Александр Кутепов - Знойное лето

— Тогда у меня сразу вопрос, — говорю Волошину. — Раньше вы наказывали Журавлева? По совокупности или за каждую провинность отдельно?

— Формально он был прав.

— То есть?

— Ну, как вам сказать… Теоретически был прав. Без учета сложностей и проблем, которые ежечасно ставит нам практика. В результате что получалось? Он с Кузиным маялся, Кузин — с ним, а мы — с тем и другим.

— А его последний поступок? Ведь Журавлев совершил подвиг, и вещи надо называть своими именами. Так или не так?

— Так-то оно так. Я вам не сказал, — Волошин грузно поднялся, прошелся до двери, вернулся к столу. — Да, не сказал… Этой весной Журавлев кулаками отстаивал свое право самолично определять и менять сроки сева. Попросту говоря, подрался с Кузиным. Захар хотел этот случай замять, даже нас в известность не поставил. Но Журавлев сам явился ко мне.

— Чем это кончилось?

— Да ничем… Вернее, Захару же всыпать пришлось.

— Тогда я вообще ничего не понимаю, — признался я.

— Постарайтесь понять… Мне тоже, признаться, не все ясно, хотя давным-давно знаю того и другого. Смерть Ивана у меня тоже вот здесь лежит, — Волошин приложил руку к груди. — Когда его привезли в больницу, я сразу туда кинулся. Лежит весь в бинтах, одни глаза темнеют. Страшные глаза. Ни слова он не сказал, но по глазам я понял: осуждает он меня, а может и проклинает. Врач на ухо мне шепчет, что хоть надежды почти никакой, но вызваны специалисты областной больницы, будут делать пересадку кожи. Я тут же поехал в наш радиоузел и сам объявил по району, что для спасения механизатора Журавлева нужны добровольцы, перенесшие ожоги. Откликнулся народ…

Волошин умолк и отвернулся, чтобы я не видел его лица.

— Вот так-то, — продолжил он через некоторое время. — Может, все, что я тут говорю, и совсем не так на самом деле. Самому бы мне забраться в эту деревню, вникнуть бы. А то все наездом, наскоком да по бумагам. Попробуйте вы это сделать, скажу спасибо в любом случае… Кстати, подобное письмо, как у вас, поступило районному прокурору. Заходил он вчера советоваться, как тут быть? А чего спрашивать. Есть порядок, есть закон…

Волошин опять замолчал. Молчу и я, пытаюсь постигнуть сложность предстоящего мне дела. Нет, мой редактор не оговорился, сказав про расследование.

— Если вы готовы слушать, — опять медленно заговорил Волошин, — я могу по возможности кратко изложить историю взаимоотношений Журавлева и Кузина, поскольку без этого трудно будет понять нынешние события.

— Конечно, готов, — быстро соглашаюсь я.

— Так вот… Внешне у них, за некоторыми исключениями, все выглядело вполне благополучно. Можно сказать, дружба была. Но несколько странная, скорее похожая на вражду, что ли. Лет с десяток после войны председателем колхоза был Журавлев, а Захар клубом заведовал. Чуть ли не силком Иван проводил Кузина учиться в сельхозинститут и очень гордился, что будет в колхозе «Труд» свой специалист. «Дождусь Захара, — планировал Журавлев, — передам ему колхозное управление, а сам в пристяжных пойду, помогать стану». Но после учебы Захар наотрез отказался ехать в деревню, а пристроился в районе. За несколько лет прошел разные должности вплоть до заместителя председателя райисполкома. Но устерег-таки его Журавлев. Как-то приехал Кузин в «Труд» уполномоченным на отчетное собрание. Подбили итог: урожай плох, скота мало, трудодень беднее некуда и все прочее. Не Журавлев тому виной был, только-только сельское хозяйство подниматься стало. Но Кузин, выступая на собрании, увлекся без меры и приписал Журавлеву все колхозные изъяны. Тогда поднялся Иван и огорошил представителя района. Правильно, сказал он, подмечены мои недостатки, никудышный из меня председатель. Был плугарем, потом трактористом, потом два года на войне. Предлагаю, сказал Иван, избрать председателем нашего колхоза крупного знатока сельского дела и нашего земляка Кузина Захара Петровича. Заюлил тут Захар, заотнекивался, да где там! Довольные таким поворотом дела колхозники дружно проголосовали, и стал Кузин председателем. Крепко обиделся он на Журавлева за испорченную карьеру, как он говорил, через эту обиду прижимал Ивана без меры, на самой черной работе держал. С годами все сгладилось, притерлось, только изредка взрывались то один, то другой.

