Александр Доронин - Перепелка — птица полевая

Павел Иванович немного успокоился, но ненадолго. Когда нес дрова из-под навеса, вдруг почувствовал сильное сердцебиение — перед глазами запрыгали искры, он покачнулся и, как подкошенный, упал в снег…

Сознание вернулось к нему под утро в райбольнице. Открыл глаза — перед ним на стульях сидели Женя и Мария Семеновна, сельская фельдшерица, которая раньше приходила делать уколы его жене.

— Ты что, Павел Иванович, нас так пугаешь? — улыбнулась женщина. — Не вышел бы Женя вовремя — кто знает, что случилось бы…

Павел Иванович попытался встать, но руки-ноги не двигались. «А-а, — догадался он, — привязали к койке».

Пошевелив спекшимися губами, произнес:

— Зачем привязали? Чтобы не бушевал?

— Тебе, Павел Иванович, не велели поворачиваться и вставать. Для больного сердца это вредно. Оно не любит, когда организм напрягается, — постаралась успокоить его фельдшерица.

— Сердце? Оно никогда у меня не болело, — удивился Камзолов и, словно что-то вспомнив, добавил: — А, вот в чем дело…

— Эта отрава к добру не приведет. Никак не пойму, что хорошего в куреве? — Мария Семеновна не успела закончить фразу, как в палату вошла девушка в белом халате. Вежливо поздоровалась с Павлом Ивановичем, села рядом и произнесла:

— Давайте Вас послушаем.

— Это наш новый врач, — пояснила фельдшерица и сказала: — Наталья Федоровна, шофера мы домой отпустим, а сами с Женей пешком пойдем.

— Идите, идите, опасность уже миновала. — Скоро плясать будем, так? — улыбнулась врачиха, глядя на Комзолова.

Павел Иванович облизнул высохшие губы:

— Спасибо, доктор, за теплые слова!

— Какое спасибо? Это наша работа — помогать людям, — ответила врачиха. — Отдыхайте, я скоро приду. — И вышла из палаты.

Женя попросил отца остаться.

— Вы идите. Мне уже полегчало. Митя проснется, испугается: дома никого нет, — волнуясь, сказал Комзолов.

Мария Семеновна и Женя попрощались и вышли. Снова появилась врач, о чем-то спросила. О чем? А-а, как доехали…

Павел Иванович признался, что не помнит.

Принесли манную кашу. Медсестра поставила тарелку и стала его кормить. Комзолов хотел приподняться — как-никак, не ребенок, но та не разрешила.

Каша была невкусной, от нее пахло заброшенным колодцем.

В больнице Павел Иванович впервые. Правда, раньше он много раз навещал жену, а вот сам серьезно не болел, если не считать двух случаев в детстве. Тогда бабушка, помнится, парила ему ноги, и после двух таких процедур кашель, как обычно, проходил. Не зря жена перед смертью говорила ему: «Ты, Паша, человек здоровый. Умру — женись на другой, детей не оставляй. Они без матери — как ива в Чапамском овраге».

Ива, о которой вспоминала Вера, всегда была одна — одинешенька. Росла между Чапамо и Вармазейкой на пустыре. Высокая-высокая, ветви всегда немного грустные, даже весной. Как попала туда, в камыш, один Инешкепаз3 знает. Возможно, ветер занес семенем. Земля, всех баюкающая, цветущая, как молодая женщина, дала корням силу, и дерево из года в год становилось все сильнее и увереннее, поднялось так, что и громом не свалить. Но все в мире, увы, обманчиво. И человек тоже, бывает, ошибается. Видит чаще только то, что сразу в глаза бросается. А вот жизнь возьмет да и круто изменит увиденное. В судьбе Павла Ивановича случилось такое же: его супруга Вера, которая была очень красивой, стройной и высокой, за последние годы так резко изменилась, что ее даже не узнавали соседи. Не зря, наверное, говорят: болезнь красоту не дарит.

