Мамед Ордубади - Подпольный Баку

В мастерских нефтепромыслового оборудования концессионной компании братьев Нобель закончился короткий обеденный перерыв. Отзвучал гудок, призывающий к возобновлению работы.

Хочешь не хочешь — иди к своему месту. Замешкаешься, — попадешься на глаза главному механику Челману. Внесет он твое имя в записную книжку для штрафников, в «каинову библию», как прозвали ее рабочие, и в день получки не досчитаешься двух-трех полтинников.

В кузнечном цехе звонко, на все лады застучали молоты.

Четверка закадычных друзей — Айрапет, Аскер, Мамед и Павел — не спеша возвращалась к своим наковальням. В их медлительных походках чувствовалась нарочитость. Уж такова молодость: при удобном случае норовит подчеркнуть свое удальство и независимость. Мол, что нам Челман?! Плевать на его «библию»! Впервые что ли попадать под штраф?!

К ним подошел Василий Прохоров.

— Ребята, — шепнул он, — из Тифлиса привезли свежий номер газеты «Квали».

Лицо Павла оживилось.

— Газета при тебе?

Василий хлопнул рукой по нагрудному карману пиджака.

— Здесь. — Он озорно улыбнулся.

— А где ты был раньше? Могли бы в перерыв почитать на заднем дворе.

— В перерыв я ходил за газетой.

— Куда?

— Неважно. Главное — газета есть.

Аскер предложил:

— Встретимся сегодня после работы.

— Иного ничего не остается, — согласился Василий. — Говорят, газетка интересная.

Павел подошел к своей наковальне и, взяв большие щипцы, начал помешивать угли в горне.

Ему было невдомек, что через дырку в пыльном, закопченном окне за ним наблюдает главный механик мастерских Челман.

В последнее время владелец «каиновой библии» проявлял особый интерес к молодому рабочему и ко всем тем, с кем он общался.

Вынув из кармана злополучную записную книжку, Челман аккуратным мелким почерком занес в нее имена рабочих, с которыми Павел только что разговаривал.

Сегодня в «каиновой библии» было записано:

«Мое мнение оправдывается: Павел Плотников — человек своенравный и заносчивый. Остер на язык, дерзок. Однако рабочие почему-то любят его. Влияние Плотникова на них велико. Они готовы слушаться его во всем. Сегодня после обеденного перерыва, после гудка, Айрапет Айвазян, Аскер Дадашев, Мамед Сеид-оглы и Василий Прохоров опять подходили к нему и долго шептались. Со стороны это выглядело довольно подозрительно. Убежден, они говорили крамольные слова, что можно было заключить по их настороженному виду: настоящие заговорщики. Я считаю: эту компанию необходимо разогнать. Они будоражат и сбивают с толку рабочих мастерских…»

Через минуту Челман стоял возле Павла.

— Сделай одолжение, молодец, обрати на меня свой взор, — начал он язвительно. — Не забывай, ты работаешь в мастерских всемирно известной компании, где не место бунтарским мыслям и всяким секретным разговорам. Заруби это на носу и помни: мне ничего не стоит в любую минуту рассчитать и вышвырнуть на улицу сотни таких, как ты, весь ваш кузнечный цех, всех моих рабочих. Фирма Нобель не пострадает от этого, — в Баку рабочих рук хоть отбавляй. Ты должен знать, что ремонтные мастерские компании братьев Нобель в Черном городе являются образцовыми. Здесь прежде всего ценятся дисциплина и умелые рабочие руки. И в этом моя немалая заслуга. Образцовый порядок, который царит здесь, — дело моих рук. Не забывай, главного механика в этих мастерских зовут Челманом. Тебе известно это имя? Челман — это я!

Павла было трудно запугать, даже смутить подобными угрозами. Выхватив массивными щипцами из горна раскаленный добела кусок железа, он бросил его на наковальню и начал сплющивать молотом.

— Вас, господин Челман, я знаю хорошо, — сказал он громко, размахивая молотом. — Но и вы, кажется, знаете меня неплохо. В Черном городе все зовут меня Павлушей-кузнецом. Вы считаете себя знаменитым механиком нобелевских мастерских в Черном городе, а я — знаменитый на многих бакинских заводах кузнец Павлуша. Выходит, мы с вами вроде как бы братья. — Павел озорно сверкнул глазами, не переставая работать. — Наша с вами матерь — слава. Уверяю вас, в Баку Павлуша-кузнец только один. Возможно, где-то есть кузнец по имени Павел или кузнец по имени Павка, или по имени Павло, или Павлик, но Павлуша-кузнец только один. Не ищите другого, господин Челман! Напрасный труд. Примите мой добрый совет, господин Челман: изучая мой характер, старайтесь не ошибиться. Чем лучше узнаете меня, тем лучше это будет для вас. Я повседневно чувствую ваше внимание к моей персоне. Возможно, вы даже влюблены в меня, ибо не спускаете с меня глаз. И все-таки, по-моему, вы еще недостаточно хорошо знаете меня. В этом смысле вы, мой дорогой господин Челман, можно сказать, настоящий невежда.

Павел пальцами левой руки стряхнул со лба обильный пот; капли, упав на раскаленный кусок железа, мгновенно испарились. Кузнец ловким, привычным жестом подцепил щипцами остывший металл и сунул его в горн, взял вторую железную болванку, багрово-красную, похожую на буйволиный язык, положил на наковальню и вновь замахал молотом, придавая куску железа нужную форму.

Рабочие кузнечного цеха с интересом вслушивались в спор между Челманом и своим любимцем Павлушей. Некоторые даже прекратили работать, в их глазах было тревожное ожидание.

В эту минуту главного механика можно было уподобить дворняжке с недобрым норовом, которая неожиданно получила удар камнем из-за угла.

Что он слышит?! Простой кузнец, какой-то мальчишка дерзит ему! Или он ослышался?! Невероятно!

Челману хотелось подойти ближе, чтобы достойно ответить этому болтливому наглецу, но из-под молота Павла во все стороны летели золотые мотыльки и мешали главному механику приблизиться.

— Послушай, парень, тебе говорят: перестань махать молотом! — крикнул он.

Павел кинул в горн остывший кусок железа, потряс головой, избавляясь от обильного пота.

— Теперь — милости прошу, слушаю вас, господин Челман.

Главный механик подпер короткими руками толстые бока, зло прищурился.

— Не хвастайся, Плотников, не кичись своей славой. Цена твоей славе грошовая. Когда тебя вышвырнут отсюда, никто из твоих голоштанных дружков не придет тебе на помощь, ни один не посмеет попросить: «Господин Челман, мы давно знаем этого Павла Плотникова, простите его великодушно, примите вновь на работу!» А если и найдется какой-нибудь глупец, который заступится за тебя, обратившись ко мне с подобной просьбой, я отвечу ему: «Катитесь к чертям собачьим — и ты и твой дружок Павел!» Ты понял меня? Или забыл, в каком году мы живем?

— Почему забыл?.. Сегодня с утра был 1897 год. Может, я запамятовал? Тогда поправьте меня, господин главный механик. Однако, мне кажется, я не ошибаюсь.