Владимир Ишимов - В тишине, перед громом

— Степан Саввич, — вмешалась Елена Викторовна, — вот вы рассказываете и все занятные, забавные истории. А ведь вам, наверное, пришлось пережить и страшное?

— Не без того, — согласился капитан, — да, знаете, человеческая душа так уж устроена, что все тяжкое прячет далеко, вглубь, чтоб добраться было трудно. А на верхних палубах хранит легкое, приятное. Вроде самозащиты это, что ли.

Вдруг я почувствовал на себе взгляд Люды. Она смотрела на меня пристально, словно о чем-то спрашивая и желая, чтобы я отгадал, о чем; ее длинные ресницы чуть вздрагивали, а глаза казались светлее.

— Людмила, может, и мы потанцуем? — спросил я, с удивлением чувствуя в своем голосе нежданную робость.

Она едва заметно и молча кивнула головой, нет, даже не головой, а только ресницы ее дрогнули, и, не отрывая от меня взгляда, поднесла бокал к губам и медленно выпила его до дна.

Я ощутил вдруг злую и глухую враждебность к ней, ко всему ее неясному мне облику и в это самое мгновение впервые понял, что мне чем-то нравится эта странная девушка. Я сделал вид, что мне занятно смотреть на танцующих. И оказалось, что это и впрямь было небезынтересно.

Георгий Карлович и Курнатова-Боржик перестали топтаться на месте в углу комнаты, они присели на тахту и продолжали негромкий разговор. О чем же они беседуют, обособившись от компании? Тут Евгения Андреевна и юрисконсульт снова поднялись, но не для танца. Они вышли из комнаты в прихожую и притворили за собой дверь... Странно! По меньшей мере странно!

Вскоре дверь снова распахнулась, впуская обратно в комнату Георгия Карловича и Евгению Андреевну. Верман, оживленный, сел возле жены, приобняв ее за плечо, а слева от меня оказалась хозяйка дома.

— Алексей Алексеич, — капризно сказала она, — ну что вы сиднем сидите весь вечер! Неужели прав Леонид Борисович, что вы не от мира сего? Разве можно так! Это в конце концов нелюбезно! Нельзя же Георгия Карловича заставлять танцевать со всеми дамами.

— Потанцуйте, потанцуйте с Евгенией, — безапелляционно приказала мне Елена Викторовна Верман, — если она не вытанцует норму, ни за что не уснет.

О, эта дама привыкла приказывать! И, видимо, в этом кругу ее слушались.

Что ж, ради пользы дела... Я подал Евгении Андреевне руку.

Нельзя было сказать, что танец с мадам Курнатовой-Боржик мог доставить большое удовольствие. По крайней мере мне. Но я был бы готов на куда большие жертвы, если б они хоть на шаг приблизили нас к решению загадки этой компании. В частности, ответили б на вопрос: о чем говорили моя партнерша и юрисконсульт «Экспортхлеба» — человек, который встречался с Вольфом и который неожиданно для нас оказался центром этого общества?

Однако я слишком задумался — Евгения Андреевна что-то мне сказала.

— Простите? — переспросил я.

— Нельзя быть таким невнимательным. — Мадам капризно надула губки. — Я говорю, что вы прелестно ведете.

— О, мерси! — отвечал я в том же светском духе.

С облегчением я вернулся на свое место и тут же снова ощутил Людмилин взгляд. Кой черт, подумал я, но, конечно, повернулся к ней. И тут понял, что она чуть улыбается — плазами и уголками приоткрытого рта.

— Давайте убежим, — вдруг прошептала она.

— Убежим? — Я не верил своим ушам. — Как-то неловко... А что мы скажем?..

— Ничего. Да и нужно ли? Просто встанем и уйдем.

— А... зачем? — совершенным дураком спросил я.

Людмила тихо и простодушно — другого слова не подберу — рассмеялась, взяла меня, безмолвного, за руку и, помахав всей компании, увела из дома. Вдогонку нам донесся голос Евгении Андреевны: «Алексей Алексеевич, не пропадайте!» Видно, она даже не удивилась нашему исчезновению.

Людмила напоследок хлопнула парадной дверью.

«Что ж, — утешил себя я, — пожалуй, это неплохо, уж наверняка не возникнет никаких подозрений: разве можно опасаться человека, который позволяет вот так вот увести себя едва знакомой девушке?»

Людмила шла легким, упругим шагом, словно не ступала на плиты тротуара, а лишь отталкивалась от них. То и дело я касался рукой ее руки, но что-то мешало мне заговорить. Я различал немного скрытый сумраком упрямый профиль, высокую шею, чуть отведенные назад прямые мальчишечьи плечи.

Так мы молчали долго. Я каждой жилкой ощущал, что вот она близко, рядом, эта красивая, странная девушка, а она, мне казалось, была так погружена во что-то свое, что и вовсе забыла о моем существовании. Но это было не так.

Недалеко от реки я неловко оступился, и Людмила мгновенно и ловко схватила меня под локоть. У нее была сильная рука, у этой хрупкой на вид девушки!

Я попытался «сохранить лицо», произнеся какую-то тираду по поводу того, что вот, мол, всегда женская рука удерживает нашего брата от падений. Людмила отпустила мою руку и тихо сказала:

— Не надо так. Очень прошу вас. Ладно? — Она заглянула мне в лицо.

А меня вдруг охватило раздражение. Против нее? Нет, скорее против самого себя, точнее, против своего внезапного интереса к ней. Ушел, бросил Вермана. Впрочем, там Славин. Может, то, что я убежал, и вправду к лучшему... Однако как она держится! Замечания делает... И к тому ж — адмиральская дочка... Но ведь я это для дела...

Только когда за Людмилой закрылась дверь ее дома, я посмотрел на часы. Посмотрел и присвистнул: было четыре часа утра. Давненько не провожал ты, Каротин, девушек в такую пору! Что ж, прав Славин, и ты еще не стар?!

Похоже, что вечер был потрачен не зря. Сомнительная компания, в которую неожиданно для меня явился Георгий Карлович Верман... Есть к кому и к чему присмотреться... Взять хотя бы эту самую мадам Курнатову-Боржик...

К концу нашего пешего хождения по спящему городу Людмила разговорилась. Я узнал, что муж Евгении Андреевны, белый морской офицер, ушел с врангелевцами за границу, живет в Белграде, довольно часто шлет жене письма и, видно, не только письма. Это то, что знает Людмила. Или, скажем осторожнее, то, что она нашла нужным сказать. Разве нельзя предположить, что есть что-нибудь и еще, подспудное, тайное? Опять, значит, белый офицер, причем за границей, и постоянная с ним связь... Куда ни кинь — офицеры... Вот как оно получается, Каротин... Ты можешь поручиться, что это не РОВС — пресловутый Российский общевоинский союз? Что это не его рука? Ведь есть сведения, что белогвардейцы очень оживились после нацистского переворота в Германии. И вот нате вам: Георгий Карлович Верман у Курнатовой-Боржик — свой человек. Почему свой? С какого времени свой? А что, если и впрямь бывший сосед? И эти таинственные переговоры с ним в прихожей... Шуры-муры? При жене? Сомнительно... Ох, как это все сомнительно!

А Людмила? А что Людмила? — перебил я сам себя. Дочь царского адмирала. Правда, адмирал умер еще до революции. Был он, видать, человек честный, прямой и бескомпромиссный, не стесняясь, резал в глаза правду-матку и ходил потому у паркетных адмиралов из Морского министерства в «бунтовщиках».