Александр Батров - Орел и Джованни

Неожиданно Хоселито крепко сжимает руку Рамены. Он глядит вверх и кому-то одобрительно кивает головой. В тот же миг в толпу летят легкие белые листовки. В них гневные, на двух языках, слова: «Наша родина не продается!»

Возникает шум. Кто-то весело кричит: «Браво!»

— Идем, идем, Рамена, сейчас здесь будет полиция… — говорит Хоселито.

— Хорошо, пойдем, но сначала скажи: кому ты кивал головой? — спрашивает Рамена.

— Тебе показалось…

— Говори!

Хоселито молчит. Он видел на башне ее брата. Подними Рамена голову выше, и она увидела бы Нунеса. Но раз не видела — это хорошо: ведь девчонки болтливые.

А Рамена все продолжает допытываться:

— Хоселито, я должна знать, слышишь?

Хоселито решительно тянет Рамену в сторону и говорит:

— Будешь много знать — вырастут уши, как у мула… Ну ладно, ладно, не злись, я пошутил… Это был один мой знакомый юнга, Перес Ривера, большой храбрец.

— Храбрец? Сбросить с башни бумажки — храбрец? Это могу и я…

— Молчи! Если этого Переса схватят полицейские, его свяжут и будут топтать ногами. Он долго не проживет…

— Что же такое пишется на бумажке?

— Пишется такое, что как огонь жжет всех подлых сеньоров… Этот… Перес ловкий… Он ничего не боится.

— А мой Нунес тихий. Он не храбрец, — с сожалением говорит Рамена. — Он даже боится ехать на корабле в Риачуэллу…

Хоселито, лукаво глядя на подругу, весело и долго смеется, а потом вдруг хмурится:

— Ты снова сказала — Риачуэлла?

— Да, сказала, я туда и поеду!

— Ну, тогда ты не испанка. Ты сеньора гусеница: где листьев больше, туда ползешь. Только твой Антонио — горький лист. Как бы не пожалела!

— А ты глупый! Глупей тебя не найдешь!

Рамена оставляет Хоселито и перебегает на другую сторону улицы.

Она идет одна. Ее глаза полны слез, из-за них она не видит, что и Хоселито перешел на другую сторону и неслышно идет позади. Отчего в последнее время все пристают к ней с Антонио? И Нунес, и Хоселито, и даже девчонки во дворе стали дразнить ее: «Богачка из Риачуэллы». Ну что ж, пускай! Это, наверно, они от зависти. Она все равно поедет в Риачуэллу, к маме.

Серой дымкой затянуто небо, темнеет море, и торопливо, как журавли, отбивающиеся от стаи, пролетают над Барселоной белые облака. Осень. Льют дожди, долгие, проливные. Производство Э. Коллона сократилось наполовину. Нунес — безработный. Работы нет ни в городе, ни в порту. Дожди льют, клубится туман над бухтой, и вечерами, надрывая душу, орет портовая сирена.

Она слышна и в подвале Нунеса. Прислушиваясь к ее тревожному реву, Нунес шагает из угла в угол и глядит на спящую Рамену. Конечно, как и всегда, ей снится мама… А мама — далеко, работает кассиршей у скряги Антонио. Она, наверно, еще моет посуду и убирает помещение, как юнга на паруснике. Она напрасно оставила Барселону. Но мать упряма…

«Нунес, — прощаясь, сказала она, — дядя Антонио старый… Все может случиться…»

Бедная женщина надеется, что скряга Антонио оставит ей наследство. Тогда ее дети будут учиться. Она отдаст долг сеньору домовладельцу и поставит красивый памятник на могиле их отца, грузчика…

«Только напрасно она оставила Барселону», — думает Нунес, и на его худом, темном лице появляются суровые складки. Но потом он вспоминает кроткие, нежные глаза матери, и ему становится жалко ее.

