Антон Макаренко - Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

Какие изменения произошли на диаграмме! Далеко-далеко отошла синия [250]линия врагов. У девочек она уже приближается к чудесному городу. Ваня Гальченко сегодня не может гордиться только своим «центром». Его захватывают общий успех колонии и красота кровопролитного штыкового боя у столяров. Ваня мечтательно всматривается в линию фронта, и его глаза ясно видят, как под синим [251]шнурком прячутся японские и другие генералы, как оттуда смотрят их злые глаза. Ваня громко смеется:

– Ага! Вот здорово мы их разбили! [252]

Сегодня у диаграммы много [253]столяров. Правда, их фланг еще отстает от других, но какой бой! На стадионе давно не помещается мебель, огромная площадь вокруг стадиона заставлена столами и стульями. Пока они не были собраны, легко было разместить их на стадионе. А когда собрали, они распухли и вылезли из стадиона.

Первый раз остановился перед диаграммой и Соломон Давидович. До сих пор он несколько презирал эту забаву мальчишек и высказывался презрительно так:

– Что там они… пускай себе играются. Какой-нибудь Борис Годунов!

Но сейчас и он стоит перед ватманом и внимательно слушает объяснения Игоря Чернявина. Потом спрашивает:

– Если я правильно понимаю, здесь имеются какие-то враги. Чего им здесь нужно, в колонии?

– Они мешают нам работать, Соломон Давидович, прямо под руки лезут.

– Что вы скажете! Кто же такие нахалы? Это, наверное, новенькие!

– Есть и старые, есть и новые. Кто спер занавес, неизвестно, но я думаю, что это из старых.

– А какое отношение имеет занавес к производственной части?

– А плохой лес? Если бы у нас был хороший лес, мы вышли бы по меньшей мере на линию 10 июня, видите?

Соломон Давидович подумал:

– Если бы у вас был хороший лес… с хорошим лесом каждый дурак выйдет на какую угодно линию и будет кричать, как болван. Но, во-первых, кто вам даст хороший лес, если вы состоите на плановом снабжении, а, во-вторых, потребителю все равно, из какого леса кресло, лишь бы оно было хорошее кресло и имело вид приличный. Какие же еще у вас враги?

– Станки плохие…

– Тоже называется – враг!

– А как же! На хорошем станке…

– Что вы мне рассказываете: на хорошем станке! А кто будет работать на плохих станках? По-вашему, их нужно выбросить?

– Выбросить.

– Если такие станки выбрасывать, вам амортизация обойдется в копеечку, к вашему сведению. А что это за зверь?

– Это, я вам скажу, зверь, который лопает деньги. Это тоже враг!

Появление на арене спора нового зверя, конечно, смутило Игоря, тем более, что он никакого понятия не имел о его характере. Но Соломона Давидовича уже окружили комсомольцы. Владимир Колос не испугался амортизации:

– Это еще неизвестно, кто больше лопает, амортизация или плохое оборудование. Я считаю, что за две смены мы теряем ежедневно из восьми рабочих часов три часа на разные неполадки.

– Правильно, – подтвердил Садовничий.

– Больше теряем, – сказал Рогов.

– Плохое оборудование – это выжимание соков, – с демонстративным видом заявил Санчо Зорин.

Соломон Давидович вертелся между юношами и не успевал в каждого говорящего стрельнуть возмущенным взглядом.

– Как они все хорошо понимают! Какие соки? Причем здесь соки? Из вас кто-нибудь выжал сок? Где этот сок, покажите мне, я хочу тоже посмотреть, может, этот сок для чего-нибудь пригодится!

– Щели замазывать!

Санчо Зорин смеялся в глаза, но у него не было неприязни к Соломону Давидовичу. Он даже ласково завертел в руках пуговицу старого пиджака Соломона Давидовича и сказал:

– Не из меня сок, а вообще. Вот я вам объясню, вот я вам объясню, вот послушайте.

– Ну хорошо, послушаю.

– Вы знаете генеральную линию партии?

– Любопытно было бы посмотреть, как я не знаю генеральной линии партии…

– Что партия говорит? Что? Из кожи вылезти, а создать металлургию, понимаете, металлургию, тяжелую промышленность! Средства производства! А не то, как разные там оппортунисты говорят: потухающая кривая и разные такие глупости. Из кожи вылезти, а давайте средства производства – металл, станки, машины. Вот!

– При чем здесь соки?

– Вы лучше нас знаете, Соломон Давидович. Старая Россия не имела средств производства, а работали разве мало? Мало, да?

– Порядочно-таки работали!

– А жили как нищие, правда? А почему? Были плохие средства производства. Соки выжимали, а штанов не было. А когда будут хорошие машины, так куда легче. Хорошо будет жить! А на что это похоже: вы работаете от шести утра до двенадцати ночи. Видите? Не мои соки, а ваши…

Соломон Давидович задумался, даже губу выпятил на Зорина. Потом вздохнул, улыбнулся грустно:

– Это, конечно, вы правильно говорите, товарищ Зорин, но только я уже не дождусь, когда будут хорошие средства производства. Потухающая кривая – это, конечно, гадость, как я понимаю. Я боюсь, что моей кривой не хватит до металлургии.

Санчо с размаху обнял Соломона Давидовича:

– Соломон Давидович! Хватит! Честное слово, хватит! Вы посмотрите, вы только посмотрите!

У Соломона Давидовича пробежала по морщинистой щеке слеза. Он улыбнулся и с досадой смахнул ее пальцем.

– Чертова слабость, между нами говоря!

– Ничего, а вы посмотрите на фронт. Штыковой бой, легко сказать! А вот этот… новый завод! Чепуха осталась! «И враг бежит, бежит, бежит!» [254]

– Может быть, он и бежит, а только посмотрим, куда еще мы выйдем с этим самым новым заводом. Расходы большие, ах, какие расходы! Сто каменщиков, легко сказать!

– Выйдем! Знаете, куда выйдем? Ой, я вам сейчас как скажу, так вы умрете, Соломон Давидович!

– Это уже и лишнее, товарищ Зорин!

– Нет, нет, не умрете! Мы выйдем на генеральскую линию! Во!

– Что вы говорите? Каким образом мы так далеко выйдем?

– А что мы будем делать? Что? Электроинструмент!

Комсомольцы вдруг закричали все, захлопали Зорина и Соломона Давидовича по плечам:

– Санчо молодец! Электроинструмент – это и есть средства производства!

– А трусики?

– А ковбойки?

– А стулья?

Но Соломон Давидович тоже воспрянул духом:

– Не думайте, товарищи, что я ничего не понимаю в политике! И не морочьте мне голову! Стулья! Конечно, если сидеть на стуле и объясняться в любви, так это никакого отношения не имеет к производству и даже мешает. Ну а если человек сядет на стул и будет что-нибудь шить, так это уже производство. А чертежный стол? А масленка? Мы не такие уже оппортунисты, как некоторые думают. Но только и без штанов нельзя.

– Нельзя!

– Без штанов если человек, так вы знаете, как он называется?

– Нищий.

– Нет, хуже. Он называется прогульщик!

Шумной, галдящей, веселой толпой они вышли на крыльцо. Соломон Давидович хитро погрозил пальцем: