Николай Атаров - Избранное

«Я, конечно, вам сочувствую. И все, что вы писали, будет только между нами. Я хорошо это понимаю».

И сейчас доверие Редьки, их взаимный обмен тайнами снова делали его счастливым. Так они, болтая о чем придется, загорали под зимним солнцем, дожидаясь автобуса на шоссе.

— Вы к ней приехали? — спросил Редька.

— Нет. Послали туда комсорга Чеснокова. Вернулся, рассказал нам, как хорошо его встретили и провожали, даже с уроков сбежали на вокзал. Он им привез сто заграничных сказок с разноцветными рисунками — Андерсена и братьев Гримм. А еще поехал с директоршей в колхоз и купил — что бы ты подумал? Никогда не догадаешься! Лошадь купил! Очень она им была нужна — в лес за дровами ездить.

— А я люблю лошадь, — вдруг ни с того ни с сего сказал Редька.

— Ты человек будущего, — убежденно проговорил Полковник.

— Почему?

— Сейчас наступил век моторов. И, по-моему, люди с детства не знают животных. Почти что всех мы искоренили за ненадобностью: и лошадей, и верблюдов, и осликов.

— И волков, и слонов, — подтвердил Редька.

— Были зубры — почти их нету! Скоро китов не станет. И черных лебедей. Куда это годится?

Они задумались: в самом деле, куда это годится?

— А наступят времена, — продолжал Полковник, — мы перестанем истреблять животных и начнем приручать. В колхозах разведем тетеревиные стада. Лисы станут забегать в кинотеатры.

Редька засмеялся. Ему это понравилось и хотелось придумать что-то похожее.

— Белки станут нам орехи собирать, — придумал он. — А по деревенской улице будут гулять страусы, верно?

— Как куры, — даже не сморгнув, поддержал Полковник.

— А со змеями… тоже можно иметь дело?

— Ого! Змеи станут нянчить младенцев в колыбелях! Уже и сейчас в Индии…

— Ну и врешь ты! — восхищенно крикнул Редька. Автобуса не дождались. Продрогли и пошли пешком. Редька был оживлен и весел. Он наслаждался самой высокой наградой — достигнутой целью. Все видели в тот воскресный день на Зарайском шоссе счастливого человека.

Грузовик с горой валенок в кузове догнал их и остановился.

— В город? Давай поехали! Автобуса не будет.

— А куда вы их везете? — спросил Редька, взбираясь по колесу через борт и отмахиваясь от услуг Полковника.

— Валенки? Зима на дворе! Ты что, глупый?

Так и поехал он, лежа на валенках. Еще и переобулся на всю дорогу, а то в сапогах холодно… Рядом Полковник. Между ними хомут. Валенки были новенькие, а Полковник вдруг развеселился неизвестно по какой причине и запел:

Сперва Редька был серьезен, задумчив. Но когда грузовик раскатился под уклон, он рассмеялся и с тоненьким подвыванием крикнул навстречу морозному ветру:

— Ух, жизнь собачья!

А в понедельник утром его наказали: заперли.

— В школу не пойдешь, — сказала мать. — Отец вернется — сам откроет, знает, где ключ.

— Я спать буду.

— Ничего. Он тебе еще даст порцию.

Заперев комнату снаружи, она спрятала ключ в прихожей за дверной карниз.

Он скучал. Чего только не придумывал, чтобы не сильно скучать. Слушал, как шумит морская раковина. Надоело — положил на комод. Из мамкиных бигуди строил крепость и развалил ее кулаком. Потом быстро расставлял фигуры на доске, сметал и снова расставлял — еще быстрее. Ходил с закрытыми глазами, изображая слепого.

Ему было долго ждать, пока мать вернется. Она озлилась, потому что вчера из школы приходила Агния Александровна. Пригласила к директору. Вот ведь какой несчастный случай: сколько раз пропускал уроки в будние дни, и все сходило с рук, потому что мать на работе и не видит. А тут воскресенье, никаких уроков не пропустил, но мать оказалась дома, повсюду искала его, когда удалилась Агния Александровна. Вот и попало ему ни за грош, ни за денежку.

На отца мало надежды, хотя, может быть, покупка ему понравится. Редька спрятал хомут под кроватью. Отец еще не видал, потому что пришел домой поздно, ушел спозаранку. Он, наверно, объяснил бы матери, что сам выдал деньги. «И ничего хомут, чего ты озлилась?» Лишь бы не узнал, что ездил с Полковником.

Из коридора Женька царапался в замочную скважину:

— Открой. Чего заперси-и?

— А на кой ты мне нужен!

Он разглядывал свое лицо в мамином зеркале. В первый раз в жизни всматривался в свое лицо. Глухо слышалось, как духовой оркестр выводил печальные звуки у ворот кладбища. (И под эти траурные звуки каждый, кто заглянул бы с Редькой в зеркало, увидел бы обыкновенного голорукого мальчишку в маечке. Он был некрасив некрасотой одинокого, забытого, запертого на ключ человека.)

За дверью слышался телефонный разговор. И все — одно и то же. Пятый день Лилька на бюллетене.

— …Хоть бы продали, деньги выручили, а то — подожгли! Ни себе, ни людям. Идиоты! Правда, Васенька? Потейкин так и сказал: безмотивное преступление.

Он заглядывал во все зеркала: и в то, что круглое на комоде, и в то, что на стене с воткнутыми в рамку фотографиями, и в то, что маленькое на подоконнике, перед которым обычно брился отец. Оно было приставлено к темно-синему цветочному горшку на тарелке. За окном снег на ветках, и от этого на подоконнике светлее, можно хорошо себя разглядеть. Когда Редьке надоело изучать себя и строить страшные гримасы, он вынул из ящика стола картонную маску, которая сохранилась с прошлогодней елки, — узенькая маска с малиновым носом и шелковистыми усами. Он накрутил на уши шнурки маски, сделавшей его рыжим пьяницей.

Маленький, рыжий, голорукий пьяница с шелковистыми усами стоял посреди комнаты.

В окно далеко был виден двор. Быстро ходил отец на кривых ногах. Редька проводил его взглядом — тот направился прямым ходом к тете Глаше. Теперь жди его!

Директор школы Семен Ильич — человек грузный и рассудительный, в золотых очках. Что-то детское было в его румяных губах. Не в первый раз вступала Авдотья Егоровна в его кабинет, заставленный диковинными цветами, слушала его сердечные наставления и не испытывала страха перед ним. Ей всегда думалось: только бы пришел он к ним домой и сам увидел. Он-то в детях разбирался, да времени не хватает на всех — шутка ли, восемьсот ребят в школе. И Редька не самый худший.

Агнию Александровну, если правду сказать, уважала она поменьше директора — все ей мешала память о прежней, о Нине Владимировне. Та была проще, душевнее, что ли. Оттого, что дочку похоронила, догадывались некоторые матери. Авдотья Егоровна цветы ее дочке носила, однажды повстречались в оградке и вместе плакали.

То, что нужен порядок в классе и строгость, — с этим Авдотья Егоровна не спорила. Агния Александровна не боялась директора и пренебрегала его добротой, потому что охраняла честь своего класса. Все родители знали, что не терпит она нарушений закона о всеобуче. А на последнем родительском собрании прямо в лицо Авдотье Егоровне все высказала: Родион Костыря нахватал двоек, на переменках ходит по карнизу, безбожно прогуливает, родителям свой дневник не показывает. И если от него избавиться, как ни печально, от этого только выиграет класс и, значит, все остальные дети. Правда, вчера она была как-то снисходительнее и добрее и долго рассматривала призы наездника, отца мальчишки. Велела прийти к директору.