Илья Маркин - Курский перевал

Очередной снаряд взорвался совсем рядом, и взвихренная пыль закрыла стоявшего у пулемета Чалого. Когда Козырев, а за ним и Гаркуша с Алешей, пригибаясь, подошли к Чалому, он искоса взглянул на них, потом повернул голову в сторону противника и, резко махнув рукой, с каким-то странным воодушевлением проговорил:

— Сейчас опять рванутся и наверняка танки пустят.

— Немедленно на медпункт! — строго сказал Козырев.

— На медпункт?! — насмешливо щуря глаза, вызывающе переспросил Чалый и яростно взмахнул черным кулаком. — Нет! Я никуда не уйду, пока сполна с ними не рассчитаюсь! Пока за всю семью свою их кровью не оплачу!

— Какую семью? — с тревогой глядя на искаженное горем и злобой лицо Чалого, спросил Козырев.

— Мою, родную мою семью, — стремительно сказал Чалый, — мать, дочку, жену мою и сестренку. Всех они, гады, — задыхаясь и глядя на Козырева полными слез глазами, выкрикнул Чалый, — всех на восьмой день войны в Белоруссии, в хате родной, спалили. Живыми, живыми спалили! — отчаянно прокричал он и беззвучно зарыдал.

— Не надо отчаиваться, — обняв его, успокаивал Козырев. — Мы с ними за все поквитаемся. А сейчас силы беречь надо. Боев впереди еще очень много. Ты ранен, ослаб…

— Я не ослаб! — вскрикнул Чалый. — Еще руки работают, глаза видят, а совсем обессилю, без рук останусь — зубами рвать буду, кровью своей топить…

— Присядь, передохни маленько, — уговаривал Козырев, — водички выпей, закури.

— Эх, товарищ парторг! — с укором сказал вдруг Чалый. — Ты что, не понимаешь, что вот тут, под Белгородом, судьба наша решается? Они же прут как осатанелые! Они же опять туда, к Москве, к центру, к самому нашему сердцу, рвутся! А ты говоришь: «На медпункт!» — махнув рукой, закончил Чалый и взял у Гаркуши недокуренную папиросу.

— Ты прав, Борис, — упрямо наклонив голову, тихо сказал Козырев, — мы должны остановить их. И остановим! Навсегда!

Внезапная тишина оборвала слова Козырева. Все четверо в раскрытом дзоте переглянулись и, сразу же, без слов поняв, что сейчас начнется новая атака противника, заняли свои места.

Пулемет был, как и всегда, заряжен. Алеша, сам не зная зачем, потрогал вставленную ленту, раскрыл еще две патронные коробки, переложил с места на место лежавшие в нише гранаты и только после этого посмотрел вперед. Там, где полчаса назад у края лощины скрылась вражеская пехота, было пустынно. Но правее, на уходившей к дороге высоте, и слева, у разбитого хутора, в наплывах дыма и пыли ползали фашистские танки и суетливо перебегали пехотинцы. Справа и слева, все больше окутываясь дымом и пылью, по-прежнему беспорядочно двигались вражеские танки и пехотинцы, а впереди, где было совсем пусто, вдруг словно из-под земли вынырнули штук пятнадцать черных на фоне высветленного неба громад и на полной скорости устремились вперед. Встречь им ударили наши пушки, но танки, увертываясь от разрывов, неудержимо катились вперед. У Алеши похолодело в груди и мелко задрожали руки. На мгновение он вспомнил, что и там, во время обкатки нашим танком, у него было точно такое же состояние, и от этого воспоминания почувствовал вдруг удивительную легкость. Он грудью плотнее прижался к земле, ощупал рукой гранаты и зажигательные бутылки и, совсем успокоясь, посмотрел влево. Гаркуша обеими руками вцепился в рукоятки пулемета и пригнул голову к самому прицелу. Рядом с ним, так же напряженно склонив голову вперед и что-то внизу делая руками, стоял Чалый. Позади него у самого выхода в траншею привалился к брустверу Козырев.

