Муса Магомедов - В теснинах гор: Повести

И Парида учила нас русским словам. Забавная она была у нас — наша новая сестра. Бывало, утром спим мы, все братья вместе, а она заберется к нам, разбудит и командует: «А ну, вставайте все на зарядку». И мы, смеясь, вставали и приступали к зарядке.

Не только мы, но все в ауле полюбили Париду. Она была желанной гостьей у всех. Если где готовилось что‑нибудь вкусное — чуду или халва, обязательно приходили за Паридой, а заодно брали и Асю.

А Ася с первых же дней невзлюбила новую сестру. Вероятно, это была просто детская ревность. Ведь раньше‑то больше всех в семье баловали Асю. Единственная сестренка да еще самая маленькая, Ася привыкла к тому, что вое самое вкусное, самое лучшее получала она.

Особенно доставалось мне. Магомед и Саид ходили в школу, а я оставался с Асей. И всюду, куда бы я не пошел, она тащилась за мной — к речке, в поле, в горы. Капризам и выдумкам ее не было предела. То притворится больной, и тогда я таскаю ее на спине. Мальчишки так и дразнили меня: «Вон идет Асин конь!»

Но больше всех баловали Асю бабушки. И вдруг с появлением Париды все кончилось. Теперь уже Парида прыгала на коленях отца, и мама без конца ласкала и целовала новую сестренку, А уж бабушки готовы были с утра до вечера рассказывать ей сказки. «Как же так? — недоумевала Ася. — Чужая девчонка стала родной?» И вражда закралась в ее сердце. К своим игрушкам, которые она так охотно уступала соседским девочкам, она и близко не подпускала Париду. «Мои, мои, не дам тебе!» — кричала Ася. Часто она выбегала из‑за стола вся в слезах и плакала где‑нибудь в уголке. А мне не раз говорила: «И зачем папа купил нам новую сестру, посмотри, какие некрасивые у нее косички».

Я старался ее успокоить, но она твердила свое. Иногда я поддразнивал Асю. Если она начинала капризничать, просила потаскать ее на спине, я отвечал: «Не буду, почему Парида никогда не просит меня об этом?» Или же я приносил что‑нибудь вкусное из сада и говорил: «Это не тебе, а Париде». Ася плакала и кричала: «Не хочу я сестру!» Отец старался вразумить ее: «Будь умницей, Ася. Сестре нужна сестра, как брату брат. Всегда любите друг друга».

Быстро прошло время, отпуск отца кончился, он снова отправлялся на фронт. Прощаясь, сказал нам: «До свидания, родные. Возьму Берлин и тогда вернусь!»

Тяжелее всех отъезд отца переживала Парида. Бывало, я просыпался ночью от ее плача. Сидит на кровати, маленькая, худенькая, и горько всхлипывает. «Что тебе?» — спрашиваю. «Живот болит», — отвечает она. Бабушка вставала, готовила ей чай из тмина с медом, а мы‑то знали, что у Париды ничего не болит, а плачет она оттого, что скучает по отцу. Без него она пугалась каждого шороха, часто кричала во сне: «Бомба!» Ася смеялась: «Трусишка! Какие тут бомбы?» Когда приходили письма от отца, Ася прятала их и говорила: «Не дам никому, папа только мне пишет, не тебе!» Я стыдил ре. Нарочно громко читал те строки, в которых он посылал привет Париде, спрашивал, как она чувствует себя. Ася дулась на всех, капризничала. «Вот какое у нее сердце ревнивое», — ворчали обе бабушки.

Кончилась война, вернулся наш отеп. Опять в светлых глазах Париды загорелись искорки радости. После возвращения отец снова пошел работать шофером на электростанцию. Иногда и ночевал там же. «Вскоре мы обуздаем Чара–реку, направим ее в трубы, и в наших домах будут гореть лампочки Ильича», — говорил он нам с гордостью.

