шапку. Трубы оркестров подхватили гимн. Люди пели, освещенные колеблющимся желтоватым светом; лица их были суровы — песня звучала как клятва.

Когда все смолкло, Сергей Иванович сказал:

— Никто нам не помешает, ничья подлая рука не остановит нашу решимость строить жизнь по Ленину…

И ближние ряды демонстрантов услышали чавканье цемента — кирпич был положен на место.

Оркестры заиграли туш, загремело «ура».

Оно катилось по территории завода, замирало и снова катилось через площадь.

На территории завода, когда ее покинули демонстранты, остались Сергей Иванович, председатель городского Совета и еще несколько человек.

— И в городе света нет? — спросил Сергей Иванович. — Странно! Товарищи инженеры, что вы об этом скажете? Две машины в одну и ту же секунду выбыли из строя.

— Ничего не понимаю, — ответил небритый, мрачный человек в фуражке инженера. — Черт его знает, в чем дело. Нелепая история. Дня на четыре канитель.

К группе разговаривающих подошел Антон Антонович.

— Товарищ Сторожев, — сказал Антон Антонович, — это на вредительство похоже.

— Ну, ну, только не перегибать палку, — сказал Сергей Иванович. — Так вы говорите, — снова обратился он к небритому инженеру, — раньше как через четыре дня ничего нельзя сделать?

— Так точно! — по-военному ответил небритый.

— Это невозможно! — сказал Сергей Иванович. — Это немыслимо! А если дать на площадку ток с других машин?

— Останутся без тока торфоразработки и город. И «Светлотруд» придется остановить. Нет, раньше четырех дней не исправить.

— Что он говорит? — спросил Антон Антонович. — Это про какие такие четыре дня?

— Вот товарищ утверждает, что машины можно пустить только через четыре дня. Четыре дня депо будет стоять. И на этой территории — кончай работу.

— А не много ли? — спросил Антон Антонович. — Что так густо — четыре дня?

Инженер насмешливо улыбнулся.

— Если вы можете раньше сделать — в добрый час.

— И сделаем! — закричал Антон Антонович. — Подумаешь! Семен!

— Здесь.

— Павел Доронин дома?

— Видать, дома.

— Крой к нему, пускай соберет свою бригаду. А я со «Светлотруда» своих притащу. Поди-ка ты — четыре дня! — ворчал Антон Антонович.

— Желаю удачи! — буркнул инженер.

— Я бы попросил вас пойти с этими рабочими на электростанцию, — сказал Сергей Иванович. — Я очень прошу.

Тот пожал плечами.

— Пожалуйста! Но никаких гарантий…

— Конечно. Я вас прошу!

Сергей Иванович пожал ему руку. Инженер ушел вместе с Антоном Антоновичем.

С вокзального холма Сергей Иванович увидел шествие комсомольцев. Поток факельных огней заливал Коммунистическую улицу. Пламя скакало, переливалось, дрожало, огненная река медленно стекала по склону холма в город, который был погружен во тьму.

Сергей Иванович сел в машину, съездил домой, переоделся, забинтовал обожженную руку и поехал на торжественное заседание в городской театр.

На площади перед театром собралась огромнейшая толпа. Горели факелы. Люди танцевали, пели. На эстраде, сколоченной кое-как, выступала «Синяя блуза», ей восторженно аплодировали. В углу площади дед-раешник, забравшись на грузовик, потешал людей своей сказкой. Всюду — пиликанье гармошек, металлический стук бубнов, развеселая дробь плясунов.

Киномеханики натягивали между телефонными столбами экран, около киноаппарата суетились люди. Картина «Поцелуй Мэри» была уже доставлена на площадь и ждала своего времени.

Карнаухов и Оля (она только что приехала из Двориков), увидев Сергея Ивановича, замахали ему руками. Рядом с ними Сторожев увидел Виктора и незнакомую девушку.

Виктор подошел вместе с Карнауховым к Сергею Ивановичу.

— Познакомьтесь, — сказал он Сторожеву. — Это моя… моя жена — Елена Компанеец. — И покраснел.

— Быстро писатели женятся! — пошутил Сергей Иванович и окинул взглядом Лену. Она ему поправилась: серьезная, складная такая. Ничего…

— Ну как, Сергей Иванович? — спросил сияющий Карнаухов. — Не скучновато у нас?

Сергей Иванович ткнул его пальцем в живот.

Карнаухов рассмеялся.

— Что же ты отстаешь от беспартийных? — сказал Сергей Иванович: — Обогнал тебя поэт.

— Ну уж, ты уж…

— Он меня не хочет брать замуж, дядя, — сказала Оля и лукаво посмотрела на Карнаухова. — Говорит — неученая, темная.

— Ну, и ты туда же…

Теперь смеялись все.

— Ну, веселитесь, ребята, а я пойду говорить. Разыщу вас…

Часа через три Сергей Иванович приехал на электростанцию. Там небритый инженер метался вокруг испорченных машин, ругался, чего-то требовал, кого-то искал…

Сергей Иванович улыбнулся и не стал ему мешать.

Когда свет погас, Лев запер мастерскую и прошел в заднюю комнату. Мити не было, он сидел в подвале с Петровичем; тот набирал очередную листовку.

Лев прилег на диван и тотчас заснул.

Он проснулся от бешеного стука, вскочил, медленно подошел к двери и откинул крючок.

В мастерскую ворвался Андрей.

— Что за черт! Я думал — ты умер! Тебя зовет Женя. Несчастье у них! Николая Ивановича и директора электростанции арестовали. Я случайно зашел к ним, относил Жене книжку. Мать в обмороке. Женя не знает, что делать, плачет, просит тебя прийти. Скорей!

Лев стоял.

— Ты что, не слышишь? — закричал вне себя Андрей. — Идем!

— Не пойду! Мне там нечего делать.

— Как — нечего делать? — Андрей побледнел, глаза его расширились, подбородок задрожал.

— Так. Если хочешь — ступай сам. Понятно?

— Подлец! — прошептал Андрей. Лицо его покрылось красными пятнами.

Он выбежал из мастерской.

И тут Лев замер.

На противоположной стороне улицы Лев увидел двух освещенных луной военных. Один из них качнул головой в сторону мастерской Льва. И тут же перешли через дорогу.

Лев одним прыжком кинулся к двери, запер ее и припал к окну. Военные остановились у мастерской и, как отметил Лев, переговаривались.

«За мной! — Лев задохнулся. — Кончено! Найдут типографию, найдут листовки — амба!»

Он заметался по мастерской, не зная, что делать, спрятал револьвер в пустую банку из-под клея, снова взял его оттуда, сунул под стол в кучу кожаных лоскутков, обшарил карманы, снова подбежал к окну: военные были у входа в мастерскую.