…Ах, какой нежной и цветущей была та весна, как часты были встречи с Верой! Помнится, тогда он, совсем еще юный, возвращался с Ваней Вечкановым из райцентра, куда ездили за костюмами. Друзья улыбались смеющемуся солнцу, радовались жизни. Еще бы — ведь послезавтра они поедут в Саранск отвозить в университет документы.

Они шли по Чапамскому оврагу, смеялись, с теплотой вспоминая родную школу. Прекрасные это были годы! Первая любовь, мечты о будущем! У молодости ведь всегда, или почти всегда, светлые, поэтические чувства. Они, словно первый поцелуй: вспыхнут губы, потом до утра не уснешь, ждешь новую встречу.

Тогда они остановились под той ивой. Ваня достал булку, разломил, и друзья стали есть ее с селедкой, купленной в Кочелае почти по целой сетке.

Отдыхать в тени было хорошо, и они, к этому времени уже довольно-таки уставшие, не заметили, как заснули. Возможно, до вечера бы проспали, если…

— Э, спящие бозаи4, так все свое счастье проспите!

Паша с Ваней открыли глаза: перед ними стояла девушка, примерно их возраста, в синем платье. Ее черные роскошные волосы водопадом струились к поясу.

— Ты не из леса убежала, не внучка Вирявы5? — Паша тогда еле пришел в себя — так оторопел от увиденного.

— Эка, какой догадливый… Не зря, наверно, под ивой спишь, здесь мозги не растают, — от души засмеялась красавица.

Воспоминания перед глазами Павла Ивановича плыли как в замедленной съемке. Сколько лет прошло уже после той встречи? Больше двадцати. Сначала он учился в университете, потом — армия. Вера ждала его, посылала нежные письма. Потом они сыграли свадьбу, начались семейные хлопоты. Затем — тяжелая болезнь жены…

Павел Иванович не почувствовал, как заснул. Проснулся после обеда — солнце смотрело прямо в окно, щедро заполняя своим светом палату.

Зашла врачиха, спросила о самочувствии, налила в ложку какую-то микстуру, заставила выпить.

Комзолову показалось, что около него сидела не врачиха, а его жена. Слишком уж она была похожа на Веру — такая же высокая, голубоглазая, только волосы были стриженные, короткие.

— Простите, Вы откуда родом? Не здешняя? — не выдержав, спросил Павел Иванович.

— Нет, я лесная жительница. Если точно сказать, родилась на кордоне. Родители и сейчас там живут. Не слышали о Пичинкине?

— Дочь Федора Ивановича? — удивился Комзолов. — Ой, не узнал! Ты которая — старшая или младшая?

— Аня в Саранске живет. Я младшая.

— Я тебя, Наталья, видел еще ребенком. Будучи студентом, в летние каникулы с сельчанами лес рубил. Сама знаешь, карман студента шибко не звенит. Отца твоего, Федора Ивановича, недавно встречал, когда к шурину ездил.

— Вот почему лицо Ваше знакомо…. Откуда, думаю, видела Вас. Не зря же говорят: жизнь — текущая река в одну сторону. — Врачиха встала, поправила простыню, сказала:

— Пойду еду принесу. Слишком долго спали. Это хорошо, сон — лучший лекарь.

Она вышла. Павел Иванович долго не мог успокоиться. Не мигая, он смотрел на белый, цвета цветущей гречихи потолок, похожий на малюсенькое поле, которое, как и его жизнь, поместилось в этой палате и никак его не расширить. И с этим вновь заснул.

Из Саранска Казань Зина приехала под вечер и привезла с собой небольшой телевизор. Купила в магазине уцененных товаров, совсем дешево. Привезла, включила, появились какие-то танцоры. Долго махали руками и ногами. Если бы на лицах у них не было улыбок, можно было подумать, что они жалуются на свою судьбу, выгоняют из себя таким образом горе.