Виль Липатов - Зуб мудрости

— От меня теперь всегда будет пахнуть бензином, Анка…

— Я ничего, Ванюшка! — торопливо успокаивает Анка, обхватывая его шею тонкими руками и заглядывая в глаза. — Я ничего… Уже привыкла!

— От всех шоферов пахнет бензином.

— А от тебя еще росой пахнет, Ванюшка.

— Это я в переулке пропах, Анка. У меня и сапоги от росы мокрые…

— Помолчи, Ванюшка! — жалобно просит Анка, поднимаясь на носки, чтобы поцеловать его, но вдруг, торопливо разжав руки, испуганно отскакивает в сторону.

— Стой, Анка! — пытается удержать ее Ванюшка, но в кухню уже входит высокая, по-мужски крутоплечая женщина в кирзовых сапогах, брюках, в точно такой же клетчатой ковбойке, что и на Ванюшке. В крупных губах женщины — погасшая папироса, нос с горбинкой, лицо восковое, твердое, начертанное резкими линиями. Увидев ее, Ванюшка почтительно здоровается: это известный в районе шофер-дальнерейсовик Валька Скаткова. Она же отвечает сквозь зубы, зло. Видимо, сразу поняв по смущению Анки и невозмутимости Ванюшки, что за секунду до ее прихода они целовались, Валька насмешливо фыркает.

— Сосунки! — хриплым голосом произносит она. — Целовались небось!

— Целовались! — как можно веселей и независимей отвечает Ванюшка.

— Молодцы! — иронически кривит губы Валька и неожиданно заливается грубым, икающим смехом. Так хохочет плохой драматический актер, когда нужно изобразить демонический, уничтожающий хохот. — Ха-ха-ха! — грохочет Валька. — И это называется муж с женой! Боже ж мой, что делается на белом свете! Эй вы, сосунки, вы хоть разочек полежали в кровати?! Ха-ха!

Анка краснеет до слез, закрывает лицо руками, а Ванюшка быстро выступает вперед, точно хочет закрыть своим телом Анку от смеха Скатковой.

— Потише, Валентина! — угрожающе говорит Ванюшка.

— Ого! — вскидывает узкие брови Валька. — Ты никак хочешь напугать! — Откачнувшись назад, она смешно закатывает глаза, разыгрывая испуг. — Ой, не пугай меня! Может припадок хватить. Не пугай, прошу! — умоляет она.

Наверное, все это выглядит не слишком смешно, Валька хватает через край, так как Ванюшка успокаивается и мирно, тихо просит:

— Не надо, Валентина! Тебе самой, наверное, противно казаться такой…

— Какой? — спрашивает Валька и быстро гасит улыбку. — Какой, Ванюха?

— Сама знаешь! — со вздохом отвечает он.

И вот уже не лихой шофер-дальнерейсовик стоит перед Ванюшкой и Анкой, а пожилая женщина с густой сеткой морщин на восковом лице. Папироса и та уныло свешивается из уголка ее помягчевших губ.

— Не сердись, Ванюшка! — устало говорит Валентина. — Мне же вас, дуралеев, жалко. Поженились, а живете отдельно. Разве это дело. Вот я и злюсь!

Сказав это, она тяжело поворачивается, кладет ладонь на высокий лоб.

— Голова болит! — вздыхает Валентина. — Я ведь вчера водку пила, Ванюшка…

— Ты… не пей! — жалея ее, страдая, говорит Ванюшка. — Ты не пей водку, Валентина!

— Водку не пей, мужиков не люби, махру не кури, дома не имей… — как во сне произносит Валентина, глядя на Ванюшку, — Что же делать? — спрашивает она себя и сама отвечает: — Ничего не делать!

Обхватив лоб длинными пальцами, запнувшись о порожек, Валентина выходит из кухни.

