Лев Кассиль - Том 1. Кондуит и Швамбрания. Вратарь Республики

– Признаться, скучаю.

– О Волге?

– Нет, не о Волге. У меня тоска местная.

– Ну? Уж не влюблены ли?

– А что ж, – вздохнул Антон, – разве за это у вас в Москве милиция штрафует?

– Вы смешной и славный, – сказала Настя.

– А вы просто славная, но только мне не смешно, – сказал Антон.

Антон робел и совершенно не знал, как говорить с этой маленькой ясноглазой девушкой.

Вдруг на скамью свалилась снежная голова болвана. Настя вскрикнула и вскочила. Антон обернулся. У снеговика была теперь маленькая и печальная голова Карасика. Карасик стоял позади. Он вытащил из бока снежного туловища метлу и смешно потряс ею в воздухе.

– Вот вы где укромничаете, негодница! – сказал он с наигранным весельем, но глаза у него были скучные. – А я вас искал, искал…

Настя протянула руки Антону. Их словно ветром смело. Серебристая снежная пыль побежала за ними по зеркалу катка.

– Добрый день, товарищ Карасик! – услышал он позади себя.

Женя оглянулся и увидел юриста Ласмина.

Юрист теперь частенько заговаривал с Карасиком, стараясь загладить неприятное впечатление от первой встречи. Теперь он докучал Карасику нудными рассуждениями о культуре, коллективе, интеллигенции.

«Вот действительно технобрех», – думал всегда в таких случаях Карасик.

– Да, трудно вам, – сочувственно сказал Ласмин и понимающе поглядел в сторону унесшейся пары. – Я ведь предупреждал – у вас будут тяжелые минуты. Как-никак, а вы среди них чужой.

– Но с чего вы взяли, что вы мне близки, что вам я свой? – рассердился Карасик.

– Они не простят вам интеллектуального превосходства, – продолжал вещать Ласмин, словно не слыша.

Он сел на скамью и стал надевать коньки.

– Не понимаю я вас, Евгений Григорьевич, – продолжал бубнить он. – Что это у вас – стиль, программа? Ну вот вы считаете, что спаслись от нашей скверны. Зачем же вы малых сих сманиваете на соблазны культуры? Ведь у них нет вашего иммунитета.

– Слушайте, подите вы к черту! – вышел из себя Карасик. – Что вы ко мне вечно пристаете с этими дурацкими разговорами?

– Глядите чаще в зеркало, – сказал Ласмин, – вы тогда многое поймете, но глядите мужественно. Вот склеротическая жилка в виске, вот ваша милая умная сутулость. Они вам не простят – вы им чужой.

– Слушайте, – сказал Карасик, – какие у вас основания?

– Мне много говорил о вас Димочка Шнейс.

– А-а… – сказал Карасик.

Он немножко успокоился, но ему было не по себе. Этот козлообразный иезуит наступал на больную мозоль. Не то чтобы Карасик считал себя чужим, но иногда в нем просыпалась прежняя мнительность, и ему казалось, что он не совсем свой, не совсем равный в Гидраэре. Сейчас ему было очень досадно, что юрист сумел снова испортить ему настроение своими вздорными тирадами. Он очень обрадовался, увидя приближающегося Фому.

– Фома, иди сюда, – закричал он весело, – иди сюда, друг!.. Вот мы тут с товарищем Ласминым насчет культуры толкуем. Как, по-твоему, ты у нас культурный?

Фома посмотрел на них, силясь понять, к чему все это клонится.

– Не очень, – сказал Фома, – мне еще учиться да учиться, конца-краю нет. Но кой-чего знаю.

На нем были бриджи, искусно заштопанные мамой Фрумой. Хоккейная клюшка торчала у него из-под мышки. Фома ехидно посмотрел на юриста.

– Ну, раз вы такие культурные, – сказал Фома, – то вот быстренько, ну-ка. Вот вам два шара. – Он указал на снеговую бабу. – Формулу объема знаете? Ладно, скажу: четыре третьих пи эр в кубе. Вот вам шар. А ну, вычислите объем и приложите формулу практически.

– Дайте мне сантиметр, – сказал Ласмин, – обмеряю вам в две минуты.

