Любовь Руднева - Голос из глубин

Робер был одним из немногих, кому чудом удалось получить несколько писем из дома. Письмо Юки было пронизано воздухом Парижа. Было также письмо от Жана-Луи Барро и Мадлен Рено. Деснос щедро делился с нами своей радостью…

Апрель 1945 года. Массовое бегство фашистов. Тиски сжимались все крепче. Нас погнали в Чехословакию. Оборванные, покрытые вшами, похожие на живые скелеты, мы вызывали ужас у населения окрестных деревень. Я замечал, как при виде нас женщины плакали… Десносу разбили очки. Почти ослепший, поэт двигался на ощупь, с трудом переставляя ноги… И, наконец, лагерь Терезин в Чехословакии. Восьмого мая я увидел Десноса около казармы СС, куда нас поместили. Он показался мне каким-то просветленным. Я тогда и предположить не мог, что это наша последняя встреча».

Ярослава приписала:

«Для Амо эта запоздалая, но достоверная весть от свидетеля стала б событием. Он же в себе носил, если хотите таскал, как собственную, когда-то давно оборвавшуюся жизнь Десноса, с которым даже и не мог бы свести знакомства хотя б из-за своего возраста».

Читая письмо Ярославы и воспоминания Лоранса, Андрей думал:

«Яра права, но я ведь мог повстречаться с тем Робером и не только свести знакомство, но даже и разделить его судьбу.

Так просто падали карты — случайность неслучайной войны могла бы загнать в плен, в лагерь, на смертный барачный топчан рядом с Робером. Мы участвовали в одной схватке на некотором расстоянии друг от друга, при несколько разных обстоятельствах, но в том-то и раздолье мировой войны, ее жестокое распространение, что ничего не стоило случаю свести нас на той трагической и притом ставшей для всех нас личной дороге». Письмо Ярославы многое всколыхнуло в душе и памяти Андрея, и как раз в ту февральскую пору к нему заехал капитан Ветлин.

Еще загодя, в конце января, зная, что путь Ветлина лежит на Балтику и на гарантийном ремонте его сухогруз окажется в Гданьске, Андрей попросил друга заглянуть в Институт океанографии тамошнего университета.

Отладив свои дела, капитан, попав в институт, нашел нужную лабораторию и, как шутливо описал это Андрей, двух Казимиров, молодых польских ученых, бывших участников экспедиции, которой руководил Шерохов. Им-то Василий Михайлович и должен был вручить книги и атлас, вышедшие под редакцией Андрея.

Едва Ветлин представился коллегам Шерохова, он услыхал обрадованные возгласы.

— Какое совпадение! — воскликнул коренастый, бородатый молодой геофизик. — Пройдемте в соседнюю комнату.

Он взял руку капитана и повел, будто предстоял долгий путь, но этот порывистый жест тронул Ветлина.

— Я как раз сегодня говорил старшекурсникам о работах профессора Шерохова. Но вообразить не мог, что сам профессор помнит о нас, да еще пришлет такой нужный подарок.

В аудитории стояли черные лабораторные столы, снежный голубоватый свет бил в окна, высинивал на карте в полстены океанические воды, а рядом темнели очертания подводных гор — это была шероховская рельефная карта дна Тихого океана…

— Я же сегодня, — говорил Казимир, — всего два часа назад рассказывал подробно о той незабываемой атмосфере, какая сложилась в рейсе, во время экспедиции. И толковал слушателям о самом методе построения этой карты, и как тут графически выявлена генетика связей между морфологией дна океана, его геологическим строением, историей. Миллионы сведений, добытых геологами, геофизиками всего мира, легли в ее основу, и, конечно, результаты советских экспедиций. Тут ведь не только дно океана — характер строения земной коры.

Но Ветлин, пока бородач витийствовал, ошарашенно смотрел на черную большую доску, висевшую на противоположной стене. Крупными буквами на ней мелом были написаны имена «Шерохов», «Хорен», «Вуд», «Менард». В лабораторию вошел второй Казимир, румянолицый, большерукий; жесты его были радушными, широкими.

— Как говорится, вы, капитан, легки на помине! Сейчас мы строим свой курс, широко используя и последние работы профессора Шерохова, да и других его советских коллег. Собирались его пригласить к нам, чтобы прослушать курс лекций. Как вы думаете, он найдет время махнуть к нам в Гданьск?

И тут Ветлин не удержался, рассказал подробно, как в марте сорок пятого Андрей Шерохов вылетел из Замостья, где тогда дислоцировалась его летная часть, на бомбежку Хеля, скопления гитлеровцев. И налетели на бомбардировщика три немецких истребителя. И какого ж лиха хлебнули штурман и его друзья, вот тут, над Гданьском, пролетала уже израненная, дымящаяся машина.

Удалось неимоверными усилиями воли пилота Комарницкого и его штурмана Андрея Шерохова дотянуть машину до Эльблонга, совершить посадку на бывшем военном аэродроме гитлеровцев, еще наверняка и не зная, какой конец ждет их обоих на летном поле. К тому моменту оба стрелка были уже мертвы, один из них выпал в люк…

— Теперь, — продолжал Ветлин, — я обещал Шерохову, моему, в сущности, и боевому другу, — тут Василий Михайлович пояснил, что и сам участвовал в Отечественной войне и ходил в северных конвоях, — разыскать могилу стрелка-радиста, проехать в Эльблонг. Тогда Шерохов со своим командиром похоронили его на краю летного поля.

Взволнованные океанологи повели Ветлина в комнату директора, бывшего польского партизана, быстро все выложили и ему. До крайности взбудораженный, он немедля соединился с одним из ведущих инженеров комбината Сверчевского в Эльблонге. И пересказал тому историю, которая, как он считал, имела теперь прямое отношение к каждому из них. Держа трубку так, будто сжимал руку друга, он просил:

— Януш, я знаю, ваш ассистент, завзятый спортивный летчик, базируется как раз на том бывшем военном аэродроме. Какое совпадение! Помогите капитану Ветлину, хотя до завтрашнего дня почти и невозможно разыскать какого-нибудь свидетеля той поры. Но чем черт не шутит! И что ему, черту, стоит для парадокса, что ли, сотворить парный случай, но только уж с хэппи эндом. Похлопочите перед ним, а?! — Его лицо высветилось доброй усмешкой.

Назавтра Ветлин, почти не веря себе, ехал на машине по бетонке, построенной немцами перед самой войной. Это была часть автострады, которой задумали они соединить Берлин с Кенигсбергом, но у них это не вышло, не успели. Василий Михайлович хорошо помнил: в Эльблонге, по немецким обозначениям Эльбинге, при Гитлере был филиал знаменитых верфей Шихау, выпускавших не только малые суда, но и подводные лодки-малютки с торпедными аппаратами. Теперь там и находился комбинат, где кроме всего выпускали и судовое оборудование.

Ветлина встретил у ворот комбината инженер Януш, подошел и его ассистент, и сразу они повезли капитана на спортивное летное поле. Небольшого роста, худощавый, с большими зеленоватыми неулыбчивыми глазами, Януш, чуть прижмурясь, сказал: