Сергей Антонов - По дорогам идут машины

Я с интересом перевернул страницу и в это время услышал голос:

— Вы что это у меня ревизию наводите?

На пороге стояла девушка в легоньком коверкотовом пальто с плечиками и в резиновых ботиках. У нее было широкое скуластое и открытое лицо с дубленой коричневой кожей, ее голова была повязана деревенским бабьим-цветастым платком.

Я извинился и положил тетрадь на место.

— Механик эмтеэсовский не приходил? — спросила Люба, указывая на левую кровать.

Я сказал, что никого еще не было.

— Значит, все еще в Поддубках, — усмехнулась она. — Понравилось ему, наверно, песни наши слушать.

— Какие песни?

— Частушки. Там, в Поддубках, каждый день новые. Туда со всех деревень за частушками ходят. Там и про колхозные дела, и про любовь, — про все складывают. Вот эмтеэсовский механик вчера только приехал трактор чинить, а про него уже частушка сложена. Больно тихо работает парень. Как это сложено, обождите: «Ваня Иванов из эмтеэс вчера под трактор полез, а починит его Ваня не раньше посевной кампании». Я эту частушку позабыла, она там складно сложена. Вам что сготовить: яишницу или, может, картошки поджарить?

Она пошла за перегородку, в свою половину, переоделась и вышла на кухню. Пока я умывался, печь была затоплена и на сковородке кипело масло.

— Вы, наверно, давно ждете? — говорила Люба. — Вот тоже была в Поддубках. Целый час цыганочку танцовала. Даже плечи заболели. А никак не уйти. Больно песни хорошие поют. Вот, глядите, поддубенская частушка.

И она, улыбаясь, запела, поводя в такт плечами:

— И тут горло дерут, — недовольно проговорил, входя на кухню, высоченный парень с руками, вымазанными в автоле. На пуговице его синего мокрого комбинезона висел электрический фонарик.

Я понял, что это был Ваня Иванов.

— Так я же про любовь, — отвечала Люба. — Я про трактористов не пою.

Даже не посмотрев на нее, парень начал умываться, расплескивая воду и на пол и на стену. Умывался он долго и сердито. Утеревшись, он снова вышел на кухню и спросил:

— Кто у вас там всякие глупости сочиняет?

— Поддубенские ребята складывают, — ответила Люба. — Вам что: яишницу или, может, картошки поджарить?

— Не надо ничего. Завтра разбуди меня в пять часов.

Парень ушел, а мне вдруг самому захотелось сходить в Поддубки, послушать поддубенские частушки и обязательно разыскать человека, который их складывает.

Моя работа оказалась довольно сложной. И у Синегорья и у Поддубок до объединения было по девять полей, а теперь предстояло запланировать новый общий зерновой севооборот и заново организовать кормовую базу. Для повышения урожайности очень важно, чтобы последовательность культур на полях севооборота не нарушалась. Но при укрупнении полей в первые годы соблюсти это условие очень трудно, а иногда и совсем невозможно. Вот, например, в Синегорье на первом поле травы второго года пользования, а на соседнем, поддубенском, озимая рожь. Как эти поля соединить в одно? Что на нем сеять?

Вот и приходится с утра до ночи разговаривать с местными агрономами, с председателем колхоза и бригадирами, ходить по полям. Не удивительно, что я как-то совсем забыл про поддубенские частушки и про их сочинителя.

Долго пришлось ломать голову из-за поддубенской птицефермы. Птицеферма эта была гордостью колхоза. Прекрасное здание с шиферной крышей, с паровым отоплением и электрическим светом было построено только в прошлом году на границе поддубенских и синегорских земель, и по новому землеустройству оно оказывалось совсем не на месте, как раз посредине седьмого поля зернового севооборота. Как ни жаль было этого здания, но приходилось перенести его на другое место. Я показал Василию Степановичу Боровому, председателю объединенного колхоза, свои расчеты, и, скрепив сердце, он согласился.

И вот однажды, когда я был у Василия Степановича, он сказал, что ферму уже разбирают. Я удивился. Новый план землеустройства еще не был утвержден, и мне казалось, что председатель действует рискованно.

— Чего ждать, — сказал Василий Степанович, заметив мое удивление, — переиначивать, так переиначивать, чтобы раз-два, и готово. Пойдем поглядим. Ребята там горячие, наверно уже стропила снимают.

Мы вышли в поле. Василий Степанович, бритый и стриженый шестидесятилетний старик, на цыпочках, словно молодой, забирался вверх по крутому размякшему откосу. Я следовал по вмятинам его следов, как по ступенькам. Наконец показалось здание фермы. Оно стояло целехонькое. На бревнах сидел крутоплечий парень в красной ковровой тюбетейке и человек десять девчат. Среди них была и моя хозяйка — Люба. А рядом с Любой сидела девушка с коротким вздернутым носом, видимо самая младшая из всех. Колечки белокурых волос торчали из-под ее платка. Эта девушка чем-то выделялась среди своих подруг, и сначала я не мог понять — чем. Но, приглядевшись, я догадался: у нее были удивительно выразительные глаза — голубые глаза, смотревшие на все вокруг с каким-то наивным удивлением и радостью.

Никто не работал. Василий Степанович сдвинул брови.

— Чего это вы, уже утомились? — обратился он к парню. — Устали ночью головами подушки подпирать?

Голубоглазая девушка взглянула на Семена, словно говоря ему: «Ну, Сеня, скажи скорей что-нибудь, а то, ох тебе и будет!»

— Ни одна не хочет на крышу лезть, — неторопливо ответил Семен. — Жалко им рушить.

— Что же это вы? — спросил председатель, заложив руки в карманы брюк и медленно переводя взгляд с одной девушки на другую.

— Пошли, девчата, полезем, — сказала Люба.

— Зачем мы станем такую красоту рушить, Василий Степанович! — пронзительно заговорила строгая Феня, заведующая птицефермой. — А курей куда будем девать?

— Пока на новом месте ферму соберем — кур в сарай переведем.

— Неладно придумано, — заметил Семен. — Там низина, Василий Степанович, сырость. Захворают куры туберкулезом.

Голубоглазая девушка вопросительно взглянула на председателя, и во взгляде ее можно было прочесть: «Ведь и правда, захворают куры туберкулезом. Как же это вы так, Василий Степанович?»

— Не захворают, — сказал председатель, — не на век переводим. От силы на неделю.

— И хорек повадится, — продолжал Семен. — Место там угрюмое, на отлете. Хорек повадится, не уследишь.

Девушка обернулась к председателю, словно говоря: «Вот видите, какой у нас умный Семен. Хорек кур передушит, что будем делать?»

— Не бойся, собаку на цепь посадим, — сказал председатель. — Отпугнет.

— Где вы такую собаку возьмете? — спросил Семен.

«Да, да, где вы возьмете собаку?» — сияли большие глаза девушки.