Антон Макаренко - Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

– Зачем мази много кладешь? Он не понимает, говорит: «Чисти», – а на самом деле мази не нужно. Туда, сюда – и готово. А ты намазал!

К Ване подошел новый клиент, потом еще один. Ваня работал охотно, с радостью, но руки и спина у него заболели почему-то очень скоро, и он был доволен, когда наступила передышка.

– Деньги давай, – сказал скуластый, не глядя на Ваню. – Ох ты, черт, спать хочется. У тебя есть документ?

У Вани было тридцать копеек. Ему не жалко было этих денег, но почему-то раньше ему не приходило в голову, что их придется отдавать, поэтому он немного удивился требованию и переспросил:

– Тебе деньги отдать?

– А как же? Ха! А кому ж отдавать?

Он взял тридцать копеек и небрежно бросил в свой ящик. А из ящика достал три копейки.

– На. Я тебе буду платить по копейке с гривенника. Хочешь?

– Как это: по копейке?

– По копейке, хочешь? Буду тебе платить за каждого.

– Мне будешь платить ?

– Ну да, за работу. Тебе нужно платить или не нужно? А документ у тебя есть?

– Какой документ?

– У тебя нет документа? Видишь , тебе и по копейке много. А если спросят: какое право имеешь чистить, тогда что будет?

– А я скажу, что нету документа.

– Он скажет! Подумаешь! А он возьмет ящик, и ты пойдешь… знаешь?

– Я никуда не пойду.

– Да, не пойдешь! Юрка, посмотри за ним, а я пошамать…

Их сосед в общем ряду – Юрка – кивнул головой, ответил нехотя:

– Посмотрю.

– И посчитай, сколько он наработает.

– Считать мне некогда, сам считай.

– И не надо. Все равно, если спрячешь, найду. Все равно найду, понимаешь? – Он стоял перед Ваней и теперь, во весь рост, казался выше и основательнее. На нем были хорошие брюки навыпуск и новые ботинки. Ване стало не по себе перед его настойчивой угрозой, Ваня отвернул лицо в сторону, прошептал:

– Ничего я прятать не буду.

Скуластый отправился по улице. Юрка повернул к Ване лицо, сказал недружелюбно:

– По копейке взялся! Ходит тут всякая шпана!

Ваня ничего не ответил. Юрка еще два раза посмотрел на него, задумался, плюнул с осуждением через свой ящик, сказал своему соседу слева:

– Спирка таки нашел дурака. По копейке!

Подошел клиент. Юрка застучал щетками:

– Пожалуйте, гражданин. Почистим шевровые!

Но гражданину, видно, не понравилась развязность Юрки, тем более что ботинки у него были вовсе не шевровые. Он поставил ногу к Ване.

– Да он и чистить не умеет, он приблудный! Жалеть будете!

Ваня ощущал неприятную робость перед Юркой. Он нахмурил брови механически, без увлечения закончил работу, положил гривенник в ящик. Юрка с презрением наблюдал за ним, а когда клиент ушел, снова пристал:

– По копейке! Это разве можно! И у нас работу отбиваешь. Ты отсюда уходи.

Ваня не стал спорить. Он сложил коробки и щетки в ящик, спрятал туда же бархотку, протянул Юрке тринадцать копеек. Юрка удивленно засмеялся:

– Вот дурак! А это твои три копейки, зачем отдаешь?

– Не хочу, – сказал Ваня.

– И не надо. А только ты дурак: сейчас же уходить! Садись, я ничего не буду говорить, чисти себе.

Ваня снова присел на скамейку. Юрка помолчал, посвистел:

– Ты беспризорный?

– Нет, я еще не был беспризорным.

– А как же ты?

– Я чистил, а у меня украл один.

– Ящик украл?

– И ящик, и щетки. И десять рублей.

Юрка принялся натирать собственные ботинки.

– В этом городе зевать нельзя. Вот в Тамбове, там другое дело. А здесь обязательно украдут. А только ты напрасно по копейке. Надо по пять копеек. И то ему сколько прибыли будет. Спирка – он шкура. Ох, и шкура! По копейке!

Последний в ряду слева, большой, неповоротливый, скучный, бросил [125]:

– Спирька меня целое лето эксплуатировал, сволочь! Целое лето, так и то по три копейки платил.

– По пять нужно, – сказал [126]Юрка.

Большими стаями пошли клиенты, разговоры прекратились. Ваня не успевал разогнуть спину, одна нога за другой менялись на подставке, гривенники прибавлялись в ящике. Но сейчас Ваня не испытывал прежней трудовой радости, лица клиентов его не интересовали, и он с клиентами не разговаривал. Наконец он так устал, что щетки еле- еле двигались у него в руках, чаще стали вырываться. Возвратился Спирька с папиросой в зубах, увидел группу ожидающих, закричал весело:

– Вот пришел мастер первой категории! Пожалуйте!

Еще с полчаса все пятеро разгружали очередь. У Вани вспотел лоб и стало болеть в груди. Когда последний клиент бросил ему гривенник, Ваня даже не поднял монету, она так и осталась лежать на асфальте. Потом Спирька сказал:

– Давай выручку!

Не считая, Ваня передал ему серебро.

– Ого! Рубль шестьдесят! Здорово! А больше нет?

– Нет.

– А ну, выверни карманы.

Ваня вывернул.

– Значит, тебе шестнадцать копеек. На. Видишь, и заработал.

Юрка, положив руки на колени, обратил глаза к Спирьке. Глаза выражали негодование. Негодование выражали и другие пацаны, но только последний в ряду, неповоротливый и скучный, сказал:

– А все-таки, Спирька, паскудно ты поступаешь [127].

Спирька воинственно направил на него скуластое лицо [128]:

– Что ты сказал? Что ты сказал?

Последний ничего не ответил, но Юрка подтвердил тихо с улыбкой:

– Не слыхал? Правильно сказал! Это называется, знаешь как?

– А как? А как?

– Это называется исплотация! Исплотация! Что ж ты ему по копейке! Так же только буржуи делают, исплотаторы.

Спирька гневно завертелся на асфальте, покалывал взглядами Ваню, но с наибольшим возмущением обращался к последнему в ряду:

– А по скольку ему давать? Он и чистить не умеет. А гуталину сколько изводит? Ты видел? А если тебе, Гармидер, жалко, так и плати ему сам. Пожалуйста, плати хоть по десять копеек.

Гармидер по-прежнему скучно смотрел в сторону и ничего не сказал. Спор поддерживал Юрка.

– Гармидер не исплотатор, у него и ящика лишнего нету.

– Ага! У него нету! И у тебя нету! Так вам хорошо говорить! А я гуталин должен покупать? А щетки стоят? А бархат стоит? А за ящик ты не платил четыре рубля, не платил? Так тебе легко!

Юрка далеко плюнул прямым, как стрела, броском.

– Мне легко, у меня свой ящик. И ты себе чисть. А второй ящик – это исплотация значит.

– Заладил, как сорока: исплотация, исплотация! Какой пионер, подумаешь! Его никто не держит, пускай себе идет куда хочет. И документа у него нет. Он поймается, а мой ящик и весь припас пропали!

Юрка еще раз далеко плюнул, поднялся, потянулся, зевнул.

– Как себе хочешь. А только при советской власти…

– Ох, советская власть! Скажи, пожалуйста!

– Да, советская. Как себе хочешь. А только мы не позволим. Плати ему по пять копеек с гривенника.