Евгений Ивин - Дело взято из архива

Уговаривала я его, убеждала, а у самой не было этой веры, тоже за Володю думала. Закралась у меня в те дни мысль, что неспроста он ушел из дома, наверное, есть что за ним еще, кроме лагеря. А потом все это выветрилось из головы…

Женщина задумчиво провела рукой по лицу, словно стирая из памяти эту последнюю всплывшую из прошлого сцену прощания, и, решительно тряхнув головой, поспешно закончила, как бы стараясь поскорей завершить это неприятное и тяжелое для нее дело.

— Ушел он, а мне тоскливо стало, будто горе непроходящее навалилось на плечи. Вот и вся история… И опять, как раньше, будто подслушал, что тяжело мне, пришел Николай. Почти пять лет не виделись, стираться стал в моей памяти, а тут снова вспыхнул горячим костром и опалил меня как бабочке крылья. Попал он тогда в партизаны, встретил Красную Армию и пошел воевать до самого конца. Демобилизовался, съездил на Кубань, а про меня не забыл. А я была в то время ни жена, ни разъеденная, так — соломенная вдова. Меня опрашивают про мужа, а мне оказать нечего, говорю: бросил и уехал куда-то. Шершень настойчивый был мужик. Хотел жениться, а мне ведь нельзя при живом-то муже опять замуж выходить. Дал он мне сроку полгода, сказал, что приедет и заберет меня на Кубань. Свет увидела, радость появилась в жизни…

Встретились мы и еще раз с Михаилом. Вызвали меня в Калининград. Моего мужа нашли, убился он на мотоцикле. Ездила опознавать. Чего уж там опознавать, обгорел он, когда мотоцикл загорелся, лица не признать, волосы сгорели, но вроде белые были, как у Михаила. Плащ его, пиджак его, да и документ уцелел доноровский, который ему из лагеря выдали. Следователь, конечно, тоже уверял, что я не могла ошибиться, видно, ему не очень-то хотелось копаться в этом деле. Только мне кажется, что я тогда ошиблась, ростом он был больше Михаила.

Снова в комнате воцарилось молчание. Екатерина Николаевна встала из-за стола и, подойдя к окну, выглянула наружу. Тень беспокойства пробежала по ее лицу. Майор Агатов понял причину тревоги, она боялась, что домой придет сын или муж. Несомненно, женщина не хотела встречи сотрудников КГБ со своими близкими, чтобы избежать разговора с ними на эту тему. Правду сказать родным, особенно сыну, она не могла — это понял Агатов из их разговора. Чтобы облегчить задачу, майор решил закончить беседу.

— Почему вы не высказали сомнения при опознании трупа?

— Сложный вопрос, но я постараюсь быть откровенной. Просто-напросто эта смерть устраивала нас обоих, она давала мне свободу, и я могла выйти замуж за человека, которого любила. Мне думалось так: если это не мой муж, то, скрыв это, я помогу ему. Никто никогда не будет разыскивать его. Ведь я была все еще в плену страха, что за грехи отца придется расплачиваться моему мальчику. Так уже мы, матери, устроены… Вот почему я и подтвердила то, что мне сказал следователь.

— У вас никогда не возникало мысли, что он жив?

— У меня временами появлялся страх, что Михаил может прийти, и тогда я принималась успокаивать себя и хвататься за надежду, что там, под Калининградом, все же был он. Однажды мне показалось, что я видела его поблизости от дома, но такое могло и показаться, потому что человека я видела сзади, но у него были такие же светлые волосы, как у Володечки.

— У вас нет предположений, где бы он мог находиться, если вопреки всему остался жив?

— Нет! Насколько мне известно, у него нигде не было родственников. А знакомых… может быть, и приобрел во время войны.

— Как бы вы поступили, если бы встретили Донорова?

— Не знаю, да и вряд ли кто мог ответить на этот вопрос, слишком это сложно. Знаю одно, для меня это было бы большим, непоправимым несчастьем. Не надо об этом спрашивать! У меня хорошая семья. Коля меня любит, сына мы вырастили, он его усыновил, меня заставил кончить сельскохозяйственный институт, сделал человеком. Господи! Неужели так будет всю жизнь, что за большое счастье надо расплачиваться горем!

— Спасибо, Екатерина Николаевна, вы нам очень помогли понять до конца этого человека. Для нас это важно. Хочу вас только предупредить, что вы можете нам еще понадобиться. Пусть это и не совсем приятно для вас, но без вашего участия мы не сможем провести эксгумацию трупа и опознание. Наш товарищ уже выехал в Калининград. Скоро мы вас об этом известим. — Майор встал, поднялся лейтенант.

…На краю станицы, у желтой пшеничной гряды, майор попросил шофера остановить машину. Навстречу им по проселочной дороге шел паренек с белыми, как степной ковыль, волосами. Он весело насвистывал и тонким прутом, как саблей, срубал седые головки репейника. Безмятежное, еще детское выражение лица, на котором уже появлялся темнеющий пушок, было очень похоже на лицо женщины, с которой они только что расстались.

Майор и лейтенант молча проводили глазами паренька.

В районном отделении милиции трудовой день подходил к концу, но по сотрудникам, сновавшим из кабинета в кабинет, не чувствовалось, что они скоро собираются уходить домой. Капитан Петренко побывал у начальника отдела и, получив у него разрешение, отправился в архив.

Дело о злополучной катастрофе, в результате которой погиб Доноров Михаил Васильевич, нашли.

Виктор получил его на руки и, устроившись в одной из комнат райотдела, раскрыл тощую папку. Торопливо перелистал все документы. Он имел привычку знакомиться с делом не с первой страницы, а сразу же заглядывал в конец. Там всегда содержался анализ обстоятельств и выводы. Здесь таким документом явилось постановление о прекращении дела. Дата сообщала: март 1947 года.

«Да, здесь не нарушили установленного законом двухмесячного срока, — с непонятным предубеждением подумал Петренко, словно взял это дело, чтобы «подкопаться» под следственные органы милиции. — Дело-то, видать, по тому времени было хлопотливое и бесперспективное. Следователю не хотелось обращаться в прокуратуру и доказывать необходимость продления срока, в то время как на шее висели десятки других дел. Вот он и «свернул» его…» Прокомментировав мысленно последнюю страницу, капитан принялся отыскивать подтверждение своим выводам. Теперь он еще раз прочитал постановление, выписывая в блокнот то, что считал заслуживающим внимания. Итак, «…управляя мотоциклом и следуя с повышенной скоростью, на повороте шоссе не справился с рулем, врезался в дерево на обочине дороги… В результате сильный удар в голову с раздроблением костей черепа. От воспламенения вылившегося из бака бензина, мотоцикл загорелся, в связи с чем труп сильно обгорел…»

Петренко полистал документы и посмотрел, что по этому поводу написал судебно-медицинский эксперт:

«Смерть наступила в результате обширного разрушения вещества головного мозга. Лицо погибшего обезображено в результате удара тупым предметом, им могло оказаться дерево, с которым столкнулся пострадавший».