Борис Олевский - Начало жизни

Этеле называет его за это нахалом, что Бечека еще больше бесит.

Из-за Бечека я однажды плакал. Мама купила мне маленькую коричневую собачку-свистульку. И вот я ходил с собачкой по базару и свистел.

Как только Бечек увидел ее у меня, он сразу стал облизываться и заявил, что она шоколадная и что такой собачки он уже давно не едал.

Я ему говорю: она глиняная. А он: шоколадная.

— Давай спорить! Попробуй, откуси!

Я тут же сунул собачку в рот, перекусил ее пополам и разревелся: собачка-то на самом деле была глиняная.

Я плакал, а Бечек покатывался со смеху.

Но именно с этой поры Бечек стал моим другом.

Бечек уже взрослый, он работает у извозчика Завла. Иногда Бечек позволяет мне поить лошадей, влезать на козлы и дает подержать вожжи.

— Ошер, сюда! Живо!

Бечек восседает на козлах, как царь. Оттуда, сверху, ему видна вся базарная площадь. Как всегда, он носит широкую красную рубаху, которая заправлена в длинные рваные штаны, а штаны подвязаны зеленым кушаком с кистями. Его черные глаза на веснушчатом лице быстро ширяют по площади. На мгновенье они останавливаются на Этеле, которая только что появилась на пороге лавки своего отца. На Этеле белая блузка, и косы перевиты двумя черными лентами. Некоторое время она неподвижно стоит на крылечке.

— Ошер! — Бечек помогает мне взобраться на козлы. — Погонять лошадей хочешь?

— Хочу, — отвечаю я, вне себя от радости.

— А напоить их хочешь?

— Да! — кричу я в восторге.

— В таком случае, — говорит он, бросая себе в рот семечко за семечком и сплевывая шелуху, — ты пойдешь и передашь кое-что Этеле. — При этом он показывает глазами на лавку Нохема Лейтеса.

Лавка занимает весь нижний этаж, а сам Лейтес живет наверху. У него в квартире большие белые окна и балкон. На балконе стоят вазоны с цветами. Огромные красные двери лавки открыты настежь. На крыльце сейчас почему-то толпится много народу. Внутри я вижу Этеле, вижу рыжего аптекаря, о котором говорят, что он ее жених. Там же и Велвел Ходорков. Он что-то кричит.

— Нет, нет, не пойду!.. Боюсь! — отвечаю я Бечеку. Но не говорю ему, почему боюсь. Незачем ему знать, за что отец хотел меня сегодня лупить.

— Как? — Бечек хватается за голову и отодвигается от меня.

— Боюсь!

— Ай-яй-яй! — Бечек вне себя. Он вскакивает, машет руками. Волосы у него растрепались, красная рубаха вздулась и полыхает пламенем. Он выпучил глаза: — Что я слышу? Ошер боится этой дохлятины Нохема Лейтеса.

— Бе-ечек! Он ведь может услышать!

В одно мгновенье весь базар сбегается на крик к фургону. Люди хохочут, кричат что-то Бечеку. И вдруг все смолкают. Из лавки Лейтеса выходит Велвел Ходорков и останавливается на крыльце. Засунув руки в карманы и прищурив глаза, он сердито смотрит на Бечека.

Велвела Бечек боится. «Пора бы тебе человеком стать!» — сказал ему однажды Велвел.

Бечек, стукнув каблуком о каблук, отдает Велвелу честь по-солдатски, а затем, поклонившись, спокойно садится на козлы, точно он вовсе и не кричал.

— Пошел! — толкает он меня с козел. — Марш!

Я не хочу, однако, ссориться с Бечеком. Из взрослых это единственный мой приятель.

— Ну ладно, пойду, — говорю я.

— Вот таким я тебя люблю! — Бечек забирается со мной в фургон. Вслед за нами лезут туда его приятели и еще разные мальчишки-извозчики. — Увидишь, черт ее возьмет! Войдешь, — говорит он мне, — в лавку и скажешь Этеле: «Степа велел передать, что сегодня вечером он ждет тебя у ограды старого кладбища».

