Любовь Руднева - Голос из глубин

Еще утром, по телефону, он сказал Андрею: «На обсуждение приедут из самых разных институтов, из бывшего вашего те, кто теперь под началом у Слупского. Может, и сам пожалует, не знаю, не ведаю, каков будет прицел. Но, верно, и в Москве известно: руководство моего института предложило это сообщение для международного симпозиума, намеченного на октябрь. Возможно, сейчас-то страсти и возгорятся. — Тихо рассмеялся и продолжал: — Тут без вас уже были некоторые наезды и не очень-то деловые эскапады. Ох уж эти сердитые немолодые люди!»

Теперь Рощин, не заглядывая в конспект, который лежал перед ним, говорил о работах лаборатории маринополинологов и как они, эти исследования, подтвердили результаты экспедиций, возглавленных ученым Шероховым.

— Мы получили к тому же от американских коллег керны, добытые из скважины. — Рощин назвал номер скважины, пробуренной гигантским судном в Индийском океане.

«Номер был все равно как фамилия знакомого действующего лица», — сказал бы Амо, вдруг подумал Андрей. Кстати, слушая Рощина в этом ампирном зале, как бы затерянный до поры до времени среди других слушателей, Шерохов воспринимал его сообщение несколько иначе, чем когда читал его раньше. Сейчас испытывал он крайнее любопытство к результатам работ его лаборатории, будто они оказались вовсе в новинку. Вроде б он отстранился от уже узнанного, вновь присматривался как бы со стороны: каков материал, обоснования, схождения с тем, над чем бился сам. А ведь знал во всех возможных подробностях ход исследований, не однажды вместе обсуждали их до разных тонкостей.

«Вот она, сила публичного выступления, о которой так удивительно приметливо толковал Амо. Оказывается, и в ученом мире вступают в действие законы игры, когда ты входишь, как сейчас Никита Рощин, в партнерство с пусть и разномастным залом, но все же и объединенным им самим…»

А Рощин говорил, что в этом году в кернах «Гломара Челленджера-2» обнаружена пыльца и споры великолепной сохранности. Их в изобилии нашли в нижнем осадочном горизонте, залегающем на триста сорок метров от поверхности дна. Никита уточнял то, что особенно интересным могло быть его коллегам из разных институтов.

Сзади Андрея громким шепотом обменивались мнениями какие-то темпераментные женщины. Но они сразу замолкли, голос Рощина в этот момент набрал некую решительную силу:

— Пыльца и споры в кернах двух скважин обнаруживают близость к раннетретичным формам Австралии и Новой Зеландии.

Но вдруг, перебив Рощина, чуть экзаменационно прозвучал уточняющий вопрос из зала:

— Какие же конкретно семейства?

Рощин кивнул головой и, развивая тезис о континентальном происхождении образцов, ответил:

— В составе пыльцовых комплексов здесь существенную роль играет пыльца таких семейств, как Протеиновые, Миртовые, Нотофагусы, Подокарпусы, Араукариевые и другие, характерные для континентальной флоры Южного полушария.

Что же, вопрос, пожалуй, помог всей аудитории обратить внимание на то, как идет обоснование гипотезы о неоднородности дна океана и существовании вдалеке от берегов континентов их подводных собратьев. Казалось бы, простой ответ Рощина вызвал волны шепотов. В зале происходил усиленный обмен суждениями. В этой аудитории принят был, в отличие от института, из которого Андрей недавно ушел, более непринужденный обмен мнениями, вопросами даже по ходу сообщений. Но тот же голос, что обратился с первым вопросом, взмыв неожиданно колюче вверх, несколько насмешливо парировал ответ Рощина:

— Это могут быть островные детища, перенесенные…

Рощин, хотя и мягким тоном, срезал конец фразы:

— Представителей этих семейств нет во флоре океанических островов, и у них отсутствуют приспособления для распространения семян по воздуху и водой.

Андрей не видел оппонента Рощина, тот сидел где-то впереди, но две осведомленные особы позади него лучше разбирались в действующих лицах и исполнителях. Та, что постарше, судила резко:

— А новый сотрудник Слупского ломится в открытые, но не для них двери. И шеф его тут. Но почему всех нас принимают за беспамятных, они ж стоят на страже гипотезы, которую, и я тому свидетель, полтора десятка лет назад сами всячески опровергали. Теперь всюду и везде, вопреки новым экспериментальным данным, они ведут сражение. Но Рощин ученый серьезнейший и давно понял: в нашей науке надо состыковывать свои результаты с материалами ученых иных профилей.

И как раз напрямую об этом сейчас и говорил Рощин с кафедры:

— Мы проделали длинный путь анализов маринополинологических и неизбежно должны были тут встретиться с исследованиями самыми разными, в частности с геофизическими. Вывод мы и формулировали вместе с Андреем Дмитриевичем Шероховым. Он таков: «Мы предполагаем: указанная область океана, то есть «острова» Восточно-Индийского и Западно-Австралийского хребтов, была частью шельфа обширного континента, располагавшегося в нижнетретичное время в центральной части Индийского океана, и еще в палеоцене была континентальной областью, только позднее претерпела преобразования в океанологическую и погружение ее до современных глубин».

Едва Рощин сделал паузу, прозвучал тягуче-тенорово голос Эрика Слупского:

— А где же уважаемый вдохновитель новой гипотезы, модель которой нам так уверенно предложил в некотором роде ювелир своего маринополинологического полигона, доктор палеоботанических наук Рощин?

Слупский, должно быть, хотел слегка подчеркнуть своей тяжеловесно-витиеватой репликой казуистичность обоснований противника, походя спародировать их.

— Я привык, уважаемый коллега, — ответил Рощин, попросив жестом председателя не останавливать Слупского, — Эрик приподнялся со своего места в первом ряду и что-то, судя по иронической улыбке, хотел еще добавить более желчное, — привык к тому, — повторил он, — что многие крупнейшие ученые — геологи самых разных специализаций игнорируют нашу скромную, но, как мне кажется, весьма нужную аналитическую работу.

— Еще бы! — воскликнул сардонически Слупский, усаживаясь опять и несколько театрально разведя руками.

— Но, быть может, она имеет право на свой голос, если хотите. Тем более — нам удалось работать в тесном контакте с учеными из смежных областей науки. Поэтому я себе разрешил огласить наши совместные выводы. Я, конечно, рад присутствию здесь Андрея Дмитриевича Шерохова.

Тут академик, шеф Рощина, сделав широкий жест короткопалой рукой, попросил Шерохова подняться на кафедру, принять участие в характеристике выводов и в ответах на вопросы — суждения.

Меж тем Рощин уточнял то, что особенно интересовало палеоботаников:

— Исследование образцов из поверхностного слоя донных осадков Мирового океана позволяет утверждать, что пыльца и споры наземных растений выносятся на сравнительно ограниченное пространство от берегов. Вот уже на расстоянии более пятисот километров лишь изредка можно встретить единичные зерна пыльцы и спор. Наши совместные исследования, разнообразные и кропотливые, приводят к выводу: в раннетретичное время в центральной части Индийского океана, видимо, все еще существовали континентальные условия.