Ванюшка и Анка, не сговариваясь, одновременно делают движение друг к другу и крепко, порывисто обнимаются. Она, маленькая, тоненькая, кажется рядом с высоким Ванюшкой девочкой. Глядя на нее, действительно трудно представить, что Анке восемнадцать лет и она десять дней назад стала законной женой Ванюшки Чепрасова…

Это случилось на третий день после того, как он получил новую машину. Ванюшка пришел в общежитие, вызвал Анку в коридор, пошептал что-то на ухо, и она тотчас же вернулась в комнату за паспортом. Через полчаса они были в поссовете, а через час весь поселок знал, что Ванюшка и Анка расписались. Парни из мужского общежития остолбенели, когда Ванюшка вернулся на свое привычное место, дико заржали, но замолкли, так как Ванюшка показал им кулак — это был хороший кулак, которым Ванюшка, положив на шляпку гвоздя пятикопеечную монету, вколачивал гвоздь в доску.

Анкины подруги по общежитию сочувственно поплакали, кляня девичью судьбу, но скоро перестали, охваченные любопытством, желанием узнать, как «это бывает».

Начальник автоколонны Спиридонов, услышав о женитьбе, пришел в ярость. Он стучал кулаком по столу, кричал, что он подобные фокусы видел, и Ванюшка у него отдельную квартиру такими выкрутасами не выбьет, а получит ее в порядке очереди. Начальник рассердился сильно.

После свадьбы в жизни Анки и Ванюшки внешне ничего не изменилось, если не считать того, что они стали есть вместе…

— Спиридонов даст комнату! — после продолжительного молчания говорит Ванюшка. — Коли дал машину, значит, даст и комнату.

Мысль о связи комнаты с машиной Ванюшка высказывает Анке, наверное, в сотый раз, но она неизменно встречает его радостным изумлением. Вот и сейчас широко открывает серые глаза, всплескивает ладошками, склонив голову, восклицает:

— Ты думаешь, даст? Если дал машину, значит, даст и комнату!

— Конечно! — басит Ванюшка, а она еще более изумляется, растопырив пальцы обеих рук, говорит:

— И верно! Раз дал машину… Он ведь не дал бы машину, если бы не думал дать комнату. Правильно я рассуждаю, Ванюша?

— Правильно! — тоном старшего уверяет ее Ванюшка. — Он, Спиридонов, хоть и сердитый, а хитрый. Он — у, какой хитрый! Вот, думает он, дам Ванюшке Чепрасову машину, а потом и комнату, коли он женился. Ты не обращай внимания, он только думает, что сердитый, этот Спиридонов.

— А и верно хитрый! — тоненько хохочет Анка. — Дам, думает, машину, а потом и комнату… Ох, и хитрый он, этот Спиридонов!

Перед тем как пойти в гараж, Ванюшка забегает на почту, чтобы, послать заказное письмо.

За окошечком с кудрявой надписью «Заказная и прочая корреспонденция» сидит усатый толстый старик с выпуклыми глазами, которого в деревне зовут дядя Яша-торопыга. В чем соль прозвища — понять нетрудно.

Стоит только однажды посмотреть на дядю Яшу, понаблюдать минуту за ним, как все станет ясным.

— Здравствуйте! — здоровается Ванюшка с дядей Яшей, который в этот момент достает из книги марки, заложенные менаду страницами. Услышав приветствие, дядя Яша медленно скашивает на Ванюшку выпуклый глаз, двигает губами, точно дожевывает остатки пищи, затем, открыв рот, мгновение держит его открытым.

— Здра… — немного погодя произносит он первую часть слова. Вторую часть дядя Яша говорит секунды через четыре, когда затосковавший Ванюшка протискивается головой в окошечко, — вствуй! — доканчивает дядя Яша, возвращая на место скошенный глаз. Он снова с головой занят выниманием марок — очень сложным делом, состоящим из ряда ответственных операций. Первая из них заключается в том, что, далеко отнеся книгу от дальнозорких глаз, дядя Яша внимательно, с недоверчивой подозрительностью осматривает ее, словно боится, что часть марок книга утаит. Операция эта заканчивается тем, что дядя Яша перевертывает листок книги и, ничего не обнаружив под ним, снова относит книгу от глаз. Операция номер два состоит в вынимании марок. Ее дядя Яша, в свою очередь, разбивает на две операции: длительное осматривание марок, изучение их и вынимание с целью положить на стол.