Николай Коротеев - Операция «Соболь»

— Что верно, то верно, — ответил Тимофеев. — Продолжайте тщательно следить за границей.

— Слушаюсь.

— Кстати, товарищ капитан, дайте мне бинокль. В общем-то он и ни к чему, но на всякий случай…

— Хорошо. Вы идите, вам к самолету, тьфу, к вертолету, принесут. Ни пуха вам, ни пера!

— Пожелайте удачного поиска.

— От всей души, Василий Данилович.

Офицеры крепко пожали друг другу руки.

Тимофеев направился к вертолету. На полдороге его догнал солдат и передал бинокль.

И вот снова Тимофеев взмыл в воздух на странной, на земле казавшейся такой неуклюжей машине. Опять будто подвешенный на невидимой нити, вертолет, чуть покачиваясь и содрогаясь корпусом от напряжения, поднялся, а потом плавно заскользил вперед.

Майор сидел рядом с пилотом. С первой минуты, лишь только расширился горизонт, Василий Данилович стал пристально всматриваться в яркую, слепящую глаза снежную пелену, расстилавшуюся перед ним.

— Входим в квадрат, — услышал Тимофеев в шлемофоне голос пилота.

Майор положил на колени планшет с картой и компас. Он ясно видел на снегу тонкую ниточку следов нарт, которую они црокладывали прошедшей ночью вместе с Сашей. Вертолет шел на высоте трехсот метров. Так было удобно. Тайга хорошо просматривалась в радиусе до пяти километров.

Всюду, насколько хватал глаз, тянулась укрытая снегами чащоба, заваленная буреломами, переметанная глубокими сугробами, молчаливая, равнодушная. Пропади в ней человек, и вовек не узнаешь, что стряслось с ним, где нашел он свою погибель, может быть, неожиданную, страшную, а может быть, ему неделями пришлось ползти по обледенелому, режущему руки снежному насту, пока мороз однажды ночью не забрался под кухлянку… Крепко хранит тайга свои тайны.

— Посмотрите направо, — услышал Тимофеев в шлемофоне голос пилота.

— Где?

— Градусах в пятидесяти справа по курсу.

Майор заметил на снегу темную полоску глубокого следа. Поправив на горле ларингофон, Тимофеев сказал пилоту, что хорошо бы снизиться и осмотреть след. Тот кивнул головой, и вертолет стал косо, будто с горки на салазках, опускаться к земле. У самых вершин пихт машина вздрогнула и повисла, напряженнее заработал двигатель. Тимофеев открыл боковую дверцу и взглянул за борт. Под деревьями шел медвежий след. Косолапый несколько раз подходил к деревьям, принюхивался и лениво отправлялся дальше. Видимо, кто-то разбудил мишку, потревожил его в берлоге. Теперь будет он бродить по тайге всю зиму, злой, невыспавшийся, голодный. Шатуном зовут такого медведя на Дальнем Востоке.

Майор закрыл дверцу и снова занял место второго пилота. Вынув из планшета карту, отметил примерное направление следов, чтобы не спускаться к ним, если они встретятся еще раз.

— Не то? — спросил летчик.

— Медведь… Летим дальше, — ответил Василий Данилович.

Вертолет поднялся. Теперь по просьбе Тимофеева они пошли на небольшой высоте. Именно в этой части квадрата он предполагал обнаружить следы. Сверяясь по компасу и ориентирам, майор отмечал путь машины, чтобы не оставить не осмотренным ни одного уголка на лесистых склонах.

Неожиданно Василий Данилович увидел, что стрелка компаса быстро поползла влево, хотя вертолет не менял курса.

— Посмотрите. Что случилось? — обратился Тимофеев к пилоту.

Пилот взглянул на компас майора, на бортовой магнитный компас и гирокомпас. Показания магнитных на сорок пять градусов отклонились влево. Тогда летчик, включив автопилот, занялся изучением бортовой карты. Через минуту Тимофеев услышал в шлемофоне веселый голос летчика:.

— Здесь в земле лежит менисковый магнетит. Это что-то вроде линзы из железняка. Вот магнитные компасы и балуют.

Посмотрев еще раз внимательно на карту, Тимофеев увидел, что именно здесь пролегал их путь с Сашей. Но они совсем не пользовались компасом, доверившись ориентирам, которые подсказал им старик Филипп.

Огонь костра то ярко вспыхивал, когда ему удавалось добраться до новой смолистой ветви, то угасал и тихо шевелил бледными желтыми языками, исподволь подкрадываясь к новой еловой лапе. Сизый дым курился над пламенем, извивался, поднимаясь к отверстию в шалаше, который Владимир, как всегда, устроил у ствола раскидистого дерева.

Сегодня, за день добравшись до ночной стоянки идущего впереди, молодой охотник вновь обнаружил кровавые следы и остатки от второго съеденного соболя. Это окончательно укрепило его в мысли; самому расправиться с врагом.

Устроившись на ночлег, Владимир развел костер и принялся отливать самодельный «жакан». Взяв один из трех оставшихся заряженных дробью патронов, Владимир вынул картонный пыж и высыпал дробинки на кусочек бересты, вынул войлочный пыж и пороховой заряд, кончиком ножа разбил капсюль. Насыпав в пустую гильзу дробь, охотник поставил ее на уголья и расплавил свинец. Убедившись, что дробинки слились в один комок. Владимир подождал, пока свинец немного остынет, и вытряхнул его из гильзы. Получившуюся отливку охотник долго прокатывал ножом по прикладу, чтобы она удлинилась и стала тонкой. Потом опустил ее в ствол ружья и проверил: проходит ли она свободно, не задевает ли стенок? Прижавшись ухом к стволу, Владимир внимательно прислушивался к движению пули и, вынув ее, улыбнулся. «Жакан» получился хорошим. Затем охотник ножом заострил пулю с одного конца, обмотал ее узкой полоской материи, оторвав кусок от своей рубашки, и снова проверил, плотно ли входит «жакан» в ствол. Потом высыпал дробь из второго патрона и на место ее вогнал пулю.

Почти всю ночь потратил Владимир на изготовление «жакана». Убедившись, что он получился на славу, охотник плотно закусил остатками глухаря, пожевал кислой рябины и прилег отдохнуть. Спал он чутко, без снов, обеспокоенный одной мыслью: не прозевать бы рассвета.

Проснулся Владимир, когда угли костра совсем скрылись под налетом пепла. Он снова поел рябины, вогнал в ствол самодельный патрон и вышел из шалаша.

Заря едва занималась. Небо было чистое, палевое, звезды едва просвечивали.

— Пора, — решил Владимир.

Он рассчитал, что догонит идущего впереди к полудню, когда тот, устав тащить нарты с соболями, остановится на отдых. За это время Владимир на лыжах, без поклажи сможет настичь его и подстрелить из засады. Встречаться с ним лицом к лицу Владимир не решался. Раненая рука еще плохо слушалась.

Сначала Владимир шел по следу, но потом свернул в сторону и двинулся по целине, в обход. Молодой охотник сам удивлялся, откуда у него брались силы, чтобы без отдыха брать крутые подъемы на сопки, вихрем скатываться с обрывистых склонов и все время бежать, бежать. Пот теплыми каплями выкатывался из-под треуха, холодил щеки. Он едва успевал вытирать его, чтобы не поморозить лицо, и бежал все дальше и дальше. Ноги будто сами несли его, и дыхание было глубоким и ровным.