Валерий Рогов - Нулевая долгота

Пока Федор Васильевич мысленно произносит свой защитительно-обвинительный монолог, Седов молчит, даже не заглядывая в усталое и подавленное лицо директора. Ждет, когда тот сам к нему обратится.

— Ну и что, товарищ Седов, ты от меня все же хочешь? — наконец спрашивает Федор Васильевич.

— Могу помогать в механических мастерских, — без всякого подхода объявляет Седов. — Зарплаты мне не надо. Хватает пенсии. А помогать буду.

— Ну и насколько тебя хватит с помощью-то? — невесело интересуется Прохоров.

Для Седова этот вопрос имеет иной смысл, чем то, о чем спрашивает Федор Васильевич. В своем смысле он и отвечает:

— Может быть, на год, а может быть, и на десять лет.

— И на том спасибо, товарищ Седов. Спасибо, что не бездельничать приехал. Нам таких только работничков и не хватает. Теперь нам все помогают, — мрачно иронизирует Прохоров.

В секретарской раздается бодрый, уверенный баритон Жгутова, и Федор Васильевич обрывает фразу. Он весь подается вперед, тяжело налегая на стол. Он как бы замер перед тем, как встать, когда в дверях появится Жгутов. И точно, как дверь открывается, Прохоров встает. Встает и Седов.

Жгутов входит стремительно, широко и уверенно распахнув дверь, задерживается на пороге, с легким удивлением обведя взглядом стоящих Прохорова и Седова. Решительно, громко закрывает дверь и твердо проходит через кабинет, на лице чуть заметная снисходительная улыбка, в серых глазах — холодок и недовольство. Крепко пожимает руки сначала Прохорову, а затем Седову. Рукопожатие с Седовым затягивает, цепко смотрит в глаза. Смотрит с интересом, вопросительно: что, мол, привело сюда?

Жгутов несколько выше Седова, шире в плечах. Русые волосы, зачесанные назад, непокорно спадают на высокий лоб, глубоко перерезанный двумя морщинами. Ему лет сорок. «Видно, крутой и властный человек», — думает Седов.

Жгутов садится на стул у стола Прохорова. Тяжело опускается в кресло Федор Васильевич и сразу тянется за папироской.

— Садитесь. Что же вы стоите? — предлагает Седову Жгутов.

— Как добрались, Леонид Александрович? — интересуется Прохоров.

— Без приключений, Федор Васильевич, — Жгутов опять внимательно и цепко смотрит на Прохорова и Седова, спрашивает: — Я не помешал вам?

— Да нет, что вы, Леонид Александрович, — откликается директор.

Жгутов улыбается: спокойно, по-дружески.

— Хорошие у тебя места, Федор Васильевич. Не удержался и постоял пяток минут на горке у камня. Знаете, где это? — обращается он к Седову.

— Знаю, — отвечает Седов.

— Ну а как преодолеваем трудности, Федор Васильевич? — вопрос поставлен Прохорову. Но Жгутов не дает ему ответить, а продолжает, смотря с легкой улыбкой то на директора, то на Седова: — Создаем их сначала, а потом преодолеваем. Диалектика. Не можем мы без преодоления жить. — В серых жгутовских глазах сверкнул ледок: — А если разобраться, то все наши трудности от упрямства и консерватизма. Не правда ли, Федор Васильевич?

— Может быть, и так, — соглашается Прохоров и давит было уже появившуюся на его сумрачном лице веселую улыбку. Он понял, отчего Жгутов двусмысленности говорит, хотя приехал разнос ему учинить. Федор Васильевич как-то запамятовал, что в Синеборье пожаловал корреспондент из Москвы и хотел у него в совхозе побывать, но соблазнился поездкой в дальнее лесничество к Светлым озерам. Однако Жгутов не знает, где сейчас корреспондент, и в полной уверенности, что Седов им и является.

— Трудностей, конечно, много, — продолжает Жгутов. — И все же преодолевать их надо.

— Вы про план по картофелю, Леонид Александрович? — прямо спрашивает Прохоров.

— Нелады у тебя вроде с планом, Федор Васильевич?

— Сами знаете, что нелады, — легко соглашается Прохоров и довольно думает: «Как бы он меня разносил сейчас, не окажись тут Седова. Ишь ты, как жизнь устроена: для своих — ругань, для посторонних — вежливость…»

— А не поехать ли нам, Федор Васильевич, на поле? Народ поддержим, а?

— Как прикажете, Леонид Александрович.

Жгутов протестует:

— Ну вот: прикажете! Я гость у тебя, Федор Васильевич. А ты — прикажете! Зачем же так? Товарищ вот не поймет наших отношений. Поедете с нами?

— Поеду, — говорит Седов. Думает невесело: «Грозный Федор Васильевич Жгутова на «вы» называет, а тот не стесняется тыкать директора. Должность, выходит, важней возраста…»

Когда садятся в директорский газик, Прохоров успевает шепнуть Седову:

— Имей в виду — ты московский корреспондент.

— Что? — удивляется Седов.

— Тут один сейчас приехал, понял?

— Понял, — пожимает плечами Седов.

Жгутов и Седов сидят сзади.

— Как там Москва-матушка поживает? — интересуется Жгутов. — Давненько я там не был.

— Ничего нового, — рубит Седов.

— Быть того не может, — не соглашается Жгутов. — Столько событий, а вы — ничего нового.

— События событиями, а нового — ничего, — упрямится Седов.

Прохоров спрашивает:

— Как мы, Леонид Александрович, сразу поедем на уборку или вы еще куда заглянуть хотите?

— Сразу давай, — недружелюбно утверждает Жгутов, но, поймав себя на повелительном тоне, смягчает впечатление, обратившись к шоферу: — Ты, Петр, ближней дорогой езжай, ладно?

— Понятно, Леонид Александрович, — довольный вниманием, отвечает Петр.

— Нравятся вам наши места? — спрашивает Жгутов Седова.

— Замечательные места, — убежденно говорит Седов. Мрачновато добавляет: — Однако в вашем районе, видно, как веками повелось, так и идет. Поэтому не обессудьте, многое не понравилось.

— Любопытно. Что же?

— Многое, — говорит Седов, не намереваясь перечислять недостатки.

— В совхозе, что ли? — настаивает Жгутов.

— И в совхозе тоже, — подтверждает Седов. — Но не только. Что за город Синеборье? Чем он отличается от того, каким при царе Горохе был? Мало чем, если совсем ничем. А ведь исторический городок — летописи упоминают. А в городе — ни одной асфальтированной мостовой, ни одного современного здания. Да и многое другое.

— Ага, вот вы о чем. — Жгутов даже распрямился для полемики. Он любит спорить. Энергично говорит, выкинув вперед руку и начав каждое слово прибивать взмахом сжатого кулака: — Но возьмите районный центр Изведовск. Еще в двадцатые годы был деревней. А сейчас и промышленность, пусть не ахти какая, и улицы асфальтированы, и современные дома понастроены. Были в Изведовске?

— Не был, — говорит Седов.

— Приезжайте, увидите. Центр города — совсем новый. Недавно районный Дом культуры сдали: из стекла и бетона! Не отстаем. А заводская окраина? Люди не случайно Черемушками называют.

Жгутов гордится изведовскими новостройками. Сам немало усилий вложил. Захудалость Синеборья его меньше волнует. Не задевает, так сказать, с точки зрения развития. Но лично он свое родное замшелое Синеборье любит больше чистенького, типового, правильного Изведовска. Ведь в стареньком Синеборье, обросшем легендами и тайнами, столько щемящей сердце поэзии, так сказать — как в догорающей свече, почтовой тройке, развеселом гулянье на масленицу… Стоит ли спешить разрушать поэзию? Жгутов, конечно, утверждает это не умом, а сердцем. Но сейчас Седов бросил вызов, перечеркнув поэзию и подчеркнув отсталость. Надо отвечать. Жгутов говорит: