Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

— Я две недели работал в мастерской, в лес не выходил. Видать, кто-нибудь из ваших… Не туда повалили деревья — и вот тебе…

— Выходит, вали, как можешь, руби, сколько вздумается. Лес — общее богатство. Где общее — там никакого начальства. Вот из-за чего с самолета виднеются одни пустые делянки. Да почему с самолета, пешеходу тоже видно. Ни одной муравьиной кучки не встретишь, — возмущался Виктор.

— Ты почему не ладишь с Потешкиным? — неожиданно спросил Вечканов. — Слышал, он косо смотрит на тебя.

Коля сказал правду: директор комбината давно зубы точит. Недавно и премию не дал. Забыл, говорит, о сосновой лапке. Муку из лапок заготавливают они каждую зиму для района. И в этом году цеху Пичинкина задание давали. Только кого в лес послать, производство ведь не бросишь!

— Не пообедаем? — обратился тракторист. Белые, будто головки чеснока, его зубы блестели… — Мать что-то положила в котомку…

Виктор только сейчас почувствовал, что проголодался. От нескольких яиц и чая долго сыт не будешь.

Коля достал из кабины газету, положил на нее соленые огурцы, кусочек сала, варенье, мясо, бутылку молока.

— Лесничество не бросишь? — прямо спросил тракторист.

Он уже поел, и лежа на расстеленной фуфайке, смотрел в небо.

— Не знаю. Что-то не думал об этом.

— Пойдем в наш колхоз, возьмем Петровку в аренду — сами станем хозяевами. Земли там хорошие, паши, сей, расти, что хочешь.

— А твой отец как на это посмотрит, Иван Дмитриевич?

— Уговорим, — улыбнулся тракторист. Лицо у него обветренное, большие глаза синели глубоким колодцем. Почему он пришел в лесничество, вон как печется о родной земле? Наверное, и он душой хлебороб…

— А как с невестой дела? — засмеялся Вечканов. Понятно, вспомнил Олю Митряшкину. Раньше вдвоем бегали за ней. Девушка его выбрала, Пичинкина. Николай, говорит, еще очень молод, пусть себе ровню ищет. Будто сама уже совсем взрослая — не восемнадцать ей!

— Дела, как детские забавы: дадут тебе малыша — день-деньской крутишься около, — сказал Виктор. Встал, подал руку трактористу, добавил: — Большое спасибо тебе за еду. А сейчас пойду к тем варварам, кто деревья валит, шеи им намылю, — и направился в сторону лесорубов.

На осинах и в орешниках поправляли свои старые гнезда вороны и сороки. С освободивших от снега полей, ожидая пахоту, спешили грачи. На полянах почувствовали пришедшее тепло бабочки. Желтые, белые, серые, красные — они порхали над шелковистой травой, словно радовались пробуждению природы. У сосен и елей иголки заострились — пальцем не тронь — уколят. Облезлые белки спускались с деревьев и безбоязненно бегали по тропкам. Земля высохла, вдоволь напилась талой водой. Где были срублены сосны, раньше времени стала подниматься из-за сухих веток крапива. Кое-где виднелись листья малины. В низинах кое-где еще лежали подушки снега.

Больше всех порадовали Федора Ивановича березы под Пор-горой. От зимней спячки пробудились они очень рано, разлился по их кронам сладкий сок. Каждый раз, возвращаясь на кордон, Пичинкин привозил подарки жене: в алюминиевой фляжке березовый сок и ветки распустившейся вербы. Матрена Логиновна, как всегда, встречала его у крыльца. Брала подарки, приглашала в дом. Федору Ивановичу становилось приятно. Шагая за ней, он нюхал весенний запах и совсем забывал свои лесные заботы.

Еще лучше становилось ему после ужина. Когда он стоял перед открытой форточкой, от дующего в лицо ветра, пахнущего диким луком и анисом, тихо шевелились его седые волосы. Шум разлива Суры до кордона не доходил, и Федору Ивановичу иногда казалось, что они с женой живут на самом краю земли.

В одну из таких ночей, с ветром от Суры в дом залетело несколько комаров. Здесь ничего нового и не было — комары каждое лето оживают. Только сейчас они были не такими, как раньше — какие-то зеленоватые и длинные, будто стрекозы. Матрена Логиновна поймала одного, поднесла Федору Ивановичу под нос.

— Посмотри-ка, какие «гости».

— Да уж «гости». — Пичинкин улыбнулся сначала, потом задумчиво сказал: — Что-то это мне не нравится. Таких никогда не видел.

Матрена Логиновна отпустила комара и закрыла форточку. Оставшиеся сразу же стали кружится около лампочки.

«Гости» всю ночь не давали покоя. Бились в оконные стекла, шумно летали по дому. Муж с женой залезли на печку, накрылись одеялами, но и это не помогало.

Утром хозяйка разогнала комаров сырым веником, натянула на форточку марлю, перед дверью ее тоже повесила. Комары снова не унимались.

Пичинкин разозлился, и как следует не позавтракав, ушел на Суру поить Орлика. Река, как всегда в последние дни, гнала свои воды. В этом году снега было не очень много, но все равно Сура бурлила. Федор Иванович довел лошадь до того места, где каждый год делал для жены настил для полоскания белья и удивился: весь берег был покрыт пеной с комарами.

Орлик с неохотой обнюхал дрожащими ноздрями воду и, захлебнув раза два, поднял голову и удивленно посмотрел на хозяина.

— Что, друг, не нравится? — тяжело вздохнул тот. Орлик вздрогнул всем телом, вновь прижал губы к зеленой воде. Федор Иванович сломал ветку вербы, стал разгонять комаров от лошади. Хоть от этого старому мерину было не легче, но больше пить он не стал. Когда они вышли к лесной дороге, Пичинкин дал себе зарок — не водить лошадь к реке до тех пор, пока вода не очистится.

Комары досаждали каждую ночь. Пичинкины сначала старались бороться с ними: все окна обтянули сетками, в магазине лесничества купили морилки. Только «гости» к клеевым бумажкам не приставали. Не мухи — не обманешь.

Одно хорошо — не слишком шибко кусались. Вскоре они не стали обращать на них внимание, забыли будто. Пусть летают по дому — других забот у них нет. Так вышло и сейчас.

Федор Иванович не удержался, бросил жене:

— Этих комаров, бабка, высушила бы.

— Для чего? — начала та шевелить губами.

— Зимой где червей для рыбалки возьму? В самый раз сажать их на крючок.

— А-а, болтун… — наконец та поняла его насмешку. Махнула рукой и принялась хлопотать по дому.

В последние два дня Федор Иванович приходил с делянок поздней ночью: началась заготовка леса и дров, глаз да глаз нужен. Вчера парни чуть не свалили семенные сосны. Здесь еще с лесничества надоедали. Все что-то считают, вроде ревизию начали. «Ищите, ищите, — рассуждал он про себя, — ворон ворону глаз не выклюет. Измерите, прикинете и вновь разойдетесь».

Иногда Федор Иванович ходил на рыбалку. С зарей вытаскивал из реки ивовый вершок, а там с десяток пескариков — на уху хватит. Виктор ночевать не приходил. Видать, некогда — цех начал готовить доски. Здесь еще в Вармазейке какой-то пруд роют, и оттуда заказали дубовые сваи. Об этом он услышал от лесорубов. Бычий овраг, конечно, никуда не годится, леса вокруг нет, но все равно нельзя разрушать то, что подарил Инешке. Это к хорошему не приведет. Это же храм природы! Раньше такие сосны росли вокруг него — двумя руками не обхватишь. Война их повалила. Для мостов и землянок, для далекого фронта. Рубили тогда лес не жалея. Победим, говорят, врагов — новый посадим. До сих пор сажают… По гектару в год, и то для показа. Не лес — одни слезы. Вскоре и кордон выйдет в поле…