Евгений Ивин - Дело взято из архива

Через десять минут лейтенант, довольно щуря глаза, смешно складывая в трубочку полноватые губы, говорил:

— Здесь километров семьдесят будет. Если сейчас махнем, то к трем окажемся на месте. Есть у нее сын Володька, механизатор, осенью в армию идет… Михайлович отчество, — словно приберегая под конец эту сенсацию, сообщил лейтенант.

…Огромная станица, почти сплошь застроенная новыми домами, одним краем цеплялась за высокий берег быстрой реки, распластав над ее водами зеленую стену вишневых садов. Другой конец станицы огибал глубокий овраг, тянулся вдоль пшеничного поля, отгораживаясь от него серой наезженной конной дорогой и такими же густыми зарослями вишняка.

— Вы только посмотрите на эти сады! — с восторгом говорил лейтенант. — Где вы видели такие?

Майор Агатов улыбался в ответ на юношескую радость своего помощника. Лейтенант нравился майору не только своим ясным умом, но и своей непосредственной, неподдельной радостью, вспыхивавшей в нем при виде всего хорошего и яркого. Раза два Агатов не удержался и, отступая от официального тона, называл его просто Петей, а не Петром Яковлевичем, как в начале знакомства.

Дом Екатерины Николаевны Шершень на высоком каменном фундаменте, с черепичной крышей и тремя окнами, обрамленными расписными наличниками, мало отличался от соседних домов. Здесь, в станице, была своя особая архитектура, которой станичники рьяно придерживались. Дома вырастали похожими, будто местные плотники рубили их по особому типовому проекту.

Хозяйка, средних лет женщина с сединой в темно-русых волосах, оглядела нежданных гостей и пригласила их в дом.

— Спасибо, — поблагодарил лейтенант в ответ на предложение войти, — мы из Комитета государственной безопасности. — В его голосе прозвучали горделивые нотки, похожие на те, когда он говорил о садах. — У нас к вам есть несколько вопросов, но мы заранее просим извинить нас за беспокойство.

— Какое там беспокойство! — ответила женщина слегка певучим голосом, растягивая «о». — У меня еще целый час времени.

В доме во всем чувствовалась заботливая хозяйская рука. На окнах на аккуратных подставках стояли горшочки с цветами. Середину комнаты занимал круглый стол, покрытый тяжелой бархатной скатертью. На стене — ковер с цветными оленями, поверх ковра — охотничье ружье. На стене, над диван-кроватью, майор увидел в рамке небольшую овальную фотографию мальчика с белыми, как степной ковыль, волосами. Серьезный не по годам взгляд устремлен прямо в объектив камеры. «Наверное, это и есть Володя. А если это так, то, видно, и Мишка был в молодости таким же», — подумал Агатов.

Пока они осматривались, хозяйка вышла из комнаты и тут же вернулась с крынкой молока.

— Жарко, попейте с дороги, — предложила она и сразу же налила кружку майору.

Агатов с удовольствием выпил молока. Лейтенант чуть поколебался, но потом последовал примеру майора.

Теперь хозяйка села к столу напротив Агатова и, посмотрев ему в глаза, спросила:

— Так чего же хочет от меня Комитет государственной безопасности?

Сейчас майор хорошо видел ее красивое славянское лицо, невольно мелькнула мысль, что двадцать лет назад от нее нельзя было оторвать глаз, если встретить на улице. «И такая досталась прохвосту!» — с каким-то грустным сожалением подумал он, задерживаясь с ответом на вопрос.

— Видите ли, Екатерина Николаевна, мы не намерены скрывать, что приехали к вам за помощью.

На ее лице отразилось неподдельное удивление, и майор снова подумал про себя: «Эх, двадцать бы лет назад встретить тебя, наверное, это было бы счастье».

— Мы разыскиваем вашего бывшего мужа Михаила Васильевича Донорова. И я рад, что мы застали вас дома одну, что при нашем разговоре не присутствует ваш муж и, главное, ваш сын…

Женщина внимательно слушала, наклонив голову, видимо, предстоящий разговор был для нее не из приятных.

— Почти двадцать лет прошло с тех пор, как он ушел из дома и погиб, разбившись на мотоцикле. Это все, что мне известно. О каком же розыске может идти теперь речь? — Она подняла голову и пристально, как смотрела при первой встрече на улице, взглянула майору в глаза.

Он выдержал требовательный взгляд ее глаз и мягко, как с больным человеком, которого врач хочет успокоить перед операцией, произнес:

— В том-то и дело, что у нас нет полной уверенности в гибели Донорова под Калининградом. Думается, здесь произошла ошибка, и мы хотим установить, так ли это.

— Ошибка! Ведь столько лет… — она не докончила мысль, но Агатов и так понял, что она хотела сказать.

— Не могли бы вы рассказать нам о его жизни, характере, привычках. Если помните кого из его родственников, то укажите их адреса. Одним словом, места, где, по вашим предположениям, мог бы находиться Доноров, окажись он живым и здоровым.

В ее глазах появилась настороженность, она вдруг начала что-то смутно понимать и судорожно схватилась за еще неоформившуюся мысль.

— Вы хотите сказать, что он где-то скрывается? — с ужасом выдавила она.

— Да, именно это я имел в виду.

— Но почему? Ведь он ничего не совершал. Был в плену, в лагере для перемещенных лиц, да мало ли кто не попадал тогда в плен. За это ведь сейчас не наказывают? Он был репатриирован в тысяча девятьсот сорок пятом году. Работал в колхозе в Жмаковке. Да еще как работал! Объясните, что же случилось?

— Екатерина Николаевна, — серьезно и тихо проговорил Агатов, — Михаил Доноров во время войны изменил Родине, служил в гестапо и совершил ряд тяжких преступлений против советских людей, за что ему дали кличку Мишка-палач. При наступлении советских войск ему удалось скрыться, а потом благополучно вернуться в родную деревню… Теперь вы знаете все.

Женщина растерялась, ее руки нервно забегали по скатерти, выискивая что-то невидимое, лицо вытянулось и, постарело на глазах, резче проступили морщины вокруг рта и на лбу.

«Что это она так разволновалась?» — не понял майор причины волнения Екатерины Николаевны. Но в следующую секунду все разъяснилось.

— Как же теперь быть? — прошептала она. — Володечка, он же ничего не знал. Как же теперь ему жить? — Ее отчаяние рвалось наружу. Ей страшно стало за сына, за его судьбу. Такой ужасной вести ее мальчик не перенесет. Позорное клеймо на всю жизнь — сын изменника Родины! Нет, нет, она должна что-то сделать, чтобы оградить его от свалившегося несчастья. Она должна! Собственная судьба ее мало тревожила. Сын, ее Володечка! Он только что встал на ноги, только что стал понимать жизнь, радоваться этой жизни, и вдруг такое известие. Она невольно застонала и прикрыла лицо руками.

— Вы напрасно волнуетесь, Екатерина Николаевна, — дошел до ее сознания голос майора. — Сын ваш никакого отношения к этому не имеет. Он честный советский гражданин. Дальнейшее зависит от вас, будет он знать об этом или нет. Мы, со своей стороны, сделаем все возможное, чтобы не бросить даже легкой тени на имя Владимира Шершеня.