Однажды отец привез из райцентра ситец с цветочками Асе и Париде, Сельская портниха сшила им обеим одинаковые платья. Надела Ася платье и расхвасталась бабушке: «Посмотри, какое красивое!» А бабушка сказала: «И у тебя и у Париды тоже, обе вы нарядные, мои внучки, обе красивые!» Ася в слезы: «Нет, нет, мое все равно лучше! У Париды все плохое! И глаза кошачьи, и сама она кошка! И не сестра она мне вовсе, а совсем чужая! Пусть уходит от нас! Не нужна она нам!»

.Парида побледнела, заплакала и бросилась из дома. Нас‑то никого не было. А бабушка сразу и не сообразила, что произошло. Я первым пришел из школы. Сентябрь уж кончался. Бабушка Зулхижат говорит, что, мол, Парида ушла и пропала, и обедать даже не пришла. Я сразу почувствовал неладное и бросился искать ее. А тут и братья подоспели. Но все было напрасно. В ауле Париды не было.

Вот уж и мать вернулась с сенокоса, ливень начался, да такой, что и неба не видно. Мать забеспокоилась: «Что же мы сидим, идем снова искать, куда девочка могла деваться?» Магомед побежал к речке, мать к источнику, я к отцу на электростанцию. Отец увидел меня и сразу понял, что что‑то случилось. Когда я рассказал ему, что пропала Парида, оп даже разозлился.

— Может, кто‑нибудь обидел ее? Ты скажи мне правду, сынок.

Но я ничего не мог ему сказать. Мы сели в машину и поехали в аул. Каждого встречного останавливали мы, спрашивали его, не видел ли кто Париду. Наконец старая Ханича сказала нам, что наша девочка часа два назад брела в сторону строительства. Мы повернули машину и помчались обратно, но Парида как сквозь землю провалилась. Дома мы застали плачущую Асю. Из ее невнятного бормотанья мы кое‑что начали было понимать. Между тем весь аул вышел на поиски Париды. Бабушка Зулхижат брела сзади, причитала:

— Пропала моя внучка, может, ее и в живых уже нет, унесла горная река!

Только к вечеру мы нашли нашу сестренку в поле. Девочка приткнулась к дереву, от дождя спасалась, к груди прижимала куклу и горько плакала. Отец схватил ее на руки, прижал к себе, целовал ее мокрый лоб.

— Да у нее жар, скорее к доктору! — сказал он.

В этот вечер никто из нас не разговаривал с Асей, даже не смотрел в ее сторону. Она испуганно и виновато поглядывала на отца, внимательно слушала, что говорил врач. Ночью, когда мы наконец успокоились и заснули, я проснулся от тихого плача. Смотрю, Ася сидит у постели больной, гладит русые кудри и шепчет что‑то ласковое.

— Уходи, бессовестная, злая девчонка! — закричал я. Тут проснулась Парида.

— Не гони ее, — говорит мне, — пусть побудет со мной!

…Неделю пролежала Парида, и все это время Ася не отходила от сестры. Никто из нас больше не вспоминал о случившемся, ни в чем не упрекал Асю.

— Пусть сама поймет все, — говорил отец.

И Ася поняла. Будто переродилась. Все свои любимые игрушки она тащила Париде, сидела около нее часами, рассказывала сказки, услышанные от бабушек. Когда приходил врач, Ася потихоньку пряталась в уголке и не пропускала ни одного его слова. Уколы, которые делали сестре, она, казалось, ощущала как свои собственные — морщилась от боли, вздрагивала, и Париде приходилось успокаивать ее:

— Это совсем не больно, Асенька!

С тех нор сестрички наши и подружились.

В один и тот же день пошли они в школу. Сели за одну парту. Уроки делали вместе, всегда помогая друг другу. Асе легко давалась математика, Париде — с трудом, а вот с русским языком у Аси были нелады, тут уж Парида приходила ей на выручку.