Разрывы нашей артиллерии ложились все чаще и гуще, застилая путь фашистским танкам. Уже два из них горели, остановился и задымил третий, но остальные, все убыстряя скорость, неудержимо надвигались. Когда до них оставалось всего метров двести, задымили еще два танка, и это, казалось Алеше, должно было остановить атаку. Но уцелевшие танки даже не замедлили хода. Самый ближний резко вырвался вперед, крутнул влево и, сверкая лапами гусениц, устремился прямо на дзот. Едва Алеша успел схватить гранату, как из-за пулемета выскочил на бруствер сержант Чалый и, ослепительно белея повязкой на плече, весь перегнувшись, бросился навстречу танку.

— Назад! — отчаянно закричал Козырев, но Чалый даже не обернулся, пробежал еще несколько метров и… исчез.

— Там, там щель наша, — проговорил Гаркуша, и Алеша вспомнил, что впереди дзота были узкие и глубокие щели, куда нужно было выбегать при атаке вражеских танков. Теперь он хорошо видел еле заметный просвет щели и выглядывавшую из нее каску сержанта.

Танк подошел уже почти к самой щели, но каска Чалого все так же недвижно отливала зеленой краской.

— Бить, бить надо! — хрипло прокричал Гаркуша.

— Видать, не ударит, — надрывно сказал Козырев и отчетливо, совсем как на обычных занятиях, скомандовал: — Гранаты и бутылки к бою!

Алеша схватил правой рукой гранату, левой бутылку, приготовился швырнуть их в уже подходивший к самому дзоту танк, но впереди что-то негромко хлопнуло, потом хлопнуло еще раз, и огромный с желтым крестом маслянистый танк круто повернул, осел набок и задымил вдруг так густо, что закрыл всю южную половину неба.

— Го-р-и-т! — закричал Алеша, тряся Гаркушу за плечо, но тот сердито отмахнулся и рукой показал на второй, выскочивший из-за дыма такой же, с желтым крестом танк. Он был так близко, что Алеша невольно попятился назад, взмахнул гранатой и остановился только от властного окрика Козырева:

— Пропустить танк! Бить в заднюю часть!

«В заднюю часть, в заднюю часть…» — мысленно повторил Алеша, не сводя взгляда с угловатой, нырявшей то вверх, то вниз башни танка.

Эти мгновенно промелькнувшие мысли, словно яркая вспышка, осветили все последующие действия Алеши. Вместе с Гаркушей они убрали пулемет в нишу, пригнулись к самому дну траншеи и, когда над головой оглушающе и страшно прогрохотало, вскочили и, будто по единой команде, ударили по едва отошедшему от них «тигру». Алеша отчетливо видел, как его граната, чиркнув в воздухе, взорвалась на броне, как там же раскололась зажигательная бутылка и как едва уловимые змейки огня поползли по танку и, все разрастаясь, превратились в сплошное бушующее пламя.

— Угомонили! — махая руками, кричал Гаркуша. — Алешка, щуренок ты окский, — цепкими руками крутил он Алешу, — ухандакали «тигру» фашистскую, ухандакали!..

Алеша радостно отбивался от Гаркуши, глядя, как прямо к дзоту, низко пригнувшись, бежит сержант Чалый.

— Ну, хлопцы, еще один наскок гитлеровцев сломили! — обняв Алешу и Гаркушу, весело сказал Козырев. — А если еще наскочит, выдюжим?

— Не только выдюжим, но и передюжим! — выкрикнул Алеша, восторженно глядя на парторга.

— Орлы! Герои! Молодцы! — кричал Поветкин, глядя на полыхавшие «тигры». — Андрей, передай по цепи: «Сержант Чалый, рядовые Гаркуша и Тамаев за мужество и отвагу в борьбе с фашистскими танками награждены орденами Отечественной войны». Всем передай!