Всеволод Иванов - Кремль. У

Вавилов понял, что он шкурник и пустяковый человек, который даже не имеет сил написать, чтобы приняли его отставку. Он решил прийти домой, прекратить обдирать сучья и попытаться еще раз, если выйдет, стать таким же ловким, как и те рабочие, которые были там. Он вспомнил, уже подходя к корпусу, что переехал и что М. Колесников и О. Пицкус могут встретить его не особенно ласково.

У противоположного корпуса впервые за все время встретил Зинаиду. Она ласково ему улыбнулась и спросила, что он, не переехал разве?

Он поспешил домой и вспомнил, что П. Лясных просил его прийти скорее. Он увидел большую светлую комнату, мешали только несколько березы клуба, и он подумал, что надо бы посоветовать срубить сучья.

В комнате сидел встревоженный актер. Он сразу спросил:

— Что иностранцы, об К. Л. Старкове не справлялись?

Голос его показался Вавилову странным, и он подумал: как это он не обращал на актера внимания, насколько же он захудалый и седой какой-то линяющей сединой. Ему стало жалко его. Вошел П. Лясных и сказал, что вода давно кипит.

— Поскольку постольку ты хозяин, то вот тебе полотенце, я уже напустил воду.

Вавилов услышал шипение воды. Актер смотрел испуганно в пол. Вавилов потянулся к воде, к ванной. Она была светла, широка и лучше, пожалуй, комнаты. Вавилов огляделся с удивлением и сказал:

— Как в музее, право.

Он пощупал воду ногой и спросил П. Лясных:

— Садиться, что ли?

Тот, как и во всех делах, касающихся воды, сказал покровительственно и оживленно:

— Садись.

Вавилов стоял с полотенцем в руках и сказал:

— Стыдно сказать, но в Воспитательном доме мамка меня, что ли, топила, но у меня страх всю жизнь перед водой, ты помнишь, как я на стену от того страха полез?

Актер показался в дверях, он ничего не видел и сказал:

— Лезьте, что вы стоите, а я пока вам скажу и должен исполнить завет Неизвестного Солдата.

— То есть, собственно, что же это за Неизвестный Солдат? — спросил Вавилов, боязливо опуская в ванну одну ногу.

Он вдруг быстро сел, так что на актера брызнуло, и сказал:

— Прямо должен сознаться, отлично, оказывается, черт возьми! — Он поворачивался с боку на бок, намыливая голову: — Так вот, что ж такое Неизвестный Солдат, вот мне все твердите, а я так занят, что некогда было и подумать, ну-с?

Актер сказал:

— Вот вы руководите культурно-просветительной деятельностью сорокатысячного города, первый раз лезете в ванну и не знаете, что такое Неизвестный Солдат.

Вавилов мыл голову:

— Стыдно сознаться, но с превращением церкви в клуб и прочее я уже недели две не просматривал центральных газет: опять наши что-нибудь выдумали?

Он сказал, потягиваясь:

— Ей-богу, хорошо! Вы вот мне скажите, что по совести ванна у рабочего и теплая и горячая вода утром и вечером!..

Актер сказал:

— Я вам говорю: приехали за мной. Они гонятся за мной, и его высокопревосходительство Пьер-Жозеф Дону приказал им.

Вавилов сказал:

— Войдите в нашу комнату и обратите внимание, сколько света у попа было, а я сейчас оденусь и выйду, и я вас прошу сегодня же рассказать, в чем дело, и про вашего Неизвестного Солдата тоже.

Он с неудовольствием посмотрел на свое рыжее тело, он оглянулся на воду. Он не чувствовал того страха, который владел им раньше, когда он подходил к воде. Он победил воду, то есть то, что не записано и ради чего не оглодана кора на семи суках, на одиннадцати суках. На всех суках. Он с трудом всегда отводил глаза от воды, с таким трудом, что его начинала сжимать тошнота, а он стоял и смотрел и вдруг бежал. А теперь он чувствовал себя легко. Он вспомнил, что приехал к морю и вынужден был уехать, так его манила вода. Вавилов с удовольствием обтерся, покряхтел, а когда он вышел, актер сказал:

— Иностранцы приходят только к победителям. Уверяю вас, Вавилов, и спрашивается: во имя личного возвышения должен я предавать друзей или не должен, иностранцы побуждают меня на возвышение, и я предлагаю вам, Вавилов, поскольку вы слабы и беспомощны, перейти со мной в Кремль, я вам благодарен, вы один поняли причину моего бегства.

Инженеры осмотрели с холодным любопытством все древности, и профессор Черепахин признал, что без освещения дела историей и без того, чтобы не подогреть его, ни черта не получится. Инженеры очень хотели бы всё видеть, они сидели долго, один вынул походную корзинку с ликером и выпил и предложил профессору, тот очень любил ликер и поблагодарил, те сказали, что они понимают, как трудно теперь добыть ликер, но они желали бы немногого, только остаться и переночевать в Кремле и чтобы им был показан Афанас-Царевич.

Профессор почувствовал себя успокоенным, это пришли, в сущности, культурные люди. Его долго никто не посещал. И он рад был услужить.

— К сожалению, Царевич недавно умер.

И он отвел их даже на могилу, они постояли, посмотрели грустно и разговора о ночевке не поднимали. Они стояли в Соборе Петра Митрополита, и И. П. Лопта, его сын Гурий сопровождали красивую женщину с огромными косами и медленной походкой. Иностранцы выразили восхищение такой русской красавицей и поинтересовались — кто она, и профессор объяснил, что это руководительница религиозного движения в Кремле.

Ее сопровождало несколько человек. Она плыла, не поднимая глаз, профессор, как и на все с недавнего времени, стал смотреть на нее с презрением. Иностранцы указали на сопровождавшего шествие П. Ходиева, белокурого и идущего, — он не заметил иностранцев, — они спросили:

— Это он?

Бутылочка была зелена, как изумруд, и профессор мечтал ее попробовать и пригласить к пробе И. Л. Буценко-Будрина и еще кого-нибудь, он спросил:

— Почему не сопровождает их Вавилов, который должен дать политические объяснения?

Ему ответили, что Вавилова, видимо, скоро переизберут, так как он даже и вообще не справляется, — обеспокоен, надо сдавать спектакль, а актер скрылся из Мануфактур. Все это чрезвычайно встревожило профессора Черепахина, и он покинул осматривавших сам не свой и не поговорил даже как следует и как ему хотелось. Иностранцы любезно хвалили все, объясняли, что сюда, в Кремль, приедет масса туристов, как только появится возможность приехать.

П. Ходиев устал. Должен ли он еще человека убить или признаться в прежнем убийстве? Он достойно отплатил М. Колесникову за его хвастовство, и он понимал, что то, что он намерен был уехать, — едва ли удастся. Он не пошел опять к Агафье, он хотел с ней поговорить, но ей было не до него. Он понимал — дело печатания библии шло удачно, но не хватало бумаги и не хватало, видимо, денег.

Приближалось воскресенье.

Он метался.

И Кремль и Мануфактуры, по всему было видно, чрезвычайно волновались предстоящим кулачным боем. П. Ходиев надеялся, что поможет милиция, но из-за милиции могли перенести бой в другое место. Жена его сказала, что встретила на рынке в городе М. Колесникова, и тот посмотрел на нее наглым и тихим взглядом, и ей был, видимо, приятен этот взгляд. И П. Ходиеву было все равно, он не дотрагивался до нее, она же думала, что он не дотрагивается потому, что не желает убивать свои силы.