Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

— От тебя зависит, Капитоновна.

Его слова прислужница растолковала по-своему:

— Ух-ма, Федюньчик, за нами дело не станет! Все вернешь — б о льшую долю возьмешь, не все вернешь — меньше возьмешь…

Капитоновна повернулась лицом к красному углу с иконами и, склонив голову, перекрестилась:

— Покарай меня, Никола Чудотворец, ежели я нарушу свое слово…

Большой иконостас освещался тремя лампадками. Центральная икона Николы Чудотворца была украшена длинным полотенцем с черными узорами на концах. На белоснежном полотне утиральника проступали темные отпечатки пальцев. В сознании бывшего вора всплыло неприятное воспоминание, и он отвернулся от икон…

— Капитоновна, когда и во сколько был здесь рыжий матрос?

— Ау, брат, в этом доме свой устав, соколик. — Она уважительно кивнула на дверь без ручки: — Когда и кто был — не узнаешь. Благодетельница строго наказывала…

— Дура! — перебил агент. — Вас же обчистил рыжий!

— Господи помилуй! — встрепенулась бабка. — Сын поповича, родной племяш Солеварова, морской воин… Кто поверит, сударь?!

— Любой поверит, если вскроет нутро Ерша Анархиста: у него даже сердце не красное, а черное. Какого числа он гадал?

— Да, кажись, — задумалась бабка, — в день памяти великомученика Феодора Стратилата.

— Восьмого июня, что ли?

— В сей день.

— А золотишко пропало?

— Через трое суток, в ночь на одиннадцатое…

— Так, сначала разведал, потом нагрянул. — Федя показал на двери без ручки: — Через эти?

— Ой лихонько! Ума не приложу! Эту дверь-то не откроешь без шума. А иной нету, каморка-то глухая…

— Чем же дышит хозяйка?

— А есть пробоина в потолке…

— Пролезть можно человеку?

— Разве… мальчонке…

Агент вспомнил базарного мальчишку с шадривым [6] Шадривый — по-местному: рябой. лицом. Федя накрыл спекулянтку Лосиху, но карманного воришку пощадил. Теперь пацан отплатил бы добром — показал бы, можно пролезть или нет.

— Значит, золотишко хранилось тут, за дверью?

Старая лиса поняла, что ее обложили красными флажками. Она покорно развела ладошки:

— Тут-то оно тут, а где да в чем, не ведаю. Потому как ясновидящая в тайне хранила. Писульку вручила, что пропало, и говорит: «Найми своего сыщика».

— А что там кроме гроба?

— Ничего, соколик.

— Люк есть?

— Нету.

— Значит, в гробу двойное дно.

В глазах бабки вспыхнули светильнички. Она удивленно покачала головой, завязала уголки платка под пухленьким подбородком:

— Дивлюсь тобой, Феденька! — Она переметнулась на голос озорной девки: — Зайди, родимый, да попробуй приподнять старушку: тут тебе и смередушка!

— Шпалер под рукой?

— У нее глаз шибче всякого шпалера!

Федя улыбнулся:

— Куда же она глядела, когда гроб-то чистили?

— Ой, паичка, сама не разумею: прошло как в Камский мох — и следов нету. Что за наваждение?

— А вот что! — Агент кивнул на дверь. — Она спит. А сверху на нитке пучок кудели с душком сонным. Потом — веревочную лесенку. По ней вниз пацан с фонариком. Старушку — на бок. И давай шуровать…

— Господи, страх-то какой! Лик-то у ней завсегда в саже — чернявый, и зенки, как у Мурки, горят. Меня и то в дрожь бросает…

«На лице маска», — отметил про себя Федя, но заговорил о другом:

— Помощник Ерша, поди, не один гроб распотрошил на кладбище. Клад у рыжего. Помоги найти его. Куда он подался?

— Поди-знай! Отсохни язык — не ведаю!

