Николай Кузаков - Красная волчица

Стук двери и — тишина, зловещая, недобрая. Небо будто стало еще темней. Лес то гудел, то замирал. Василий в ожидании прижался к земле.

…Максим тоже заметил человека на скале. Положил руку на загривок Кайле: лежать.

Почти прямо перед Максимом была дверь зимовья. Слева, мыском к коновязи, тянулся еловый лес. Отличный подход. Другой группе удобно подойти с тыла к зимовью. Зимовье оказалось в Середине треугольника, который они втроем образовали. «Молодец Дмитрий», — отметил про себя Максим. Теперь он наблюдал за ельником, по которому должны пройти бандиты.

Три человека, одетые в серые парки, бесшумно продвигались на лыжах от дерева к дереву. В первом Василий узнал Кердолю. Шел он легко, как росомаха.

Возле дровней Кердоля одним движением снял лыжи, подхватил их под мышку, в тот же миг подскочил к зимовью и подпер дверь палкой. Его спутники с карабинами наперевес замерли рядом.

Дмитрий давно уже вылез из зимовья через окно и лежал за валуном. Наблюдая за Кердолей, он даже улыбнулся от удовольствия. «Ловкий, черт, такого бы в добрые руки».

Василий поймал на мушку бандита, который стоял ближе к нему. «Что медлит Дмитрий?» Без его сигнала не велено стрелять. Из-за зимовья выскочили еще двое мужчин и бросили к дверям по охапке сена, запаслись они им у зародов возле речки. Кердоля поднес к сену спичку. Потянулся голубоватый дымок.

— Руки вверх! — долетел голос Дмитрия.

Кердоля, не целясь, выстрелил на голос и упал между зимовьем и бревном. Остальные бандиты заметались. Василий выстрелил в того, что был в полушубке. Тот выронил винтовку и осторожно лег. У дверей распластался еще один. Третий поднял руки. Из-за бревна на секунду показалась голова Кердоли. Он послал ему пулю. У мужчины как плети упали руки, и он завалился на утоптанный снег.

Василий высунулся. Над головой, задев сосенку, пропела пуля. Василий прижался к земле. А у дверей зимовья разгоралось сено, по стене уже пополз огонь.

Максим целился в Кердолю. Но когда Дмитрий крикнул, Кердоля отскочил. Саженях в десяти от него между санями лежал бандит и посылал пулю за пулей в Василия. «Вот, гад, Васюху бы не подстрелил». Максим приподнялся из-за колодины. Тут же правую руку у него дернуло, бердана выпала в снег. Он так и не понял, что произошло, и только увидел между стеной и бревном Кердолю.

— Взять! — крикнул Максим Кайле. Кобель прыгнул. Кердоля выстрелил. Кайла перевернулся и свалился в снег. Руку Максима зажгло, во рту стало сухо, и он потерял сознание.

Василий следил за Кердолей. Того надежно защищало бревно. «Я тебя дожду все-таки, — думал Василий и радовался, что огонь по сену подбирался к Кердоле. — От тебя еще жареным запахнет». Кердоля пошевелился. Василий увидел ствол его ружья и выстрелил. Ствол ударился о стену. И в это время Кердолю окутало дымом. А бандит от дровней стрелял. Но впереди Василия был небольшой муравейник. Пули хватали его и шли вверх.

Дым отнесло. «Черт, где же Кердоля?» И тут только Василий увидел, как он мелькнул среди ельника. Послал вдогонку пулю, но было уже поздно.

— Поднимайся, гад! — донесся голос Дмитрия. Он стоял у дровней, а из-за мешка поднимался здоровенный детина с поднятыми руками. Василий вскочил.

— Дмитрий, Кердоля удрал.

— Видел. Его теперь и леший не догонит. А ты, бандитская рожа, быстро туши огонь. Или я спалю тебя в этом зимовье.

Бандит бросился к огню и начал забрасывать его снегом.

— Максим! — крикнул Дмитрий.

В ответ послышался стон.

— Туши огонь, — бросил Дмитрий на ходу Василию. — Да смотри за этим гадом.

Максим пришел в себя и пытался сесть.

— Рука горит, — пожаловался он Дмитрию.

Сняли полушубок, разрезали рубаху. Пуля вошла пониже плеча в руку и вышла у локтя.

— Э, брат, ты еще счастливый. Кость целая.

Дмитрий перевязал рану.

— Кердоля меня.

— Хорошо хоть не в лоб. Сейчас покормим лошадей и двинемся. В городе тебя починят в два счета.

И снова среди заснеженной тайги по узкой лесной дороге свой путь продолжал обоз.

Посреди его со связанными руками шагал бандит. Он знал, что это его последняя дорога.

Укрытый тулупами Максим то как будто проваливался куда-то, то приходил в себя. Боль раздирала руку. За его санями шел Василий с винтовкой в руках. Рядом с ним трусил Малыш.

Поздно вечером обоз остановился у большого деревянного здания. Максима положили на носилки и унесли. Несколько человек в кожаных тужурках увели бандита.

Василий пришел к деду Корнею, принес увесистый кусок мяса и два глухаря.

— Здорово, паря, — засуетился дед Корней. — Проходи. Из кути вышла Домна Мироновна.

— Бабушка Домна, мама вот вам прислала.

— Спасибо. Раздевайся. Я сейчас чаек сгоношу.

Василий отнес в куть мясо и глухарей, прошел в горницу.

Дед Корней уже сидел на сундуке.

Рядом с ним, у стены, стояло ружье, пальма, на полу лежала котомка.

— Размяться, дедушка, собрался? — Василий присел рядом со стариком.

— Тайга манит. Чую, силы утекают, а душа не хочет смириться. Вчера во сне с медведем боролся. И хоть режь меня, задыхаюсь дома. Погляжу на горы, слезы навертываются. Вот и снарядился. Хочу сходить попромышлять оленей, они сейчас к реке на мелкий снег вышли. Может, потрафит.

— Силы-то хватит ли? Дотуда верст десять будет.

— В Захаровом зимовье у Большого ключа заночую. А там уж рукой подать.

— Может, не ходить тебе, дедушка?

— Не отговаривай, Василий. Не схожу — о тоски ноги протяну. Хлебну немного смоляного воздуха, глядишь, легче станет. А то грудь так и жмет. Да и харчи подходят к концу, а у порога весна — голодное время.

— Проживем как-нибудь, чай, не чужие.

— Сам еще попытаю. Отведу душу, а потом и ружье на клюку бабке отдам. Оно ведь в добрых руках только хорошо стреляет. — Дед Корней погладил ружье.

— Сколько думаешь походить-то?

— Да дня два-три.

— Может, меня с собой возьмешь?

— Нет, уж ты немного передохни. Тебе скоро опять в тайгу. Да и один хочу побродить.

Дед Корней набил табаком трубку.

— Максима-то куда подевали?

— В больнице. Через неделю-другую на почтовых прикатит.

— Кердолю отпустили?

— Ушел.

— Вот варнак удалый.

На рассвете дед Корней вышел из дома. Лениво дул ветерок. На небе громоздились облака, между ними светились звезды. Гудел лес. Дед Корней, опираясь на пальму, шагал хребтом. Скользя по плотному снегу, поскрипывали лыжи. Старик испытывал величайшую радость, что снова вышел на настоящую охоту. Олень зверь чуткий и осторожный, и не каждый рискнет пойти его промышлять.

День пришел как-то незаметно. Сильней загудел лес. Зашарились по деревьям кукши, замяукали. Дед Корней берег силы: шел косогором, а хребты переваливал в самых — низких местах.