А Рамена спит с разметавшимися волосами. Она тяжело дышит: воздух в подвале сырой, мокрые ноздреватые стены пахнут плесенью. Бедная Рамена, маленькая, крикливая чайка! За весь день она съела тарелку мучной похлебки. А девчонка растет: ей нужны свежие овощи, мясо и молоко…

Поправив сбившееся в ногах Рамены одеяло, Нунес надевает куртку. Надо идти к Маноло. Он живет на парусной набережной, напротив склада, похожего на старинную крепость.

А ночь темна. Безлюдно. Спит ветер. Спит волна. Спит Барселона. Но так только кажется. Вот там, вдали, на портовом спуске, вдруг раздается песня. Это «Эстрелля де либертад» [1] «Эстрелля де либертад» — «Звезда свободы». . Ее поют моряки, возвращающиеся на судно.

И Нунес гордо поднимает голову. Придет день, народ победит, и здесь, а не в Риачуэлле, над окном Рамены будут пролетать птицы…

Пусть хлещет дождь, ему не загасить народного гнева! Пусть конные патрули с шашками наголо мчатся по мостовой — народ станет стеной, и клинки их рассыплются, как стекло!

Нунес улыбается. У него черные глаза, спокойные, добрые. Никто из полицейских, взглянув на него, не скажет, что сердце мальчика звенит от ненависти к ним, как твердая сталь. Да, надо быть осторожным.

В полночь Нунес приходит к Маноло.

— Маноло, — спрашивает он, — что мне делать с Раменой?

— Она хочет к маме?

— Да, к ней, в Риачуэллу. Но она не может ехать одна за океан.

Маноло молчит. Он ничего не может посоветовать Нунесу.

— Говори, — просит Нунес.

— Что ж, Рамене тяжело без мамы… — говорит Маноло.

— Вставай, Нун, вставай! Уже утро! Нунес, ты снова куда-то уходил ночью? Ну да, твоя куртка мокрая!

Нунес открывает глаза. Рамена, приплясывая, кружится вокруг стола.

— Эй, Нун, поднимайся!

Такого радостного крика еще не слыхал Нунес из уст Рамены.

— Что случилось?

— Приходил почтальон Новаро, он сказал — пусть Нунес придет завтра на почту, к сеньору директору.

— Мама прислала деньги?

— Да! Много песет! Нун, что же ты лежишь?

Нунес молча поднимается. Какой-то щемящий ком подкатывается к горлу, стесняет дыхание. Он угрюмо глядит на Рамену.

А весть, что дети сеньоры Фернаны собираются в дальний путь, уже облетела двор от подвалов до чердака.

Все, все побывали у Нунеса и Рамены. И дворник Филипп с Хоселито, и тетушка Консепсион, и грузчик Гарсия.

Последним приходит прощаться старый бородатый моряк Григорио Энсина, рулевой «Картахены».

— Значит, в путь, а? — говорит он, не вынимая изо рта трубки. Глаза старика, обычно добрые, веселые, сейчас почему-то суровы. — Так, так… — покашливая, продолжает он, — так… Только трусы бегут с тонущего корабля. Но они часто ошибаются, Нунес… Моряк грудью заткнет пробоину — и корабль живой! Летит по волнам, ребятки! Но вы — дети: тебе, Нунес, пятнадцать, а Рамене — девять. Пусть будет вам счастье в Риачуэлле! Там я бываю… Нет слов, прекрасно небо над океаном! Только оно чужое…

Нунес с благодарностью глядит на Григорио Энсина. Старый моряк говорит правду.

Нунесу не сидится дома. Но куда пойти? И Нунес идет в гавань и долго глядит на рябые от дождя, зеленые волны. Неужели ему и Рамене придется оставить Барселону? Нет, он останется. Он, Нунес, нужен здесь. Но что будет тогда с Раменой? Найди он работу, он не отпустил бы сестренку за океан. И она, Рамена, нужна здесь.