Сергей Черепанов - Утро нового года

— И мое тоже сегодня, — по обыкновению уголком рта улыбнулся Яков, соблюдая свое правило не отзываться при ней о Корнее плохо. — Может, по-разному мы его понимаем, свое «сегодня». Ты бы спросила: как он собирается жить? Прогулять, что ли, нажитое матерью, а потом, под конец жизни, остаться голышом? Вряд ли! Парень он не из тех! Но тогда, значит, его «сегодня» станет и его завтрашним днем. Разница у нас только в том, сколько и чего он положит для будущего! Больше для себя, как его мать, или больше для общества, как его дядя?

Некоторое время оба шли молча. Над кустом бузины пролетела сорока. Яков кинул ей вдогонку камешек, — сплетнице! — сорока увернулась, выбрала безопасный кустарник и принялась оттуда ругаться.

— Мне надо скорее уехать, — вдруг сказал Яков хмуро.

— Почему же скорее?

Хмурость ему была не к лицу.

— Так почему же?

— Просто так…

— Но просто ничего не случается.

— Тогда, не просто…

— Меня позовешь попрощаться?

— Прощаться я не люблю. Сказать «прощай» — это навсегда. Зачем же? Вот и журавли никогда не прощаются. Скоро они тоже улетят — «курлы! курлы!», — а весной возвратятся. Всех нас привлекает то место, где мы провели юность…

Тоня давно так не гуляла, как в этот вечер. Проведав Наташу, они обошли городские скверы, постояли на каменном мосту над обмелевшей рекой, побывали в кино, а потом еще побродили по улицам, ели мороженое, выпили бутылку холодного пива, но когда начали собираться обратно в Косогорье, ночное небо плотно заволокло тучами, полил крупный дождь.

Пришлось пережидать грозу, прижавшись к стене какого-то дома. Косые струи захлестывали сбоку, платье Тони промокло. Яков снял пиджак, прикрыл ее от дождя. Скоро тучи скатились за степь, зажглись звезды, над ними протянулась мглистая пелена, на которой изредка отсвечивались далекие молнии.

Дождевой воды вылилось много, в канавах, как в половодье, журчали ручьи.

Яков разулся, связал шнурками ботинки, перекинул их через плечо и закатал брюки до колен. Тоня тоже разулась. При Корнее она не стала бы так поступать, потому что он, Корней, тоже не стал бы закатывать брюки.

Всю дорогу, до общежития, они шлепали по воде.

— Ох, до чего же хорошо! — устало, но радостно сказала Тоня. — Словно на празднике побывала.

— Теперь топай в постель, — как маленькой посоветовал Яков. — Протри пятки, лодыжки и колени одеколоном. Завернись в одеяло.

Он дождался, пока Тоня закрыла за собой дверь, и еще постоял, переживая в себе минуты душевного ликования.

«Тонька. Тонька! Кто тебя выдумал? Серая птичка-невеличка, не соловей!»

А от палисадника, из густой тени свесившихся через штакетник тополиных лап, вышел Корней в плаще, в надвинутой на лоб фуражке.

Они встретились на изломе дороги, где на мокрой земле лежало тускло-желтое пятно уличного фонаря.

— Ты, оказывается, терпелив! Из тебя вышел бы надежный ночной сторож, — останавливаясь, насмешливо сказал Яков.

В этот момент, когда ему хотелось быть щедрым и великодушным, Корней как бы напомнил о своих правах. И он озлился.

— Кого ты караулишь? Не Антонину ли? Так она уже не твоя! Ты уже не можешь ее называть «моя Тонька!» Прокараулил! Простая девчонка, серая птичка, взлетела выше!

— Я ненавижу тебя! — глухо проворчал Корней, надвигаясь.

Обе руки он держал в карманах плаща. На всякий случай Яков потверже встал на скользкую глинистую обочину тротуара.

— Не намерен ли драться?

— Ты сволочь!

— Отлично сказано! Но я не представляю, будет ли тебе приятно перепахать землю носом?

Ссора могла зайти далеко, и он взял себя на узду.

— Вспомни, ты ни разу не поборол меня. Ты слабее. Кроме того, ты разгневан. Первым же ударом я свалю тебя вот в эту канаву. Лучше не искушай. Я противник низменных и пошлых инстинктов. И мне нельзя драться вообще…

— А хватать чужую девку не низко?

— Так не отзываются о девушке, если ее уважают. Я тебе советую, по крайней мере, при мне не грубить.

— Что же ты не позвал ее к себе ночевать?

— Ну, знаешь, Корней! Кажется, я влеплю тебе оплеуху. Отодвинься с пути!

Корней отступил на шаг.

— Хорошо! Ты благоразумен. А завтра извинись перед девушкой хотя бы за свое прежнее хамство, постарайся ее убедить в своих честных и добрых намерениях, и я уверен, она сумеет тебя простить.

— Я окурки и объедки не подбираю…

— Какая ж ты дрянь! — брезгливо бросил Яков и, поправив перекинутые через плечо ботинки, прошел мимо.

Двери в сенях Авдотья Демьяновна на ночь не закрывала. Тут стоял самодельный кухонный шкаф, ведра и железная кровать, где Яков спал до наступления зимних холодов.

Он пробрался на цыпочках по половикам, стараясь не шуметь и не бренчать, — не тревожить бабушку, — повесил на веревку мокрую одежду, пошарив по столешнице, взял оставленное для него молоко.

Вот и ссора! Как все глупо и пошло! Но если бы драка…

Представилось такое: мокрый, избитый Корней встает из грязной канавы. «Черт возьми, — говорит ему назидательно Яков, — ты должен прочувствовать, чем отличается век двадцатый от первобытного! На таком здоровущем бугае впору пахать огороды, а ты выгуливаешься и «бросаешь окурки». Это идиотский взгляд на свободу личности! Нравственный принцип турецкого султана! Вот я так стал бы радоваться, будь со мной такая девчонка. Наверно, удивительно приятно быть любимым? А ты «не подбираешь окурки»! Разве ты уже успел «покурить»? Кто тебе поверит! Врешь ведь! Иначе бы не караулил! Но допустим, ты бы успел, потом бросил. Тогда мне пришлось бы повернуть твою башку затылком наперед, глазами назад, — живи так, смотри только в прошлое, черт с тобой!»

А Тоня еще совсем девчонка, немножко сентиментальная, вспыльчивая, по-деревенски грубоватая, требовательная, но, как родниковая вода, чистая. Нельзя мутить воду, нельзя отнимать веру в честность, в доброту, Тоня выросла в этой вере и доброте…

Он вернул себя немного назад, к тем хорошим минутам, к тому дому, где стоял с Тоней. Косые струи дождя хлестали по ногам, Тоня пряталась под пиджак и твердила:

— Яшка, ты же простудишься, возьми, укройся хоть половинкой!

Но ему было жарко, пересыхали губы от сладкой дурноты. А он так и не решился испробовать эту жуткую сладость, — ведь Тоня не подозревала даже, какое предательство бродило тут, рядом с ней.

Дождь кончился, тучи скатились за степь.

— Я согласилась бы пережидать дождь здесь до утра, — сказала потом она. — С тобой хорошо, ты надежный!

Яков отрезвел и пошутил:

— Какой отчет ты представишь Корнею за сегодняшний день?

Тоня топнула ногой, побежала вперед, и он бросился ее догонять.

С промытого неба упала звезда.

— Посмотри, — сказала Тоня, — если звездочка долетит до земли и не сгорит, то желание исполнится. Скорее загадывай!