— Какой Степа, Бечек?

— Не твое дело. Иди!

Я направляюсь в лавку Лейтеса.

— Подожди! — останавливает меня Бечек. — Что ты скажешь, если тебя спросят: кто тебя послал?

— Скажу, что послал Бечек.

— Вот я тебе дам — Бечек! — вскипел он. — Я тебе все зубы выбью!.. Скажешь, Степа послал.

— Степа, — повторяю я и убегаю.

У дверей лавки толчется множество народу. Локтями пробиваю себе дорогу и вхожу внутрь.

В лавке сумрачно. Из-за жары ставни закрыты, и свет из дверей ложится только на середину пола. Всюду беспорядок. Среди бочек и раздвинутых ящиков стоит черное, обитое красным плюшем кресло. На бочке, облокотившись о прилавок, сидит Велвел Ходорков. Нохем Лейтес в ермолке стоит в стороне, как побитый пес.

Этеле порхает вокруг Ходоркова и каждую минуту восклицает по-русски: «Боже мой!» Она все упрашивает Велвела сесть в красное плюшевое кресло.

Приткнувшись в уголке, стоит жених Этеле, молодой рыжий аптекарь, в пенсне на длинном черном шнурке.

Я сразу теряюсь и не смею подойти к Этеле. Велвел разговаривает с Лейтесом о каких-то ремнях, которые сняли с вальцов.

— Ну, так как же? — Велвел поднимает свое усталое лицо к Лейтесу. — Где ремни?

— Боже мой! — Лейтес начинает бегать по лавке. Глаза его воздеты к потолку. — Боже мой, он сделает меня нищим!.. Откуда у меня ремни? Клянусь тебе, Велвел!..

— Перестаньте клясться! Не люблю ханжей. Полмельницы сто и т. Не выводите меня из терпения, — говорит тихо Велвел.

— Но мне, — Этеле складывает губы бантиком, — мне-то вы верите, товарищ Ходорков? Ми-ша, — хнычет она, — что же ты ничего не скажешь, Ми-ша!

Но аптекарь лишь разводит руками:

— Что же я могу сказать?

Велвел даже не глядит в их сторону.

— На улице жара, реб Нохем! — говорит он и втягивает воздух носом, точно ощутил какой-то неприятный запах. — Вы начинаете портиться, Нохем…

При словах «вы начинаете портиться» Лейтес делает несколько шагов к Велвелу. Очень уж не хочется ему сесть в подвал.

— Ладно, Велвел! — вскрикивает он и вновь вздевает глаза к потолку. — Я, конечно, ремней не брал, видит бог, но у меня есть еще несколько штук запасных… Что ж, ладно… Не будем ссориться, Велвел.

— Ох, и мошенник! — Это в дверях появился Бечек.

Из-за его спины выглядывают любопытные. Поднимается смех, сразу становится шумно.

— Марш! — вскипает Велвел и выталкивает всех из лавки. — Вон! — гонит он меня.

— Мне нужно к Этеле! — упираюсь я.

— Пошел вон, выродок! — орет на меня Нохем Лейтес.

— Папочка! — заступается Этеле. — Как тебе не стыдно? Какой чудный мальчик! — говорит она аптекарю по-русски и наклоняется ко мне.

Лицо ее — у самого моего лица, две продолговатые золотые сережки болтаются у моего носа. Она покачивает головой, улыбается мне, ее белые зубки чуть сверкают.

— Что тебе, дорогой мальчик?

— Тетя Этеле! — Мне радостно, что она говорит со мной так ласково. — Степа велел передать, что он ждет тебя сегодня вечером у ограды старого кладбища.

Но что это с Этеле? Лицо у нее вытянулось и пошло пятнами. Она закатывает глаза. Она кричит по-русски: «Боже мой!» — и шатается. Аптекарь становится красным как рак и подхватывает ее. Меня волокут к двери и выталкивают вон. Я не понимаю, в чем дело, и реву. Кто-то влепил мне оплеуху.