Николай Коротеев - Операция «Соболь»

В путь тронулись, когда над тайгой взошло солнце. Было очень тихо. Изредка старые лиственницы постреливали на морозе. Внизу, под деревьями, лежали темные синие тени, а верхушки пылали багрянцем. Епифан торил тропу. Собаки шли следом, с усилием таща тяжело груженные нарты.

Пройдя километров пять, охотники подъехали к амбарчику, установленному на пне. Амбарчик — ящик, сделанный из теса, тесины хорошо подогнаны друг к другу, чтобы не осталось ни одной щелочки. Ящик разделен перегородкой на две половины: «столовую», где разложена приманка, и «спальню» — там лежит шерсть сохатого. Такие амбарчики выставляют на соболиных тропах с осени. Каждую неделю в них кладут подкормку, чтобы соболи привыкли к виду ящика и без опаски входили внутрь. Зимой, когда зверюшки особенно нуждаются в пище, дверцы амбарчика настораживают. Стоит соболю войти внутрь, как щеколда дверцы соскакивает с предохранителя и ловушка захлопывается.

Еще издали охотники увидели, что дверца амбарчика закрыта.

— Смотри, а ты все говоришь, будто морозно и соболя не выходят из стланика, — сказал Медведев.

— Повезло, — ответил Епифан.

На крылечко амбарчика нанесло много снега. Судя по намету, дверца захлопнулась давно.

— Вот те раз! — воскликнул Медведев. — Ты что же, не осматривал вчера амбарчик? Намет-то какой. — Директор слез с нарт и подошел к ловушке. Присев, он забыл обо всем.

— Ночью ветер был, — ответил Казин.

— Знатный соболь, — восхищенно осматривая зверька сквозь металлическую сетку, сказал Афанасий Демьянович. — Настоящая «высокая головка»! Вот повезло. Смотри-ка, соболюшка весь корм сожрал. Верно, голоден был. Да, брат, тайга не тетка, — добавил, он обращаясь к соболю.

Епифан надел кожаные рукавицы, сунул руку в амбарчик, вытащил бьющегося соболя и пересадил его в клетку на нартах.

— Есть один пассажир!

Охотники отправились дальше. Две следующие ловушки оказались пустыми. Соболи почему-то обходили их стороной. Следы были свежие, зверьки бродили около ловушек ночью, но войти не решались. Видно, дерево сохранило запах человека, а может быть, кто-нибудь и спугнул их. В следующем амбарчике сидел некрупный светлый соболь. Епифан придушил его: все-таки добыча. Зато в последнем, к которому охотники пришли далеко за полдень, оказался на редкость темной расцветки зверек величиной с домашнюю кошку.

Медведев возвратился в табор радостный. Укладываясь спать, сказал:

— Если так и дальше пойдет, через неделю провожу я тебя, Епифан, в дальний путь. Сменят наши соболюшки местожительство.

В кабинете полковника Шипова плавала сизая пелена табачного дыма. За столом сидели Шипов, эксперт Синилов и Тимофеев.

По усталым лицам, по горам окурков в пепельницах можно было догадаться, что разговор шел долгий. Лист бумаги, лежавший перед Шиповым, был испещрен рисунками самолетов, людей, бредущих по глубокому снегу, но все наброски были не закончены, словно вместе с каждой мыслью полковник начинал новый рисунок.

Тимофеев сидел напротив полковника и хмурился. Перед ним на столе аккуратной стопкой лежали карандаши, которые он оттачивал, словно пики. Синилов перебирал ворох фотографий.

Уже несколько минут царило молчание. Тимофеев, чувствовавший, что полковник недоволен, нервничал и никак не мог сосредоточиться.

Не закончив рисунка самолета. Шипов отложил карандаш, встал и начал ходить по комнате.

Им никак не удавалось найти основное звено в цепи кажущихся случайностей. Действительно, почему пилот направил свой планер к берегам Камчатки? Знал ли он, что нарушает границу государства? Может быть, на планере вышли из строя приборы и летчик не мог ориентироваться? Тогда сообщение иностранного радио следует принимать за чистую монету и остается только вернуть останки пилота и обломки планера, сообщив обстоятельства, при которых произошла катастрофа. Но вот гибель летчика, она-то и смущала Шипова. Почему планер загорелся, или, как говорят летчики, преследовавшие его, взорвался в воздухе?

Синилов, правда, не уверен, что разведка сопредельного иностранного государства имеет к этой операции какое-нибудь отношение. Но это заявление эксперта Тимофеев встретил в штыки. Он считал, что такое утверждение основывалось на весьма шатком доказательстве. Дело в том, что в нагрудном потайном кармане кожаной куртки пилота была найдена фотография жены и детей летчика. Об этом говорила надпись.

Синилов утверждал, что подобные «ошибки» у разведчиков не встречаются. Но одновременно он и не отрицал преднамеренности нарушения границы. Тимофеев твердо стоял на своем: все от начала до конца, даже воздушная катастрофа, подстроено опытным организатором засылки. Может быть, катастрофа нужна была, чтобы скрыть выброску второго нарушителя, находившегося в планере?

— Вы считаете, что в планере был пассажир? — сказал Шипов, останавливаясь против Тимофеева.

— Прямых доказательств у меня нет, — ответил майор. — Люк мог открыться и от сотрясения при взрыве. Понимаете, товарищ полковник, интуиция мне подсказывает, что там был второй человек. Конечно, все можно объяснить стечением обстоятельств. Но не много ли случайностей? Планер случайно залетел на нашу территорию, планер случайно взорвался в воздухе от случайной аварии. Не логичнее ли предположить необходимость: нарушение государственной границы с ухищрением…

Внутренне соглашаясь с Тимофеевым, полковник снова и снова убеждался: ход, сделанный его противником, тонок и продуман. Шипов вынужден был признать, что если версия Тимофеева правильна, то противник, значит, уже выиграл несколько ходов, а они, потеряв темп, как говорят шахматисты, топчутся на месте.

— Какой смысл выбрасывать лазутчика в глухой тайге, за сотни километров от населенных пунктов? — задумчиво продолжал Шипов. — Там каждый след выдаст его с головой.

— Это можно объяснить: лазутчика в районе высадки встретит резидент. Он, конечно, должен отлично знать местность, — заметил Тимофеев.

— Вполне возможно. Но тайга занимает тысячи квадратных километров. Предположим, что в квадрате «Н» назначена встреча. Там будут переданы документы. Человек, передавший их, вернется к своим делам, и мы не будем знать, кто он, — сердито проговорил Шипов. — А куда, по-вашему, денется лазутчик?

— Ему, вероятно, обещали прислать самолет, — ответил майор. — Когда задание будет выполнено, он выйдет на нейтральные льды, сообщит свои координаты. Там его примут на борт.

— Снова правдоподобно, — сказал Шипов.

Полковник был недоволен беседой. Предположения, предположения — и никаких фактов! Вдумываясь в разговор, он не видел пока иного выхода, кроме одного — усилить наблюдение за районом выброски и границей. То же самое думал и Тимофеев. Обменявшись взглядами, они без слов поняли друг друга.