Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность

Лев прошелся по театру. Здание было маленькое, тесное, раньше здесь помещалась читальня. Зал едва вмещал триста человек, на сцене было трудно повернуться, но актеры и режиссура чрезвычайно ценили свою маленькую «хибарку», как они ласково называли театр.

После второго звонка Лев, заняв свое место в углу, увидел, как в зал прошел Опанас.

Лев усмехнулся. «Вот этот обрадуется!» — подумал он.

Вслед за Опанасом появился лысый человек с бульдожьей физиономией — Зеленецкий. Последними сели на директорские места Андрей, Лена и Джонни.

Занавес, дрогнув, пошел вверх. Начался спектакль.

Лев хорошо знал «Короля Лира», однако то, что он увидел на сцене, имело лишь самое отдаленное сходство со знаменитой трагедией.

Турбаев разделал под орех произведение «этого, — как он говорил, — слезоточивого старикашки».

Первое, что увидел Лев, был знаменитый круглый зеленый помост, давший название театру. Огромный круг, сбитый из досок и подвешенный на веревках к потолку, служил площадкой, где развертывалось все действие. Позади круга художник повесил разрисованный им задник. На голубом фоне были нагромождены какие-то кубики, темно-зеленые пятна, чье-то лицо в маске, две скрещенные шпаги, контуры замка…

Наверху, под самыми колосниками, висел узкий деревянный мостик. С мостика на круг спускалась веревочная лестница. Больше никаких декораций не было. На виду у зрителей рабочие выносили на сцену стулья, столы, убирали их, подавали актерам бутафорию. Актеры, одетые в странные бархатные плащи, двигались очень мало, монологи и диалоги произносили, обращаясь к публике. Даже в трагических местах актеры жестикулировали скупо, словно руки их были связаны.

Мрачный свет, пятнами падающий на сцену, какие-то раскрашенные, куклы, неведомо зачем выскакивающие из больших сундуков, поставленных на авансцене, — все это действовало на нервы. Публика, впервые видевшая подобное зрелище, была ошарашена уже в начале спектакля. Меж тем оркестр неистовствовал, скрежетал, ухал и бухал, актеры говорили загробными голосами. Зрители были напуганы, потрясены, и, когда под дикие завывания труб и бой барабанов занавес опустился, театр задрожал от аплодисментов.

Во время антракта бледный, трепещущий Турбаев разговаривал с Зеленецким. Тот, видимо, расточал ему комплименты. Турбаев улыбался, распуская добрые, бесформенные губы.

Женя разыскала Льва.

— Ну, как? — спросила она. — Видишь, вон тот, в очках, — это Турбаев, режиссер. Говорят, что он гений!

— Уже знаком. Башка у него действительно умная, но дураку досталась.

Начался второй акт. В противоположность первому, он был построен на движении. Люди появлялись на мостике, карабкались по лестнице наверх, свет был мягче, музыка играла что-то очень боевое, актеры кувыркались на круге, и даже сам король Лир сделал курбет. Льву спектакль надоел, и последние акты он сидел скучая. Впрочем, скучала вся публика. Лишь Зеленецкий бурно выражал свой восторг.

Выходя из зала, Лев нарочно столкнулся лицом к лицу с Опанасом. Тот побледнел и отшатнулся.

— Ты? — только и мог сказать он.

Лев крепко пожал руку Опанаса, словно забыл последний свой разговор с ним, заявил, что чертовски рад снова его видеть, рад, что вернулся в Верхнереченск, справлялся о делах, о здоровье, напросился прийти к Николе, приглашал его к Жене, подмигивая, намекая на выпивку.

Опанас растерялся, размяк, благодарил Льва — перед ним был добрый, простецкий человек. Женя насилу оторвала их друг от друга.

По дороге Женю и Льва нагнал Зеленецкий. Женя познакомила его со Львом, но он, увлеченный разговором, фамилии Льва не расслышал.

— Ну, — спросил он Женю и Льва, — каково?

Лев промычал что-то неопределенное.

— Талантище! Сила! Предрекаю великую будущность, — выкрикивал Сергей Сергеевич. — Совершенно исключительный человек.

Рассуждения Зеленецкого были прерваны Леной, которая догнала их. Лена холодно поздоровалась со Львом, как бы нисколько не удивившись его появлению.

— Я говорю, Елена Сергеевна, — ведь это колоссально!

— Знаете, Сергей Сергеевич: а мне не кажется это колоссальным. Мне все это непонятно!

— Милочка! Как вы-то можете повторять за другими. Понятность! Доступность!.. Пушкина в свое время тоже не понимали! Бетховен вызывал раздражение! Все же это условно, дорогая!

Сергей Сергеевич говорил и говорил, горячился, размахивал тростью, вытирал пот, жестикулировал, возмущался и восторгался без конца.

— Вы чудесная, милая девушка, Леночка. Вы обаятельно простая! Но ведь вот ваша внешняя бесподобная простота обманчива! Вы же сложнейший человек; нет, нет, я без комплиментов! Вот вам и загадка. То есть, простите, виноват, я немного спутался. О чем это я? Ах, да, да. Видите, стало быть, вы и простая и сложная. Но ведь это было бы расчудесно, если бы ваша внутренняя красота была воплощена в простые, но тончайшие черты какой-нибудь Мадонны!

— Так я и говорю об этом, — заметила Лена. — Пускай бы было просто, понятно, но, как вы говорите, сложно по существу.

Сергей Сергеевич закипятился, начал приводить какие-то исторические примеры, зацепил при этом Египет и Вавилон, затем перескочил к Людовикам, наговорил кучу всяких мудреных слов, сбился, спутался и кончил новыми восхвалениями Турбаева.

Ему никто не возражал. Лена почему-то задумалась и молчала. Льву и Жене хотелось скорее остаться одним. На углу Рыночной они свернули.

Зеленецкий помахал им ручкой и, распрощавшись с Леной, вприпрыжку поскакал домой.

— Это кто такой? — спросил Лев Женю.

— Мой двоюродный дядя. Знаменитый человек.

— Ну? Чем же он знаменит?

— Был эсер, понимаешь? Выслан сюда.

— О, это интересно! Он у вас бывает?

— Часто!

— Вот даже как. Ну — домой?

Он взял Женю под руку, она прижалась к нему, и они быстро зашагали на Церковноучилищную.

На следующий же день, с утра, Лев отправился с визитами. Сначала он зашел к бабке. Катерина Павловна копалась в огороде. Лев принес ей фунт чаю. Однако бабку подарок нимало не смягчил.

— Опять явился? — приветствовала она его, подставив для поцелуя желтую щеку.

— Ох, хорошо поездил, бабушка! Поправился, людей увидел! Замечательно! Теперь за работу сяду.

— Тетка-то Анна умерла, — сказала бабка. — Был округ меня лес, а теперь словно вырубили. Одни пеньки!

— Как это она? — участливо спросил Лев.

— Таяла, таяла, да и растаяла. Бог наказывает. Дед у тебя был развратник и разбойник. Бог и наказывает.

— Ну, а дядя?

Лицо старухи исказилось злобой.

— Женился, дурак!

— Ну и что ж — все женятся. И я женился! — Лев рассмеялся.

— Чего гогочешь, иди, откуда пришел! Не звала тебя!

— Остановиться мне у вас нельзя, бабушка? Хотя бы на неделю?