Михаил Волков - На румбе — Полярная звезда

Не доходя до поворота в пролив, Быков прокричал:

— Стрелков, видишь слева у пирса Угловой гавани баржу?

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант.

— Швартуйся к ней левым бортом.

— Не могу, — неожиданно для себя выпалил Сергей и тут же подумал, что за этой нечаянной фразой тоже стоит кое-какой опыт и ему есть что сказать в оправдание.

— Почему? — в голосе Быкова прозвучала ирония.

— Не знаю маневренных качеств катера, скорость отработки мотористами сигналов машинного телеграфа, инерцию.

— Вот как? — обрадовался Быков. — Молодец! Тогда вот что. На выход и вход в бухту катеров нет. Пореверсируй здесь дизелями. Прикинь на глаз инерцию катера, как быстро он набирает ход при переводе на передний и задний ход. Действуй.

— Есть! — звонко прокричал Сергей.

Разве мог он представить себе еще час назад, что будет так скоро стоять на командирском мостике и самостоятельно швартоваться. Не подкачать бы только, ведь рядом не кто-нибудь, а сам Быков!

Стрелков тотчас перевел телеграф на «стоп». Катер как бы присел, и скорость его стала заметно затихать. Затем Сергей отработал поочередно «задний ход», «стоп», «малый вперед». Реакция мотористов была почти мгновенной. «Отлично, — подумал Стрелков. — Теперь можно и швартоваться».

— Подай сигнал «аврала» звонком, — подсказал Быков. — Видишь справа педальку?

Сергей нажал на нее и просигналил несколько раз: короткий — длинный, короткий — длинный, короткий — длинный сигнал и отрепетировал в мегафон:

— Все наверх! На швартовы становиться!

Когда команда катера построилась на баке, Сергей скомандовал:

— Швартуемся левым бортом к барже, швартовые концы и кранцы изготовить!

Боковым зрением он видел, как подался вперед Быков, следя за маневром катера. «Ничего, ничего, — успокоил он себя, — пока все идет правильно, не тушуйся».

До баржи оставалось не более кабельтова. Сергей под острым углом стал подходить к ней. Когда расстояние сократилось до трех-четырех метров, он подвернул вправо и лег параллельно борту баржи. Теперь до нее оставалось около двух метров.

— Подать носовой! — скомандовал Стрелков, одновременно переводя рулевой телеграф на «стоп» и затем на «задний ход». Когда дизель «забрал» и катер начал ползти назад, Сергей вновь перевел телеграф на «стоп» и скомандовал: «Подать кормовой!»

Вахтенный матрос на барже принял концы и закрепил их на кнехтах.

— Отбой моторам, — добавил Быков.

«Вот черт, а ведь эту команду надо было подать мне», — подосадовал Стрелков.

Дизеля смолкли. Наступила тишина внезапная и необычная. Только теперь Сергей заметил, что взмок от напряжения. Он старался не смотреть в сторону Быкова. «Что скажет?» — подумал он.

— Боцман, — подозвал Быков рыжего детину, — пять минут перекур. Ведышев, вы тоже свободны.

Ведышев вытащил из кармана кусок ветоши, деловито вытер руки и, уходя, одобрительно посмотрел на Стрелкова, мол — «все в норме».

Когда мостик опустел и команда собралась на баке перекурить, Быков повернулся к Стрелкову:

— Ну, что, лейтенант, могу сказать одно. Для начала неплохо. А вот волноваться не надо. Условия и задачи элементарно просты. Что было неточным. Во-первых, проскочил створ, во-вторых, при швартовке подходи ближе. А ну как на барже никого не было бы, так боцман мог бы и сам перескочить на нее и закрепить концы. А так, далековато было. В-третьих, как только дизель забрал на заднем ходу, сразу давай «отбой моторам», иначе катер опять поползет вперед, ведь абсолютного «стопа» нет. Честно говоря, лихой швартовки не получилось. Но она не всегда и хороша. Если у причала стоят корабли, особенно малые, то лихая швартовка — признак морской серости. Разведешь волну, корабли будут биться бортами, боцмана ругаться. Чего хорошего? Вот так. Выход в залив не отменяю, а пока можешь покурить.

— Я не курю, — радостно выдохнул Стрелков: его окрылила скупая похвала Быкова.

— И правильно делаешь, — одобрил Быков, доставая портсигар и закуривая сигарету. — Долго жить будешь, лейтенант. А я вот курю. Но брошу, пожалуй, — он несколько раз глубоко затянулся. — Оглянись вокруг, Стрелков, запомни ориентиры. Все пригодится. Бухта у нас небольшая. Если смотреть отсюда, то справа глубже, там и пирсы для катеров и эллинг. А в самом конце хозяйственный причал, для швартовки корабля — цели. Есть у нас тут для этого старый СКР. Слева бухта мелкая. Туда не ходи. Это пока основное. Подробности узнаешь потом. А сейчас играй «аврал» и — вперед.

Теперь уже Сергей действовал уверенней, и все же скованность не проходила. С правого и левого борта открывались все новые изгибы побережья, маленькие бухточки, за далекими мысами уже угадывался океан. Но Сергей настолько был поглощен управлением, что многое прошло мимо его взора, отодвигаясь на «потом». Пролив Восточный окончился небольшим островком Скалистый с маяком того же названия. Катер повернул влево и вошел в Петровский залив.

— Прибавь оборотов, — подсказал Быков.

Катер, набирая скорость, как бы приподнимался, нос его задирался, все выше, а по бортам постепенно росли пенные сугробы. Они уже выровнялись с палубой. Море расступилось, образуя водяной желоб, по которому несся торпедный катер. Он уже шел на предельных оборотах. Встречный ветер бил в лицо, и напор его перехватывал дыхание, заставляя порой опускать голову для глубокого вдоха.

— Застопори машины, — приказал Быков.

Сергей перевел телеграф на «стоп». А затем, увидев; скрещенные руки Быкова, понял и дал отбой моторам. Катер еще некоторое время скользил по воде, постепенно теряя инерцию. Из кормового люка показалась фигура в комбинезоне, берет на макушке. Стрелков уже знал, что это моторист Кожин, «наш знатный маслопуп», как охарактеризовал его Ведышев.

— Эх, красота-то какая, — поразился Кожин, — скупнуться бы сейчас.

— Не время, Кожин, в другой раз, — отозвался Быков.

Берет скрылся в люке.

В заливе было не так спокойно, как в бухте. Легкий ветер гнал волну к западному берегу, и катер, стоявший бортом, или, как говорят моряки, лагом к волне, начало раскачивать.

— Не укачиваешься? — спросил Быков.

— Вроде нет, — неуверенно ответил Сергей.

Он вспомнил далекие юнговские годы, первый выход в море на учебном корабле на Каспии и шторм в районе Дербентской впадины. Тяжело перенес он тогда этот поход, приступы морской болезни измотали вконец. Но потом, сколько ни выходил в море, ни разу это не повторилось. И все же ведь было. Потому Сергей и ответил так уклончиво, но, уловив сомнение в глазах Быкова, пояснил:

— В четырнадцать лет, еще юнгой, однажды укачался. А потом миновала меня эта кара.

— Да, это действительно кара, — согласился Быков. — Но настоящий моряк не тот, кто не укачивается, а тот, кто преодолевает эту болезнь. Вот адмирал Нельсон всю жизнь укачивался, однако находил силы перебороть эту слабость.