– А без сантиметра не можете? – торжествующе ухмыльнулся Фома. – А я вот без сантиметра. Вот клюшка, допустим. Клюшка, значит, как раз два эр. – Он смерил поперечник шара клюшкой. – Выходит, значит, объем этого шара равняется четырем третьим пи – половина клюшки в кубе. По хоккейным правилам клюшка имеет метр пятнадцать сантиметров. Вот и вычислить можно легче легкого. Надо практически соображать. Первый вопрос, значит, неуд. Плохо ваше дело… А вот, погодите-ка, Дон-Кихота читали?

– Ну, я думаю!..

– Тогда скажите: какая у него была политическая ошибка, когда он мельницы колошматил?

– Это не политическая ошибка, – возразил Ласмин, – это противно здравому смыслу, просто сумасбродство.

– Нет, – сказал Фома, – виноват, бить надо было, только не мельницы, а мельников, чертей пузатых.

Ласмин обескураженно молчал. Карасик давился от смеха.

– Это я не сам придумал, – добродушно сказал Фома. – Где мне!.. Это я по книжке прочитал у английского писателя. Честертон. Так, Карасик, правильно?.. Да, читать надо с умением… – снисходительно добавил Фома и похлопал взбешенного Ласмина по плечу. – Что, Карась? Дал я ему пить, и чаю не попросит, – сказал довольный Фома, когда Ласмин отъехал на коньках.

Весной начались футбольные тренировки. Первое время из-за переоборудования собственного стадиона гидраэровцам пришлось тренироваться на поле своих исконных соперников – магнетовцев. Там Кандидов увидел знаменитого Цветочкина. Блеск его ударов ослеплял любителей. Они топтались у ворот, по которым бил Боб Цветочкин. Боб не бегал сам за мячом. Ему давали мяч в ноги. И он снисходительно удостаивал мяч прикосновением своих ног. Но удары его были безошибочны. Мячи точно входили в верхние углы ворот, проходили у самых стоек, и вратарь «Магнето» ничего не смог с ним поделать.

Антон стоял в воротах тренировочного поля. Весь народ толпился у ворот магнетовцев, восхищался знаменитым Цветочкиным. У ворот Антона сидели только мальчики, охотно бегающие за вылетевшим с поля мячом.

Цветочкин уже слышал о каком-то легендарном лапотнике, которого вывезли с Волги гидраэровцы. Он отбежал к краю поля и озорства ради нацелился в Кандидова. Не ожидавший нападения с этой стороны, Антон получил сильный удар в щеку и не успел схватить мяч. Мяч отскочил в сетку. Оглушенный, облизывая разбитую губу, он смотрел на Цветочкина.

Мальчишки покатывались:

– Цветочкин бьет, так держись!

– Что, не вкусно? – спросил Боб.

– Это тебе не арбуз, – подзуживал конопатый партнер Цветочкина, неотступно следовавший за ним.

– А ну еще! – угрюмо сказал Антон.

Разыгрался поединок. Боб пробил – Антон взял. Боб ударил – Антон поймал. Бьет… взял! Бьет… взял! Потом Боб медленно и церемонно подошел к Антону и великодушно похлопал его по плечу.

– Задатки есть, ничего, – сказал чемпион. – Но где метуда? Метуды не чувствую. В хорошие руки вас – может, что-нибудь получится.

Он отошел и, глазами показывая конопатому на Антона, поднял большой палец.

Когда тренировка кончилась и Антон выходил из ворот стадиона, подошла, мягко пришепетывая шинами по асфальту длинная «породистая» машина. Навстречу из ворот вместе с Бобом Цветочкиным и конопатым магнетовцем вышла тонкая белокурая девушка с ярко накрашенным ртом. Она подошла к машине и положила руку на сверкающий лак дверцы. Длинная машина словно ластилась к ней. Антон долго старался припомнить, где он видел эту девушку, белую шляпу, нарисованный рот, лаковый глянец дорогой машины. Вдруг он вспомнил витрину путешествия. Это была девушка с плаката. Может быть, не она была нарисована там, но на десятке глянцевых листов, у длинных сверкающих автомобилей стояли именно такие девушки.