Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

Однажды он даже сел за стол и начал писать программу новой партии, в которой предполагал помирить Маркса с Христом и эсером Черновым, но дальше первого параграфа дело не пошло.

В Москву он попал в бурные времена. Там его путаные честолюбивые помыслы были разгаданы неким одноглазым человеком, который жил в столице под чужой фамилией и разыскивался…

Этот человек понял, в каких дебрях путается Никола, и помог ему запутаться в них еще крепче.

Он внушил Опанасу мысль о том, что «освобождение молодого поколения интеллигенции — дело самой интеллигентской молодежи и вождей, которых она должна выдвинуть».

— Однако, — сказал однажды этот человек Опанасу, — вожди совершат колоссальную ошибку, если не усвоят одной простейшей мудрости: лбом стену не прошибешь. Скрытое обходное движение, обходное движение, молодой человек, двойное окружение, а затем уже уничтожение врага — вот закон. О Каннах вы слышали? Ага! Так вот, в нынешние времена Канны — догма.

Опанас после этой беседы добыл книгу о Каннах, прочел и ничего не понял. Однако советы Одноглазого усвоил и тут же дал (в который раз!) честное слово самому себе приложить их к делу.

Когда Никола, окончив курс, собрался уезжать из Москвы домой, республика переживала трагические дни. Деникин шел на Москву и протягивал руку Колчаку. Гроза нависла над Питером, интервенты сидели на Севере, зашевелились белополяки.

Одноглазый долго говорил с Николой о том, как легко в это тревожное время добиться намеченной цели.

— Видите ли, молодой человек, — сказал он Опанасу, — большевики находятся на краю пропасти. Помогите нам сбросить их — и вашей услуги мы не забудем.

Одноглазый предложил Опанасу выгодную, но опасную работу.

Однако при первом же намеке на эту «работу» Опанас побледнел, понял, куда его тянут… В свою очередь и Одноглазый понял, что Опанас трус и для «работы» не годится. Он холодно распрощался с ним, обещав, однако, наведаться при случае в Верхнереченск.

В вагоне, сидя у окна, завернувшись в шинель и выставив из нее бледный нос, Опанас вспоминал последний разговор с Одноглазым из Москвы.

«Подтолкнуть большевиков к пропасти, — думал он, — это умно. А если в пропасть не большевики полетят, а — я? То-то и оно. С другой стороны, что же — оставаться навек провизором? Стать через сорок лет заведующим аптекой?»

Думы Опанаса были прерваны. К нему подсел старик с клочковатой бородкой; глаза его блестели по-волчьи. Вытирая рукавом красное потное лицо, старик долго и упорно разглядывал Опанаса.

— Военный, что ли? — надорванным голосом спросил он.

— Не военный.

— Стало быть, сам по себе? Удовлетворительно. И я сам по себе. Гляжу, сидишь ты, словно сыч, дай, думаю, поболтаю с умным человеком. Умный человек молчит, когда кругом языки чешут. Так я говорю?

Старик нагнулся к уху Опанаса и прошипел:

— Выпьем.

Опанас отказался.

— Не желаешь? Ну, бес с тобой. Чего в Москве слышно? Только не ври, я сам там был.

Опанас рассмеялся.

— Болтают, Ленин шибко болен…

Никола сказал что-то невразумительное.

— А ведь я тебе скажу, парень-то ты сурьезный! Побожись, что не коммунист!

Опанас, не задумываясь, перекрестился — старик ему показался занятным. Никола снял шапку и вытер пот, выступивший на лбу. Только сейчас он заметил, что в вагоне жарко, что все уже спят, почесываясь, покряхтывая во сне. Свеча в фонаре догорела, вагон трясся, как в лихорадке, по стеклам окон бежали струи воды — на дворе стояла непогода.

— Ну, и слава господу, — улыбнулся старик. — Раз бога поминаешь, значит, не из них. А то ведь каюк им скоро!

— Ну?

— Обязательно. Я, милай, шестой десяток на свете живу, я все в точности знаю, что и как будет. Я еще, как война началась, говорил: Николашке скоро конец. И что ты думаешь? Как в воду смотрел.

— Откуда же это ты знаешь?

— Расчет и сон. Расчет такой. Не жить им без Ленина, не жить, святая икона! Второе — сон! — Дед копался в своей бороде, словно хотел ее разодрать. — Сон такой. Белый крест стоит на красной звезде. Звезда о пяти концах. Вот и соображай! — Дед потянулся к карману, вынул бутылку, выпил и добавил: — Обязательно!

Он хотел сказать Николе что-то еще, но появился кондуктор, старик вернулся на свое место и больше не возвращался.

А Опанас, посидев еще полчаса, уснул. Внутренняя борьба окончилась, дед со своими снами и предсказаниями победил. Опанас решил, что устами старика говорил сам народ.

Виктора и Андрея Опанас встретил холодно. Разговаривать с ними в аптеке он отказался.

«Трусит», — подумал Андрей и спросил:

— Может быть, вечером к тебе прийти?

— Не знаю, не знаю, — пробормотал Опанас, — мне некогда.

Когда Андрей и Виктор, смущенные таким приемом, вышли из аптеки, Опанас выбежал на улицу и окликнул Андрея:

— Дело к тебе есть! Мы на минутку! Витя, подожди здесь!

Опанас провел Андрея в заднюю комнатку, заставленную банками и прочей аптекарской посудой.

— Слушай, — сказал он почти шепотом, — приходи ко мне сегодня. Только один.

— Почему один? А Виктор?

— Знаешь, неудобно. У него отец сидит в тюрьме, вот, скажут, с чьими сыновьями Опанас путается.

— Хорошо, — сердито сказал Андрей и вышел.

— Ты не говори ему! — крикнул Опанас вслед Андрею.

— Ладно.

Когда Андрей догнал Виктора, тот спросил его:

— Зачем он тебя звал?

— Книгу просил.

Вечером Андрей пришел к Опанасу.

— Что же делать, Николай? Бойскаутов разогнали, в школе мура. Может быть, к юкам пойти?

— Не советую. Я к ним иду, но я — дело особое. А вам не стоит. Да и не примут. Там пролетариев любят. — Опанас усмехнулся. — А ты знаешь что: попробуй из ребят свою организацию создать. Увлеки их чем-нибудь остреньким. Ты мне что-то об анархизме, помню, писал. Вот и возьмись.

— Куда им!

— Так не надо сразу с анархизма начинать. Начни с чего-нибудь занятного. Каких-нибудь пиратов, что ли, придумай. Общество пиратов. И занятно и весело. А тем временем помаленьку втолковывай им свои мысли.

— Черт ее знает…

— Только, пожалуйста, помни: я ни причем, я ничего не знаю.

— А что делать с пиратами?

— Научу. Выдумаем интересные вещи.

— А может быть, к юкам?

— Как хочешь! — рассердился Опанас и куда-то заторопился.

Спустя несколько дней Андрей сказал Джонни:

— Послушай, давай играть в разбойников, но по-другому.

— А ну? — заинтересовался Джонни, великий охотник до всего нового.

— Чтобы все было по-настоящему: клятвы, законы, месть! Подавать тайные знаки, стоять друг за друга до гроба.

— Ага, — восхитился Джонни. — Это дело! А кого же мы примем?

— Ну, мы с тобой, Виктор, Лена. Ну, Женечка…

— Никаких Женечек, — отрезал Джонни. — Без сопливых.