— Вот откуда эта ниточка тянулась, — закончил свой рассказ Волошин и опять повторил, что окажу я большую помощь райкому, если сумею разобраться в событиях, которые случились в деревне Журавли…

Прощаюсь с Волошиным. Он провожает до двери, похлопывает по плечу, предлагает сейчас же распорядиться, чтобы меня отвезли в деревню.

— Нет, — говорю ему, — сейчас не поеду. Надо по старой дружбе к редактору газеты заглянуть.

Встречи с Павлушей Зайцевым у нас всегда одинаковые. Месяц не виделись, год ли, все равно посмотрит несколько удивленно и протянет разочарованно: «А, это ты? На что жалуешься?»

И теперь Зайцев поднял низко склоненную над столом голову, тычком указательного пальца поправил очки, сказал, даже не улыбнувшись:

— А, это ты? Заходи… На что жалуешься?

Рассказываю, какая нужда привела меня в район.

— На сколько дней командировка? — спросил Павел.

— Редактор отвалил целую неделю. Если не управлюсь, можно еще три дня прихватить.

— Тогда не спеши, — назидательно сказал Павел. — Это, наверное, тот случай, когда журналисту ни в коем случае нельзя торопиться… Сложно тут, путано. Этот пожар в Журавлях еще зимой начался. Видел, как торф горит? Огня долго нет, прячется он, а потом разом вырывается наружу. Так и здесь.

— Ты, Паша, короче, — прошу я, зная его манеру говорить.

— Экий ты быстрый! Как-то зимой позвонил Кузин. Насчет этого он у нас молодец, чуть какая новость в колхозе — первым делом звонок в редакцию. В тот раз Кузин рассказал о начинании Ивана Журавлева. Дали информацию, а мне загорелось очерк о Журавлеве написать. Съездил в «Труд» и пошел за советом к Волошину. А он мужик осторожный. Надо еще посмотреть, сказал Волошин, что получится из этой затеи. А то вдарим пушкой по воробьям.

— И ты согласился?

— Согласился, да зря, — вздохнул Павел. — Нашей осторожностью мы большой козырь у Журавлева выбили и отдали его Кузину. Сам ты посуди. Приезжает корреспондент, ходит, расспрашивает, записывает, а в газете — ни строчки. Какой тут вывод напрашивается? Да самый простой: нестоящее дело затеяно.

— Ты можешь найти свои записи?

— Чего проще, — Зайцев открыл стол, сунул туда лохматую свою голову. — Беседу с Журавлевым я на магнитофон записал. Целая катушка. А вот тебе та самая заметка про ценный почин. Слушай, я прочитаю. Значит, так… Ну, вступление тебе ни к чему, общие слова. Вот отсюда… «На днях в правление колхоза «Труд» обратился один из лучших механизаторов И. М. Журавлев с интересным предложением. Суть его в том, чтобы создать специальное звено механизаторов, закрепить за ним технику и поля под гарантийное обязательство в сроки выполнять все полевые работы, добиться высокого урожая и снижения затрат на производство продукции. В состав звена Журавлев намерен включить только молодых механизаторов — трактористов и комбайнеров. Предложение Журавлева обсуждено на партийном собрании и получило единодушное одобрение коммунистов. В инициативе старейшего механизатора колхоза виден действенный способ воспитания молодежи в труде, передачи ей профессионального опыта и закрепления кадров на селе».