— А ты, Капитоновна, спроси у ясновидящей. Она все видит.

— И взаболь, милый, спросить — не ударить. Да лишь вот беда: после этой надсадушки никого не принимает и со мной молчит да на руки мои смотрит — драгоценности ждет. Аж еду не берет!

— Так вот и к гробу присохнет. Останешься ты одна. Что будешь делать, Капитоновна?

— Ох, желанный мой Федюша, вся надежда на бога!

— На бога надейся, а сама не зевай. — Агент вытащил пачку денежных знаков: — Малины [7] Малина — воровское житье. не обещаю, а голодать не будешь. Кажинный месяц по такой колоде. И услуги для тебя привычные…

— Какие, соколик? — заинтересовалась бабка.

— Будешь у меня наводчицей.

— Спаси бог и помилуй! Не хочу кормить клопов в качеване [8] Качеван — на воровском жаргоне: тюрьма. .

— Говоришь, кубышку сколотила?

— Откуда, Феденька? Барахлишком, сам знаешь, давно не промышляю, а что скопила — уж проела. Сама живу, видишь, приживалкой. — Она взглянула на стол и спохватилась: — Ах ты память-решето! Совсем заболталась! Давай, сынок, кусовничать: молочком попотчую…

— Солеваровским?

— Хозяйское, утренний удой отношу, а вечерний оставляю.

— А сено чье?

— Не моя забота. У хозяина сенокос на Ловати, на трех коров хватит. Сам-то вчерась отбыл пожню посмотреть да рыбку половить…

«А может, племянника покормить?» — подумал агент, присаживаясь к столу.

Капитоновна подала гостю ручник, чтобы тот прикрыл новые брюки, и обратилась к Николе Чудотворцу. Она зашептала молитву, а Федя, с утиральником в руке, усмехнулся:

— Капитоновна, кому ты поклоны отвешиваешь? Взгляни, Чудотворец-то двуликий!

— Свят! Свят! — закрестилась она, не оглядываясь.

Федя предложил проверить его слова:

— Сними икону, только не оставь отпечатки пальцев на полотенце. И увидишь с лицевой бородку, а сзади доску с кубышкой…

Бабка вздрогнула и, поворачиваясь, грохнулась на колени:

— Сынок, не оставь меня нищей!

— Я не грабитель!

— А Пашка Соленый сказывал, что ты таперича легавым стал.

— Я, Капитоновна, агент второго разряда, а ты моя помощница. Сообщила мне о пропаже, вручила список драгоценностей…

— Соколик, я же не ведала, что ты государственный…

— Теперь будешь знать. И дальше помогать. Начальник у нас с тобой надежный, справедливый. Выхлопочет тебе пенсию по старости. А пока что получи подъемные…

Федя положил на стол пачку совзнаков и помог бабке встать на ноги:

— Связь держать будешь только со мной…

— А как же, любезный, благодетельница? — Она со страхом посмотрела на дверь без ручки. — Без ее благословения…

— Не бойся, Капитоновна, она благословит. Только поначалу с ней поговорит наш начальник.

— А ежели станет молчать?

— Есть решение: гадалку вон из Руссы. Заговорит, поверь мне.

— Тебе-то верю, соколик, а вот поверит ли мне начальство? Куда нам, скажут, безграмотную да еще с таким иконостасом!

— Живи, Капитоновна, как привыкла, живи здесь, с иконами. — Федя кивнул на дверь: — Пока прислуживай. Береги скарб. Обряжай скотину. Носи молоко. Делай все, что и раньше делала. Только соблюдай две статьи: никому о своей секретной службе — раз и честно выполняй мои поручения — два. По рукам?

Она утвердительно кивнула головой, хотя видно было, что в ней идет душевная борьба. Наконец Капитоновна шагнула к черному поставу с белой занавеской, открыла застекленную створку, достала берестяную чашку и опрокинула на стол звонкие медные пуговицы с якорями.