Петр Павленко - Собрание сочинений. Том 4

— Мы везде пойдем говорить правду…

Голос с места:

— Здесь вашу правду знают!

Свердлов предупреждает:

— Прошу не сбивать оратора.

Голос с места:

— Чего его сбивать? Он сам собьется.

Свердлов звонит, водворяет тишину и дает возможность Трофимову продолжать. Тот волнуется и продолжает говорить весь в поту:

— А правда наша такая — рабочей кровью добытая правда! Не верьте царю! Не было и нет такого царя, который добровольно давал бы народу манифесты…

Кто-то издевательски кричит с места:

— Один всего!

Не было и нет такого царя, который добровольно давал бы народу свободу… — упрямо продолжает Трофимов.

— Царских свобод много дано! — опять издевается тот же голос.

— Плохо, товарищ Андрей, натаскали парня! — кричит из зала другой.

— Ничего! — отвечает Свердлов. — Я доскажу то, что товарищ не сумел довести до вашего просвещенного сознания. Продолжай, товарищ!

— Но мы, народ, не дадимся в обман…

Из последних сил держится Трофимов. Он берет в руки стакан, стоящий около него па трибуне, и держит его, не зная, что с ним делать.

— Налейте в него воды и напейтесь! — кричит кто-то.

Трофимов, зло стукнув стаканом, поставил его на пульт.

— А ну вас всех к…

Он не досказал и ушел с трибуны.

Свердлов встал:

— Я объясню почтенному собранию, что хотел сказать товарищ. У царя, конечно, бумаги хватает, но он экономный человек и все свои свободы вместил в один манифест. Мы еще экономнее и заявляем, что не стоило портить царю и этой единственной бумажки. Народ не дурак, как думает о нем царь. Народ умнее царя и прекрасно чувствует ту правду, о которой вы не дали сказать товарищу, но которую я заставлю вас все-таки выслушать. Коротко, товарищи: царский манифест, вырванный у самодержца восстанием народа, есть ложь и обман…

Объявлявший о собрании хватает колокольчик со стола, неистово звонит, заглушая Свердлова, и кричит охрипшим голосом:

— Закрываю собрание…

Подъезд другого здания в Екатеринбурге.

Свердлов с группой рабочих поднимается по ступенькам на крыльцо здания с пузатыми колонками. Дорогу им загораживает пристав:

— Господа, господа, здесь собрание. Покорнейше прошу не мешать!

— А мы и пришли на собрание, — говорит Свердлов. Пристав пытается не пускать:

— Здесь собрание союза… так сказать, собрание за царя.

— Так и мы за царя, — смеется Свердлов.

— Ну, конечно, за царя! — подтверждает Миронов.

Он одет не по-рабочему, и его интеллигентный вид, очевидно, убеждает пристава, и он обращается к нему:

— Пожалуйте… только прошу пропускать своих.

— Своих, конечно, — соглашается Миронов.

— Иди по одному, — командует пристав.

Все идут один за другим.

Первым прошел Свердлов.

Миронов говорит приставу:

— Свой!

Второй — Трофимов.

— Свой! — говорит Миронов.

— Свой!

— Свой!

Удивление пристава растет вместе с тревогой.

Миронов пропускает весь народ, человек пятьдесят.

Пристав беспокойно просит:

— Без скандалу. Обещайте, господин, без скандалу.

— Никакого скандала не будет, — утешает Миронов и проходит сам.

Свердлов говорит Миронову:

— Здесь выступишь ты и, как условились, за учредительное собрание.

Потом достает из кармана листок с текстом, передает Миронову:

— Попробуй провести и этот текст телеграммы.

Свердлов с товарищами входят в зал собрания.

На возвышении стол. За столом президиум. На стене, за их спиной, во весь рост портрет царя во всем «царском великолепии». В президиуме тузы города: купцы, заводчики, директор гимназии, попечитель округа и гимназический поп.

На трибуну поднимается Миронов.

Председатель собрания, тучный старик с одышкой, звонит в колокольчик, угрожающе жестикулирует и всячески протестует против вторжения новых людей.

В зале шум.

Со скамейки, где устроились рабочие, несутся крики:

— Дайте высказаться приезжему из столицы!

Трофимов встал, кричит:

— Он за царя!

Из задних рядов, где разместилась публика попроще и победнее, раздаются голоса:

— Правильно, правильно!

В передних рядах благообразные юноши, студенты-белоподкладочники, дамы и купцы.

Свердлов гудит басом:

— Просим! Просим! Говорите! Тихо!

Миронов начинает говорить:

— Господа! Царь-батюшка всемилостивейше дал нам свободу: свободу личности, слова и собраний! Но чем мы ответили на манифест государя? Мы пользуемся вот уже второй день величайшим благом свободы, а тому, кто даровал нам это счастье, мы даже не послали благодарности. Это разве достойно любящих сынов? Ведь манифест государя — это первый шаг, мы должны доказать государю, что мы его понимаем и хотим помочь ему всеми нашими силами. Не так ли, господа? И углубить и продолжить его мудрое начинание.

Зал аплодирует.

Свердлов подмигивает одному из рабочих; тот вскакивает, кричит:

— Всеподданнейшую телеграмму!

Миронов вынимает бумажку, которую передал ему Свердлов у входа.

И потому, господа, предлагаю послать государю сегодня же, сейчас же следующую телеграмму: «Государь, повергая к вашим стопам нашу верноподданнейшую благодарность за дарованные нам свободы, мы требуем для закрепления этих свобод немедленного созыва учредительного собрания из народных избранников».

Публика аплодирует.

Крестьянин, который был на собрании у эсеров, неистово аплодирует в задних рядах.

Древняя дама-патронесса вертится во все стороны, спрашивает:

— Что он говорит?

Председатель сбит с толку, он в отчаянии:

— Господа, не то он говорит!.. Не то!.. Тезис не тот!..

Аплодировавший крестьянин кричит, обращаясь к президиуму:

Елки-моталки! Что вы нас путаете? Оратор-то чей? Ваш?

Трофимов и его группа кричат изо всех сил:

— Наш! Наш!

Публика, сбитая с толку, тоже кричит:

— Наш!

Свердлов, довольный, оглядывается, смеется путанице в зале:

— Надо голосовать!

Миронов подхватывает:

— Поднимите руки, господа, все, кто любит государя и кто согласен с моим предложением!

Большинство из присутствующих на собрании подняли руки.

Трофимов и его группа уговаривают поднять руки колеблющихся.

Председатель кричит охрипшим голосом:

— Протестую…

Свердлов со своими друзьями уже у двери. Они быстро уходят.

Председатель устало вытирает лоб платком, хрипит:

— Чертовщина какая-то!

Весь президиум покинул его.

Свердлов со своими товарищами идут по темной улице. Они веселы, возбуждены. Рабочий Сухов говорит с восторгом:

— Были у черносотенцев, а резолюцию провели свою!

Басит, ухмыляясь, Свердлов:

— А как же!

Все возбуждены, веселы, шумливы. Один Трофимов мрачен. Рядом с ним идет Миронов.

— Надо побольше читать, Трофимов! — говорит ему Миронов. — Культуры набираться, знаний… Так ты далеко не уйдешь… Я тебе уже предлагал заниматься со мной…