Михаил Барышев - Весеннее равноденствие

Со станкостроительного завода, где Готовцев довольно беззастенчиво влил в праздничную бочку меда не ложку, а ведро дегтя, он отправился домой пешком. Надо было прогуляться, успокоиться, снять сумбур в мыслях, а главное, подумать о дальнейших своих действиях.

Андрей Готовцев не был по характеру ни нахалом, ни склочником, ни фантазером, готовым, подобно Дон-Кихоту, сразиться за правду даже с ветряными мельницами. Он отчетливо представлял, как отреагирует на критику начальника ОКБ многоопытный, себе на уме, Максим Максимович, щедро раздававший в присутствии начальника главка обещания, которые будут забыты ровно через неделю. Понимал и настроение Балихина, которому вместе с заместителем министра, поддержавшим ходатайство станкостроителей, подставил подножку при решении вопроса об отводе земельного участка.

С первого взгляда, с оценки стороннего человека, действия Готовцева вряд ли можно было признать здравыми. Разумный руководитель, да еще с таким, как у Андрея Алексеевича, руководящим стажем, заботясь о коллективе и о себе лично, не станет по собственной инициативе портить отношения ни с исполнителем опытных и конструкторских заказов, который и так не балует ОКБ вниманием, ни уж тем более с непосредственным начальством.

Могла мелькнуть кое у кого догадка об известной доле демагогии. Что, мол, хитренько прикрываясь словами о высокой сознательности и повышенной заботе об общем благе, Готовцев желает облегчить жизнь себе и своим конструкторам.

Однако начальника ОКБ несправедливо было бы упрекнуть ни в молодой, задиристой легковесности, ни в скрытой расчетливости.

Действия его определялись тем проверенным многовековым человеческим опытом, который учит готовить сани летом, а телегу зимой. Поступать так, казалось бы, внешне совершенно опрометчиво, Андрея Алексеевича вынуждал инстинкт самосохранения и навык конструкторской работы, активно приучающий думать не о том, что есть сию минуту, а представлять, чем «сия минута» обернется через год, два, а то и три.

Через три месяца Готовцев должен был начать выдачу заказчику рабочих чертежей новой автоматической станочной линии. Однако в производство эти чертежи наверняка запустят лишь на следующий год и полностью линия будет изготовлена года через два, а может быть, и через три. Исходя из элементарной служебной добросовестности, Готовцев обязан был определять сегодняшние действия, поступки, подчинять собственные мысли тому далекому конкретному результату, когда линия будет не только изготовлена, но и смонтирована у заказчика и когда произойдет ее пусковое испытание. Должен был ориентироваться на то будущее время, когда полномочная комиссия начнет принимать в эксплуатацию эту линию и давать оценку сегодняшнему труду конструкторов в приемочном акте, как это сделал полмесяца назад Готовцев на заборском заводе. По иронии судьбы может случиться и так, что в состав такой комиссии будет включен коллега-волжанин — опытный, отлично знающий свое дело инженер Габриелян.

Неведомы пути идущих, и много в жизни встречается неожиданных перекрестков.

Разобраться по совести, Габриелян не полностью виноват в том, что записал Готовцев в «особом мнении» к акту приемки. Ни Габриелян лично, ни руководимое им бюро, ни тем более конструкторы не заслуживали такой жестокой оценки, какую дал их коллега. Просто волжане переоценили собственные возможности, выдав рабочие чертежи без опытных и экспериментальных проверок. Волжские коллеги, то ли стараясь наверстать отставание, то ли перевыполнить сроки, то ли будучи сверх меры самонадеянными, поскорее выпихнули рабочие чертежи.

Может, потому у них такое случилось, что маялись они, как и Готовцев, без производственной базы для экспериментальных и опытных образцов?

На финише все эти шилья вылезли из мешка.

Андрею Алексеевичу не хотелось сейчас думать ни о своем ОКБ, где сразу навалится текучка, ни о доме, где ею наверняка ожидал тягостный разговор с отцом.

Имелось место для отдохновения. Привычное и тихое кооперативное гнездышко с милой хозяйкой. Она не стала бы задавать ненужных вопросов, женским чутьем поняла бы состояние Андрея.

Но хозяйка однокомнатной квартиры еще два часа была обязана пребывать на служебном посту руководителя отдела смазки и гидравлики, а у Андрея Алексеевича не хватало духу склонить ее к грубому нарушению производственной дисциплины.

Неожиданный взгляд на уличные часы подал вдруг мысль, что заводская смена оканчивается на два часа раньше. Андрей Алексеевич остановился возле первого же телефона-автомата и, не очень понимая себя, набрал знакомый номер заводского коммутатора и попросил соединить его с участком, где работала бригада Готовцевой.

Если к телефону подойдет мать, он просто положит трубку.

Но голос откликнулся молодой, звонкий, с задиристой девчоночьей смешливостью.

— Какую Тамару?

— Новенькую… Она неделю назад пришла ученицей в бригаду Готовцевой…

— У нас по личным вопросам во время работы к телефону подзывать запрещается.

— Через десять же минут смена кончится… Очень прошу.

— Ладно уж… В порядке исключения…

Минуты две трубка молчала. Через стекло потный толстяк показывал Андрею на часы, напоминая о правилах пользования таксофоном.

— Слушаю, — раздался наконец знакомый голос.

— Тамара, это я… Пожалуйста, слушайте и отвечайте только да или нет.

— Кто говорит?

— Я… Готовцев.

— Андрей Алексеевич? Что случилось?

В голосе было удивление. Андрей представил себя на месте девушки и подумал, что удивиться есть чему.

— Ничего не случилось… Захотелось увидеть вас. Просто увидеть.

— С чего бы?

— Не телефонный это разговор… Я просил отвечать только да или нет.

— Значит — просто увидеть? — переспросила Тамара, и голос ее обрел знакомые колючие нотки. — Да или нет… А у вас большой опыт. Опасаетесь, как бы на коммутаторе не подслушали, что вы назначаете свидание?.. Вы не бойтесь, за такое ведь не расстреливают.

У Андрея возникло желание кинуть на рычаг телефонную трубку, но Тамара неожиданно опередила:

— Да.

Сказала так, словно поставила штемпель на конверте.

В назначенное место она пришла вовремя, независимая и озабоченная. Лишь по учащенному дыханию и по румянцу на смугловатых щеках можно было догадаться, что она или спешила, боясь опоздать, или встревожена неожиданным звонком.

— Ну, вот и я… Что дальше?

— Не знаю.

— Не знаете… Дальше надо взять такси и поехать в ресторан… Или в случайно пустую квартиру приятеля, где можно послушать диски Бони-эм или записи битлов на магнитофоне. Так полагается по утвержденной технологии.

— Не надо, Тамара, — попросил Андрей Алексеевич, ощутив вдруг мальчишескую неловкость рядом с девушкой, легко и беспричинно переходившей от мягкости слов к их обидной насмешливости. Не будет ни такси, ни Бони-эм. Будет просто так. Или это вы исключаете?