Вера Кудрявцева - Летний дождь

— Ты с пожара, что ли? — засмеялся на том конце Костик.

— Далеко бежала. Здравствуй!

— Ну так как, сестренка, не забыла наш уговор?

— Какой уговор?

— Забыла, значит. Понятно. А мы вот решили вырвать тебя на часок из твоих бесконечных «надо» да «должна».

— Кто это — «мы»?

— Мы с другом. У нас сегодня дискотека. Ты обещала, между прочим…

— Прямо сейчас? — засмеялась Наташа и подумала: «А может, взять да и пойти…» Ей бы теперь куда угодно, только бы не домой. Не домой, где мама, по своей тактичности, конечно, ни о чем не спросит Наташу. Но так горестны будут ее глаза, следящие за каждым движением дочери…

— Ну так как?

— А…а где это?

— Да мы с другом здесь, у твоей школы. Выходи и…

— Но… Маму бы предупредить. И… и не очень я для вечера, переодеться бы…

— Эх, дочки-матери! Ты всегда одета, сестренка! Ждем!

— Это Пьер, — представил друга Костик, и тот крепко сжал ее руку.

— Натали, — поторопился и за нее ответить брат.

«Пьер… Натали…» — усмехнулась Наташа.

Новый знакомый, больше похожий на князя Андрея, чем на Пьера, с полувзгляда понял ее усмешку.

— Петр я, конечно, Наташа, — сказал он. И ей сразу стало легко: кажется, с ним можно найти общий язык.

Костик, радуясь, что сестра понравилась другу, болтал ни о чем. Наташа понемногу отходила, оттаивала от пережитого сегодня.

Шла легко, каблучки весело постукивали по асфальту, волосы от влажного ветра стали еще пышней, щеки разрумянились, плащ, лаская шелком подклада, свободно летел сзади.

Петр хотел было взять ее под руку, но Наташа повела независимо плечами:

— Я люблю так, сама…

И почувствовала, как он опять оглядел ее оценивающе.

«Нравлюсь», — радостно дрогнуло в груди.

Она несмело покосилась на «князя Андрея». Да, не придерешься: одет неброско, но дорого, современно. А вот Костик, конечно, в белом — от моды ни на шаг. Расшитой косоворотки не хватает, как у Сашиного отца… И тут она вспомнила: однажды он остановил ее на улице, представился. Я такой-то такой-то, Саши Сергеева отчим. Как он там? Все понятно: а это был родной отец. Уезжал куда-то. А теперь явился. А я, как ненормальная, размечталась… Правда, молодой он для отца восьмилетнего сына… хорошо сохранился…

— О чем задумались, Наташа? — вернул ее в действительность «князь Андрей».

О чем она может думать? Конечно, о своих учениках! Так, сестренка?

Наташа засмеялась:

— Да, становлюсь, кажется, учительницей. Скоро только о них и буду говорить, всюду и везде!

Хорошая у вас профессия, — сказал Петр. — Я тоже мечтал, да не рискнул: не мужское, как мне внушили, это дело…

— Правда? Мечтали? — искренне обрадовалась Наташа, вскинув ресницы.

«Давай, давай! — подмигнул приятелю Костик. — Ты на верном пути…»

В кафе, которое иногда по вечерам превращалось в дискоклуб, было празднично. Приглушенный свет красивыми тенями ложился на лица нарядных девушек, красновато отражался в фужерах на столиках, высвечивал на полках бара этикетки дорогих и самых разнообразных вин, каких Наташа отродясь и не видывала.

Звучала музыка, текли за столиками, по всему видно, приятные беседы.

— Пьер! Пьер! — то и дело окликали ее нового друга. Наташе было неприятно, что его так называют.

Втроем они подошли к стойке бара. Петр что-то заказывал. Бармен, ослепительно улыбаясь, то и дело останавливал на новенькой пристальный и тоже оценивающий взгляд.

«А здесь ничего, уютно», — подумала Наташа и вдруг вздохнула с облегчением: кажется, наконец что-то сдвинулось в ее жизни. Разве не мечтает она давно и тайно вот так, после трудного дня, прийти, к примеру, хоть и вот сюда с добрым, надежным, все понимающим человеком, сесть за один из столиков, где-нибудь в уголке, расслабиться, положиться во всем, во всем на доброго, надежного, все понимающего человека…

Петр обернулся, улыбнулся ей ободряюще: мол, выше нос!

— Все — окей! — подошел он и, робко, трогательно даже прикасаясь к ее талии, подвел к одному из столиков. — Садитесь, Наташа, здесь вам будет удобно.

Из-за стойки, все так же ослепительно улыбаясь, поглядывал на нее бармен.

— Это его хобби, — зашептал, объясняя с восхищением, Костик. — Вообще-то он — подающий надежды, конструктор. Но… В Прибалтику даже специально ездил, чтобы перенять манеры самых классных барменов!

От вина у Наташи слегка закружилась голова, и все сразу стали ближе, понятнее. Смущали ее только глаза одной светлокудрявой толстушки. Она не спускала с Наташи изучающего вопросительного взгляда.

— Кто это? — улучив момент, спросила Наташа у брата.

— Не обращай внимания: это одна из последних ласточек Пьера. Ревнует, глупенькая, — и он, сюсюкая, подошел к светлокудрой: — Ласточка моя, пойдем — потопчемся?

Но и танцуя, та все оборачивалась, все искала глазами их, Наташу и Петра.

Танцевать Наташа любила и умела. Маме очень нравится смотреть, когда у дочери вдруг ни с того ни с сего появляется желание поколдовать под музыку. Так она это называет. Мама смотрит-смотрит, вздохнет: «Жалко, не отдала тебя в детстве в танцевальный коллектив. Ты же не танцуешь, ты же ткешь его, любой танец, как узор мастерицы ткут. Жалко — никто не видит…»

А сегодня пусть все увидят!

Петр оказался достойным партнером. И скоро на кругу остались они одни. Наташа, почувствовав вдохновение, забыла обо всем и обо всех. Стены будто раздвинулись, и в целом мире остались только музыка и она.

— Ты — прелесть! Ты — диво! Ты — чудо! — шептал Петр, когда они в танце приближались друг к другу. Но и издали Наташа читала в его глазах эти слова: «прелесть… диво… чудо…»

Им шумно и искренне аплодировали, кричали «браво!», «бис!».

А потом вдруг все начали сдвигать стулья, устанавливая их рядами. Девушки торопились занять места поближе к импровизированной сцене, нетерпеливо ахая и нервно поправляя прически.

— Ровно в полночь — у нас так заведено — поет наш бард Серж, — зашептал Наташе на ухо появившийся откуда-то из толпы Костик в обнимку со светлокудрявенькой.

«Полночь? — опомнилась Наташа. — Полночь? А мама? Она же теперь места себе не находит! Что я наделала?» — и она стала пробираться к выходу.

— Дамы и господа! — остановил ее приятный звучный голос. Она удивленно взглянула на певца: «Дамы и господа… Да они что, играют в кино, что ли…» У выхода ее догнал Петр.

— Мне пора, — шепнула она. — Мне давным-давно пора.

— Дамы и господа, — повторил приятный голос. — Сегодня я вам спою…

— А вы, Петр, оставайтесь, слушайте, не надо меня провожать, мне же недалеко. До свидания! Спасибо за вечер!

Петр, улыбаясь, вышел вместе с ней. На улице сказал:

— В гробу я видел и слышал этого барда! Ты — умница! Едем! — И он остановил такси.