Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум

— Друзья мои, к нам прибывает новая партия сентябрят [16] Сентябрятами называли ребят из голодного Поволжья, которые первый раз прибыли в Руссу в сентябре 1921 года. . Неплохо встретить концертом…

— Отлично-чудненько! — зажегся Сеня и стал перечислять, указывая пальцем: — Ланская… пение! Орлова… пляска! Добротина… соло на мандолине! Селезнев… мелодекламация! Воркун… вариации на гармони! Смыслов… цирковой номер с мячом!..

— Голубчик, что это за номер? — Калугин обратился к Леше. — Нуте?

Вратарь не успел шевельнуть губами. Раздался звон. Из рук Жгловского выпал стакан. Ерш обвел глазами присутствующих:

— Есть тут чекисты?

— Есть-имеются, — отозвался Селезнев.

— Полундра! Рысь тут! — Ерш забинтованной рукой, как пикой, нацелился на лысого в толстовке и простых очках: — Вот он, гад!

Никто не ожидал такой выходки. То ли вино ударило Ершу в голову, то ли он нарочно явился учинить скандал в коммуне? Мастер Смыслов сжал кулаки:

— Ёк-королек, ты что, рыжий, очумел?

Вскинув голову, Ерш заскрипел зубами:

— А вы что, ослепли, черт вас дери?!

Назревал скандал, который мог обозлить Жгловского.

А Иван Матвеевич стремился расположить Анархиста к откровенной беседе. Калугин спешно спрятал листок в карман:

— Голубчик, вы обознались, поверьте мне..

— Тебе поверить, курва?! — вскипел Ерш. — Нашел дурака! Отвечай, гнида, ты приходил ко мне?

— Куда, батенька?

— На перевоз?

— В каком часу?

— Поздно вечером. Ты подошел ко мне в саду…

— И вы в темноте рассмотрели меня?

— Я осветил тебя! Вот эти очки, бородка, — указал Ерш. — И твоя манера подсыпать: «Голубчик, батенька, друг мой. Нуте?»

Коммунары и гости переглянулись. А Калугин спокойно спросил:

— И мои сапоги, и плащ с капюшоном?

— Точно! Засыпался, гад!

— И рост мой?

Прищурив глаз, художник заколебался:

— Да нет… я чуть повыше тебя, а он чуть повыше меня…

Калугин перевел взгляд на друзей:

— Значит, Рысь основательно присмотрелся ко мне…

— Где он мог, в каком месте? — заинтересовался Селезнев. — Где?

— Уком… Дискуссионный клуб… Фабричная ячейка — всюду возможно, друзья мои.

— А зачем он гримируется под вас, Николай Николаевич?

Вопрос Любы насторожил Анархиста. Калугин с благодарностью посмотрел на Добротину:

— Представь, голубушка, что в темноте Георгий Осипович не обратил внимания на рост эмиссара. Что бы тогда произошло? Жгловский выдает Рысь чекистам, а те Жгловскому не верят. Больше того, берут меня под защиту! Жгловский, естественно, нервничает, злится. А при такой ситуации, голубушка, вместо откровенного разговора — обоюдная неприязнь…

— Другими словами, — подхватил Сеня, — Рысь нанес удар без удара!

— Совершенно верно, голубчик! — Калугин придвинул Жгловскому тарелку с маринованными грибами. — Рысь все время имитировал мою речь?

— В саду почти так. Разок только загнул по-одесски. А при первой встрече он, как артист, шпарил по-всякому.

— О чем же, батенька?

— Доказывал, что каждый смертный несет в себе трещину, только надо уметь нащупать ее…

— Чтобы не убивая убить?

— Точно! И, как пример, пришил судьбу уполномоченного губчека.

— Конечно, не вдаваясь в детали?

— Да, карты не раскрыл. А вчера больше нажимал на Библию.

— В каком смысле, голубчик?

— Расхваливал божественную стратегию Моисея…

— За что же?

— За искусство охмурять сынов земли. Моисей выполнял приказы всевышнего, которого сам же придумал, избрав путь не бога — дьявола: налет, убийство, насилие. Призывал всех почитать и слушаться только верховного, а сам же всеми верховодил. И так нашпиговал свой народ, что тот захватил богатую страну. Он назвал такую стратегию живучей.

— Совершенно верно, голубчик! Магомет, точнее, Мухаммед тоже прикрылся аллахом, в одну руку взял Коран, в другую меч и завладел Меккой.

— Рысь хочет моисеевой стратегией прикончить совдепию.

— И опять же план без деталей? — спросил Калугин.

— Нет, есть о чем посекретничать…

Калугин указал на лестницу, ведущую на чердак. Иван Матвеевич, видимо, вспомнил, что там лежит больной с приступом язвы, и глазами показал в сторону флигеля, но Селезнев правильно разгадал замысел председателя укома:

— Лучшего лекарства-бальзама и не придумаешь. Чуешь, Ваня-Ванек?

Действительно, больной совсем забыл про боль в животе. Прислушиваясь к рассказу Ерша, он поднялся с дивана и подошел к столу, за которым сидели Анархист, Калугин и Воркун.

— Тебе кто заказал иконы? — спросил председатель чека.

— Солеваров. Но спер их, видать, помощник Рыси…

— Кто? Имя, фамилия?

— Черт его знает! — пожал плечами Ерш. — Сам-то Рысь мелочишкой не пачкается. «Плох тот руководитель, говорит, который все сам делает». Он не один, но в открытую играл только с гадалкой, покойницей. Я Рысь поймаю. Лишь не спугните его. Удерет из Руссы.

Пронин смял в комок листок характеристики Воркуна, а Калугин незаметно улыбнулся…

Воркун не поздравил ее. Она знала, что он торопился по важному делу. Однако Сеня урвал минутку, заскочил во флигель и преподнес полное собрание сочинений Тургенева:

— От всей коммуны, Тамарочка Александровна!

Сияющий, он взмахнул роговским хлыстом:

— Друг-приятель отдал мне Желанного!

Она улыбнулась, а сама подумала: «Не зашел».

Воркун и Селезнев уехали до завтрака. Они спешили, пока мороз не сковал землю. Ерш зарыл золото глубоко.

За круглым столом пили чай Ланская с Калугиным. Он пожелал ей здоровья и всяческих успехов. Вчера Ерш часто цитировал Ветхий завет, поэтому Тамара не удивилась, когда Николай Николаевич спросил:

— У вас есть Библия, голубушка?

— Я брала у регента. Если хотите…

— Спасибо, матушка, я сам зайду. — Он задержал взгляд на вдовушке: — Ба-а! У вас совсем не праздничное настроение! Нуте?

— Погода действует. — Она повернулась к плакучему окну: — Полюбуйтесь…

— Запомните, голубушка, если дожди перейдут в снежную зиму, а весна дружно нагрянет — не избежать наводнения.

— И что тогда? — спросила она, думая о своем.

— Русса превратится в три холма. В старину, заметьте, Ильмень омывал старорусскую землю. Ваш сад растет на дне бывшего огромного озера…

Славный Николай Николаевич: он старался отвлечь ее от печальных мыслей. Но вот Калугин взял толстый портфель и скрылся за выходной дверью. Тамара вымыла посуду, вернулась во флигель, взглянула на пачку книг в бурых переплетах и опять за свое…

«Иван внес свою долю в общий подарок. Он не мог не знать о дне рождения…»

Осторожно звякнул звонок в прихожей. «Регент», — подумала она и не ошиблась. Сосед оставил мокрый зонтик в прихожей, а букет свежей герани внес в комнату: