Михаил Голубков - Крайняя изба

— Не тебя, не тебя… успокойся.

Жанка щурит глаза, поджимает тонко губы — не верит подруге:

— Только я тебе вот что скажу. Я и без всего этого, что ты имеешь в виду, проживу. Я и без этого видная… А вот тебе туговато придется. Ох, туговато. Тебе нужно обязательно десять классов кончать, а потом и институт еще. Такая твоя задача. Грамотную-то, умную шибко, может, и приметит кто…

— Да ты… да ты что говоришь-то? — опешивает от такой наглости Ленка. — Да я еще красивее тебя стану! — выкрикивает она сквозь слезы. — Да я еще обгоню тебя…

— Посмотрим, посмотрим.

Тут слышится гулкий топот и хриплое взмыкиванье, коровы с телятами как-то разом вымахнули из кустов и пустились, высоко взбрыкивая, наутек по дороге. Овцы, пронзительно блея, будто их резали, неслись следом, им было жарко в своих шубах, облепленных репейником, однако не так страшны оводы.

Девчонки заполошно бросаются в погоню, но Жанка сразу же отстает, возвращается назад, вспомнив, что она голая.

Выскочив на дорогу и поняв, что стадо уже никак не задержишь, что остается только одно, бежать в деревню и загонять скотину в стайки, Ленка тоже поворачивает обратно. Взъерошенная, запаленная, она подбегает к Жанке, которая уж опять разлеглась за книгой, выпаливет одним духом:

— Дура ты, Жанка… голая дура! Вот тебе! — и, сорвав с кустов высохшее, обветренное платье, натягивая его на ходу, спешит за пылящей по дороге скотиной..

Оставшись одна, Жанка хотела одеться, догнать Ленку и задать ей хорошую трепку, но потом передумала. Плевала она на эту пигалицу. Пусть обзывается как хочет.

Жанка переворачивается на спину, сладко и томно потягивается, выгибается, как кошка, которую гладят, кладет на лицо раскрытую книжку.

Воображать больно стала Ленка. «Ты, конечно, красивая, Жанка, но все-таки…» — передразнила она подругу. Думает, отличница, так что-то и понимает. «Ну куда ты, к примеру, можешь устроиться»? Устроюсь, не беспокойся. Вон сестра Керри, без всякого образования в город приехала, а ведь в конце концов устроилась, да еще как устроилась. Всем бы так устраиваться. Сколько мужиков с ума посводила. Кто ни повстречает, кто ни увидит, обязательно влюбится. Герствуд, так совсем голову потерял, заворовался ради Керри. Потом вообще стал бродягой, вообще опустился. Так им и надо, мужикам. Пускай не влюбляются в молодых, пускай не очень-то лапают девчонок. А уж если влюбился, если гоняешься, то и содержи, как королеву. Даром любовь никому не дается.

Не всем, конечно, артистками быть, но какое-нибудь подходящее дело можно, наверное, всегда найти. Главное, на первых порах устроиться, приткнуться где-нибудь, в тех же няньках хотя бы… ну, что здесь такого. Затем приглядеться хорошенько к городу и получше подыскать место. Можно учиться куда-нибудь поступить. На курсы, например, кройки и шитья. Очень хорошая, чистая специальность, всегда будешь шикарно одетой ходить.

Или, положим, на секретаршу-машинистку выучиться, сидеть в большой приемной какого-нибудь начальника. Все будут почтительно, заискивающе обращаться к тебе: «Иван Васильевич у себя?..» «К Ивану Васильевичу можно?..» А ты будешь всем отвечать непреклонно: «Иван Васильевич занят…», «У Ивана Васильевича экстренное совещание…» А сама будешь входить и выходить из кабинета, одной только тебе всегда доступного. И Иван Васильевич, молодой, но очень способный руководитель, всегда будет внимателен и учтив с тобой: «Жанночка, соедините меня, пожалуйста…», «Жанночка, вызовите, пожалуйста, сюда…» А как-нибудь вечерком, после работы: «Вы, Жанночка, не ушли еще?» — «Нет, Иван Васильевич… с отчетом вот задержалась». — «Ну что ж, Жанночка… идемте я вас подвезу». Ах, какая интересная, красивая жизнь! Неужто только в кино да в книгах бывает?

Или, на худой конец, другие, поплоше курсы окончить можно, ну, хотя бы на водителя трамвая или троллейбуса. Езди знай по улицам, весь город у тебя на виду и тебя все видят. Уж который парень приметит, влюбится, то найдет обязательно, не потеряет, завяжет знакомство — трамвайные и троллейбусные маршруты всем известны.

А в том, что ее приметят, выделят, выберут, Жанка нисколько не сомневалась. В клубе вон останешься после кино на танцы, так некоторые парни глаз с тебя не спускают. Взрослых девок стороной обходят, а на тебя зыркают. Посвежее, помоложе им подавай. На ровню себе уж и внимания не обращают, перезрелками кажутся. А какие они перезрелки? Все как будто на месте. Опытнее только стали, умнее, лапать не особо-то позволяют. Да и сами парни хорошо понимают, что здесь ничего не выйдет без серьезных намерений. А с малолетками можно и поиграть, побаловаться, может, какая дурочка и уступит, сплохует, поддастся на уговоры. Парням что, парням потом и горя мало.

Жанка опять потягивается, улыбается каким-то тайным удовольствиям, оглаживает свое нагретое солнцем тело.

Вот и про нее говорят, что отцветет быстро, что она из скороспелой породы. В город надо быстрее, в город. Там и выбор, там и мест для знакомств побольше — парки, дворцы, кинотеатры. Там ведь никто не знает, что она дура набитая, восьмилетки осилить не может. В город скорее, в город. А то, чего доброго, прошляпишь, упустишь время свое. Нечего уж только о баловстве думать, пока еще парни засматриваются, пока еще кожа упругая да блестящая, пока все на ней дыбком держится. Пора уж, пора кой-кого прибрать к рукам. И в городе это сделать гораздо проще, в таком-то народе, в такой-то гуще. Какой парень посмирнее окажется, повлюбчивее, того и свести с ума.

И Жанка очень ясно представила, как она ходит по городу, красивая, рослая, нарядная, даром, что домработница там какая, а уж наряды-то себе обязательно справит, пить-есть не будет, а справит. Купит в первую очередь туфельки наимоднейшие, на толстых высоких каблуках. Платье она сошьет яркое, цветастое, чуть выше колен и с глубоким, где надо, вырезом — есть что приоткрывать, что показывать. Это пусть другие стесняются, у кого везде плоско, как доска, а ей нечего добро прятать. Платье ей обязательно скроят так, чтоб на каждой груди по цветку сидело, по волшебному, аленькому цветочку, которые столько счастья, столько радости обещают. Прическу она начнет в парикмахерской укладывать, волосы, слава богу, позволяют. Пышная, многоэтажная прическа сделает Жанку намного выше и стройнее. Уж какой-нибудь карапет не посмеет сунуться. Одни только дюжие парни станут насылаться в провожатые.

Потом она увидела свою свадьбу, свое сияние в воздушной, прозрачной фате, увидела веселые, хмельные лица гуляющих, восхищенные взгляды на нее, услышала гул богатого, шумного застолья, услышала поздравления, тосты, звон рюмок и звон посуды. Мужа, сидевшего рядом, она еще не совсем представляла, но то, что он будет высокий, сильный и курчавый — это уж непременно.