Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

Вечканов ездил на лошади на Пикшенский кордон осматривать делянку. Лес нужен был для колхозных нужд. Вовремя бревна заготовить не смогли, теперь вот думай, как выкручиваться. «Сами виноваты, — прижавшись к спинке санок, ругал себя Иван Дмитриевич. — Упустили время. Сейчас одна надежда: пока снег твердый, возможно, в лес тракторы заедут…»

Но лесник был против: рубить, говорит, зимой приезжают, а не сейчас, когда деревья распускают почки… «Наверно, он прав, сейчас не время для этого, — думал Вечканов. Перед ним стояли одни лишь сосны. В уши бросался скрип снега из-под копыт лошади. — Не зря ведь говорят: готовь сани летом, только как мне, председатель, быть?»

И в самом деле, зимой Вечканов о весне думает, весной — о лете. Заканчиваются одни дела — наступают другие. В райкоме к одним наставлениям привыкли. Ты, говорят, почаще находись среди людей, они знают, как повести дела. Будто и не среди них он живет. А если посмотреть, не за что винить руководителей. Им тоже мозги «промывают». Этой зимой на одном из совещаний в Саранске сам это видел. Секретарь обкома с властным взглядом как начал тяжелыми словами «утюжить» некоторых — по спинам холодный пот шел. И Атякшова тогда поднимал. Вывоз в поле навоза, говорит, задерживает. Потом накинулся на начальника райсельхозуправления Пужаева: «У тебя коровы почему нестельные?» Тот достал блокнот и попытался привести в свою защиту аргументы. Секретарь обкома и слушать не стал. «Я научу тебя за коровами ходить! Я вместо быка тебя поставлю!»— кричал он.

Смех да и только.

«Не так дела ведем», — роем кружились мысли Вечканова. Только как — этого и сам хорошо не понимал. Затуманили голову разные поручения, их каждый день из райкома присылают.

Жеребец шел неспеша, то и дело подбирая разбросанные по дороге клочья сена. За полозьями, похожими на сверкающие косы, тянулись следы. Они все догоняли их и никак не могли догнать…

Пахло смолой и приоткрытой местами землей, от которой поднималась чуть заметная испарина. Издали, из самой чащи леса, в небо поднялся ястреб и стал кружить над соснами, присматривая себе добычу.

Вечканов видел: скоро весна ступит на землю. Тогда, считай, никого дома не оставит. В Вармазейке мало нерадивых. Весной отдыхают только лодыри.

«Какие мы хозяева? — возвратился Иван Дмитриевич к прошлым раздумьям. — Посеем поле — три месяца ждем урожая. В другой стране за это время два укоса берут, мы же…»

Вспомнилась ему поездка по туристической путевке в Болгарию. В апреле прошлого года это было. Здесь, в их Вармазейке, снег еще не растаял, а около Черного моря овощи уже поспевали.

Иван Дмитриевич тогда не выдержал и зашел в одно хозяйство. Там удивило его вот что. В кооперативе, размером с их колхоз, держали только трех специалистов: агронома, механика и бухгалтера. Вечканов спросил руководителя, как они вчетвером успевают дела вести? Тот улыбнулся и произнес: успевают. Потом рассказал ему, кто что делает и за что отвечает.

С фермером Вечканов был и в поле. Там не всходы увидел — зеленые гребешки. Поля такие ровные и гладкие — глазам завидно. Перед каждым участком — дощечки, где указаны сорта и площадь.

Удивил Ивана Дмитриевича и урожай. Он был вдвое больше, чем в их колхозе. А земли одинаковые. Вечканов сам это видел.

Переезжая из поля в поле, хозяин остановил свою легковушку с открытым верхом около молодого лесочка. Вдоль него тянулись на километры грядки. По ним тонким дождем моросила вода. Так поливали овощи.

— Люди где, почему никого не видно? — удивлялся Иван Дмитриевич.

Фермер показал налево. Под кустами, около палатки, отдыхали две женщины и бородатый мужчина. Потом Вечканов узнал, что пять звеньев, каждое из трех человек, выращивали овощи, ягоду, ухаживали за яблоневым садом и посевами.

Болгарский кооператив вспомнился Вечканову не зря. В этом году у них в колхозе хотят посадить огурцы и сладкий перец. Огурцы выращивать научились, а вот с перцем проблемы. Выйдет из больницы агроном, с засученными руками возьмутся за новое дело. Это он зимой изъявил желание посадить овощи. Да и в самом деле, почему бы не отвести гектаров шесть под помидоры и перец? Их хоть на базар вези, хоть в магазин. С руками оторвут.

Навещать Комзолова Иван Дмитриевич заходил и вчера. Заходил не один — с новым зоотехником, Игорем Буйновым. Павла Ивановича неделю уже выпускают на улицу. Вечером тоже разговаривал с ним около больничного крыльца. Агроном вновь начал свое:

— Как там, мужики, наша Вармазейка, рассказывайте.

— Как сказать, Павел Иванович… Село на месте, да и сами, как видишь, никуда не делись.

Вечканов хотел, чтобы разговор шел в шутливом тоне. Комзолов, видимо, это понял по-другому. После недолгого молчания произнес:

— Я о другом хотел спросить? Где лошадей держите? Все по чужим дворам?

Пришлось объяснить, что и как. Недавно они с одного двора бычков отвезли на мясокомбинат. Лошадей вместо них поместили. Кормов достаточно и есть кому за ними ухаживать.

— А моего соседа, деда Эмеля, не сместили с работы, все сторожит?

Вечканов молчал. Что переживать о старике, который даже пожара не заметил? Хорошо, что он от суда его выручил. Всю вину хотели ему приписать. Потом, правда, в райкоме на него, председателя, косо смотрели. Как не смотреть, если целая конюшня лошадей чуть в небо не ушла. В правлении многие были против — говорили, зачем они нам, и технику некуда девать… Техники, конечно, в колхозе хватает, но и гнедые не помешают.

Как пахать огороды? Большие тракторы на них не загонишь, а малой техники нет: заводы не выпускают. Только на лошадях. Или же вывезти с ферм навоз. Фермы в Вармазейке старые, туда машины не заедут. Вновь в телегу придется коней запрячь.

Раньше человека без лошади и не считали хозяином. Какой, говорят, он хозяин — ни рыба, ни мясо…

Мальчишкой Иван Дмитриевич любил ездить верхом. Садился на лошадь, подтягивал узду — и мчался так, что ветру не догнать. Каждое лето, в каникулы, вместе со взрослыми на лошади возил зерно, сено, солому, с друзьями ходил в ночное. У Суры отпускали лошадей на зеленую травку, сами начинали печь в золе картошку. Вкус посыпанных солью картофелин он помнит до сих пор.

После еды ложились на луг и смотрели в темно-синее небо, откуда звезды сыпались бисером. Казалось, это не звезды мигают — огромная сказочная небесная птица роняет свои перья.

Больше тридцати лет кануло в Лету. Большая это река — не достанешь из нее счастливое детство, не вернешь прежние песни. Вот почему лесник Пичинкин сказал, как отрезал: у каждого времени — своя цена…

Как не своя, вон и новая весна уже прислоняется к двери. А он, председатель, все о рубке леса размышляет… Опоздал!