Георгий Лоншаков - Горшок черного проса

Затем они снова ехали проселочными дорогами и тропинками. На душе было тягостно. Макаров клял на чем свет бездарное командование, говорил, что не генералы — а выжившие из ума люди, что, кроме ненависти к красным, у них уже ничего нет, они остались со своей стратегией на черте четырнадцатого года, а красные тем и сильны, что свободны от пут этой стратегии, они создают новую в ходе войны, потому и бьют белых в хвост и в гриву.

Возможно, капитан был прав. Найденова же мучила мысль, что народ почти не поддерживает их, не принимает их устремлений, склоняясь все больше и больше на сторону большевиков. Где они — те золотые времена послушания и повиновения русского народа? Где страх перед силой имущих? Что сулят грядущие дни: новые катастрофы или победы? Неужели невозможно повернуть все в старое, привычное русло? И еще он думал о Наташе. Ему так не хватало, в тот момент ее тепла, ее близости и участия…

В конце мая — измученные, заросшие, голодные — они наконец-то встретились с одним из полков корпуса генерала Гривина. Пока в штабе выясняли, кто они такие, Найденов и Макаров узнали, что вторая армия красных уже переправилась на левый берег Вятки и ведет наступление по всей северной полосе Восточного фронта. Отдельные бригады Овчинникова форсировали реку сразу же после ликвидации прорыва, а в ночь на 25 мая двадцать восьмая дивизия Азина переправилась через Вятку в районе Вятских Полян и Малмыжа и в первые же дни боев уничтожила шесть полков и четыре отборных офицерских роты. Вот тебе и Азин — мальчишка, бухгалтер! Впрочем, был ли он вообще бухгалтером, как утверждал некогда генерал Смолин? Все упорней и упорней ходили слухи, что Азин — тоже из бывших офицеров. Кто-то ссылался при этом на перебежчика из штаба третьей армии красных, который якобы лично видел копию биографии Азина и в ней ясно говорилось, что он закончил Елизаветградское кавалерийское училище, служил в звании есаула в сорок шестом Донском полку.

Как бы там ни было, а Найденов, ненавидя Азина как врага, втайне завидовал красному комдиву. Кто такой Найденов? Офицер для особых поручений, всего лишь… А под командованием Азина, которому тоже не было еще и двадцати пяти лет, находилось девять пехотных полков, артиллерийская бригада, кавалерийский полк, железнодорожный батальон, бронепоезд.

Так кто же в самом деле был этот Азин, о котором уже при жизни слагались песни и дивизию которого называли «железной»? Об этом стало известно позже, в феврале 1920 года. Переброшенная с Восточного на Южный фронт, в донские степи, «железная дивизия» сражалась в составе 10-й армии против численно превосходящих сил деникинцев.

В одном из боев, раненный, отрезанный от своих, комдив Азин попал в плен. Его под усиленной охраной отправили в станицу Егорлыкскую. Известиями о пленении легендарного комдива пестрели первые полосы почти всех белогвардейских газет. С самолетов над частями красных были сброшены спешно отпечатанные листовки. Об этом говорили в ставках, штабах, полках и дивизиях по обе стороны фронта. Об Азине хлопотал сам Ленин! Москва предлагала обмен комдива на нескольких пленных генералов. Командарм десятой армии красных передал по радио предупреждение: «Если с Азиным что-либо случится, будут применены соответствующие репрессии к первым имеющимся у него в плену десяти офицерам в чине от полковника и выше».

Наверное, он осуществил свою угрозу, потому что ставка Деникина не обменяла Азина, пожертвовав полковниками и генералами. Белым нужен был Азин, живой или мертвый, но Азин. Ему предлагали чин генерала. Он отказался, как отказался и подписать воззвание к войскам Советов. Воззвание все-таки отпечатали, подделав подпись комдива, о чем его поставили в известность. Листовки сбросили над позициями красных.

На одном из допросов белогвардейский полковник обмолвился, что о военных способностях Азина весьма высокого мнения такие заслуженные генералы белой армии, как Улагай, Врангель, Голубинцев, Павлов. Тогда Азин с наивным смущением признался, что, опасаясь, как бы его за неимением военного образования со временем не отстранили от руководства дивизией, он ввел в заблуждение командование, придумав себе и Елизаветградское училище, и чин есаула, и 46-й Донской полк. Выходит, прав оказался генерал Смолин!

После допросов и истязаний Азина отдали белоказакам. Они скрутили ему руки телефонным проводом и привязали к лошади. Станица Тихорецкая стала свидетелем страшного зрелища. Подвыпившие казаки улюлюкали, свистели и хохотали, всадник пришпоривал рысака, и он сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее потащил по заснеженным улицам полуживого комдива. Он бился на ухабах, сдирая кожу, терял сознание. Из подворотен лаяли собаки. В заиндевелые окна выглядывали станичники, их жены, старики и дети. Когда казакам надоело это занятие, они приволокли Азина на площадь, где была сооружена виселица…

Все это произошло в феврале 1920 года. А тогда, в мае девятнадцатого, Азин по-мальчишески задиристо, не давая покоя ни себе, ни своим полкам, ни войскам белых, теснил колчаковцев на северном фланге Восточного фронта, изматывал в больших и малых сражениях. Белые начали отходить за Каму, надеясь сделать ее левый берег неприступной линией обороны.

Не менее чувствительный удар красные нанесли несколько раньше на реке Саламыш.

Слушая эти и другие неутешительные вести, Найденов с горечью думал, что разгром двух полков на Вятке, показавшийся ему поначалу невероятной катастрофой, лишь капля в море большой, настоящей катастрофы, нависшей над армиями Колчака, а тогда он мучился в основном из-за спаленной родной усадьбы.

После тщательной проверки в штабе полка артиллеристов Макарова оставили в части, где были орудия и снаряды, но мало людей, умеющих обращаться с ними. Самому же капитану, как и Найденову, было приказано ехать в город Осу, где, по последним сведениям, был штаб четвертой дивизии генерала Смолина.

В пути тяжелые мысли терзали Найденова. То, вспоминая неудавшийся прорыв, он начинал опасаться, как бы Смолин не усомнился в точности выполнения задания, не сделал бы его козлом отпущения, не взвалил на него всю ответственность за провал операции. Хотя едва ли кому-то стало бы легче, если бы расстреляли пешку — Найденова. Однако таким путем Смолин мог бы хоть как-то реабилитировать себя перед ставкой.

То приходил на память бывший прапорщик Максимов, привязанный к дереву в лесу на берегах Вятки, — что с ним сталось? Нет, погиб, конечно… Жуткая, мучительная смерть.

Оса — небольшой, уютный городок — был забит войсками. Кругом спешно возводили укрепления, рыли траншеи, оборудовали артиллерийские позиции и пулеметные гнезда. Всюду висели категоричные приказы, воззвания, объявления. Население, частью мобилизованное на работы, частью пополнявшее ряды потрепанных полков, с тревогой ожидало предстоящих боев.