Ян Винецкий - Отчий дом

— Теперь, кажется, все готово, — сказал Петр Николаевич, кивнув Добржанскому. — Взлетаем по одному. Над Купеческим садом пристраиваетесь. Внимательно следите за моими сигналами. Час добрый!

Передков и Вачнадзе побежали к своим аэропланам. Вениамин недоумевал: он ожидал многолюдную толпу, цветы, речи провожающих, музыку. А тут строгое, бледное лицо поручика Нестерова, несколько торопливых, непонятных слов, и он уже садится в жиденькую фанерную кабинку аэроплана.

И это называется первый в истории дальний групповой перелет аэропланов на побитие мирового рекорда!

Кто-то накинул Вениамину на плечи кожаную куртку. Он поднял голову — на него глядел механик Нелидов, добродушно улыбаясь.

— Наденьте мою тужурку: на высоте холодно. И шляпу придется оставить.

Механик протянул ему пробковый шлем.

— Спасибо, — растроганно сказал Добржанский.

— Ежели в небе будет вас мутить, достаньте в правом кармане соленый огурчик.

— Спасибо! — повторил Вениамин и вдруг, направив на механика аппарат, стал фотографировать.

Нелидов смутился и спрыгнул с крыла на землю.

Поручик Нестеров сел в переднюю кабину.

Оглушительно затрещал мотор. Потом механик что-то кричал поручику и тот утвердительно кивал.

И вот аэроплан побежал по земле, сначала медленно, дрожа всеми своими на редкость тоненькими, хрупкими и на вид в высшей степени ненадежными членами, потом все быстрее и быстрее, точно за ним гнались, и вдруг Вениамин почувствовал, как аэроплан последний раз вздрогнул и затих: он попал в свою стихию.

Сверкнул чистым серебром Днепр, бестолково и смешно затолпились домишки киевской окраины.

Вениамин кинулся к аппарату, кляня себя за то, что забыл заснять взлет и вместо того, чтобы работать, крепко держался за борта кабины, боясь вывалиться из аэроплана. Теперь он уже ничего не пропустит. В сущности, в полете на аэроплане нет ничего опасного… «Правда, до того момента, когда стукнешься обо что-нибудь твердое!» — мысленно пошутил Вениамин. — «Во всяком случае, это вовсе не сковородка из преисподней».

Аэроплан неожиданно сильно тряхнуло и он стал быстро проваливаться. Добржанский бросил аппарат и ухватился за борта кабины. Голова закружилась. Под ложечкой нестерпимо засосало.

Вениамин с благодарностью вспомнил механика Нелидова: хорошо, что он сделал установку, закрепляющую синематографический аппарат!

Редкие облака, наплывая, окутывали на мгновенье аэроплан тонкой белой кисеей. Справа и слева, совсем близко, Вениамин увидал аэропланы. Они то повисали, словно на невидимой нитке, то проваливались. Летчики в высоких шлемах и очках походили на таинственные существа из нового фантастического романа. И только сверкающие в улыбке зубы Миши Передкова, летевшего слева, напоминали Вениамину о реальности.

Он фотографировал аэропланы, облака, спичечные коробочки зданий Киева. Ему уже некогда было предаваться испугу: он работал.

Аэропланы летели строем фронта, на расстоянии ста метров друг от друга. Глаза Передкова и Вачнадзе были все время в движении. Надо было строго выдерживать интервал; чтобы не потерять ориентировку, глядеть то на карту, то на землю, запоминая села, церкви, речонки; следить за сигналами Петра Николаевича, который в любую минуту мог приказать вести всю группу.

Анероид показывал высоту тысячу метров. Сильный встречный ветер затруднял полет, кроме того, ветер мог нагнать тучи, и тогда бедный фотограф фирмы Шанцера лишится и гонорара, и славы автора первого синематографического фильма с аэроплана.

Петр Николаевич беспокойно поглядывал на темневшие впереди облака. Он поднял правую руку и Вачнадзе тотчас резко снизился, будто провалившись в пропасть, потом вырвался вперед и встал во главе группы. Нестеров все время следил за землей и глядел на карту: Вачнадзе вел правильно. Затем ведущим стал Миша Передков.

Через два часа двадцать пять минут аэропланы снизились над Нежином и, выбрав подходящую площадку, сели неподалеку от города.

Петр Николаевич, Миша и Вачнадзе — все разом выпрыгнули из аэропланов и, обнявшись, побежали по теплой и мягкой траве. Потом стали весело тузить друг дружку и, наконец, повалились на траву.

— Фу, устал! — воскликнул Миша. — Головой так много пришлось ворочать, что шея ноет!

— Это хорошо, — ответил Петр Николаевич. — Кто больше головой ворочает, тот скорее увидит противника!

К летчикам, шатаясь, шел Вениамин Добржанский. Он икал, безмолвно шевелил бледными губами, но в глазах его было что-то безмерно счастливое и гордое.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Петр Николаевич, сознавая свою вину в том, что так нелюбезно встретил фотографа на аэродроме в Киеве.

— Как после именин, — признался Добржанский.

Все рассмеялись.

— И ушам ужасно больно. Пока работал — ничего. А когда приземлились, — тут меня завертело! Зато мировой рекорд группового перелета увидит каждый киевлянин, и не только киевлянин!

— «Не кажи „гоп“, пока не перескочишь», — проговорил Нестеров. — Мы прошли только половину пути.

На дороге из Нежина завихрилась пыль. Вскоре пять извозчичьих пролеток подъехали к стоянке аэропланов. Тут были и начальник Нежинского гарнизона, тучный рыжебородый полковник, и городской голова, маленький толстый господин с розовыми щечками, старенький, с трясущейся головой архиерей с реденькими седыми завитками волос вокруг лысины и с большим серебряным крестом на шее, красивые дамы в длинных платьях и белых шляпах с широкими полями, корреспонденты «Киевской мысли» и местной газеты.

Архиерей осенил летчиков крестным знамением и прошамкал беззубым ртом:

— Христолюбивому воинству слава и благословение господне!

Дамы не сводили глаз с Добржанского, принимая его за летчика и восхищаясь его красотой и могучим сложением. Петр Николаевич отмахивался от назойливых корреспондентов:

— Господа, перелет еще не окончен. Я не могу вам сказать более того, что все участники перелета живы, здоровы и нуждаются в отдыхе. Поймите, господа, что нам требуется отдохнуть!..

Корреспонденты щелкали фотоаппаратами, что-то записывали в свои блокноты.

Нежинский городской голова преподнес Петру Николаевичу серебряный складень с изображением Трех Святителей.

— Теперь нас будут звать «Тремя Святителями», — шепнул Георгий Вачнадзе Передкову.

— Побрился бы, святитель! — отозвался Миша. — Видишь, ни одна дама не удостоила до сих пор тебя ни единым взглядом.

— Ты, Мишука, тоже у них не в фаворе, хоть и побрился! — уколол Вачнадзе.

Петр Николаевич убедился, что отдохнуть не придется, и, с досадою махнув рукой, приказал вылетать…

До Остера ведущим шел Вачнадзе. Петр Николаевич с удовлетворением думал о своих друзьях. Вачнадзе и Передков показали себя вдумчивыми и исполнительными пилотами. Они вели аэропланы точно по карте, ни разу не теряли ориентировки.