Л. Пантелеев - Том 4. Наша Маша. Литературные портреты

– Папочка, прочти!

Думал, не выйдет ничего. Книга все-таки не на пятилетних.

И что вы думаете: слушала! И дальше просила читать.

Правда, пересказать не может, но она не может пересказать и «Девочку Машу» Введенского, и «Золушку», и «Дюймовочку».

Продолжение было обещано вечером. Вечером пришла ко мне – заставила читать.

Сцену в ванной слушала так, как слушают ее обычно ребята, – давилась от хохота.

Невольно зашел у нас разговор о том, что такое детский дом, что такое сирота и тому подобное.

Объяснил разницу между детским домом и детским садом.

Наговорил лишнего, как потом выяснилось.

– Кто живет в детском доме? – спрашивает Машка.

– Сироты. У кого нет ни папы, ни мамы.

– А если только мамы нет?

– Тоже.

– А если папы нет?

– Тоже.

– А папа же может кормить ребенка?

Объясняю, что все люди работают и что большинство работает не дома, уходят на весь день.

– Но ведь кормить-то он может девочку!

Долго не могла уснуть. Плакала. Звала то меня, то мать.

. . . . .

– Мама, я тебе никогда не рассказывала веселую сказку? Рассказать?

– Расскажи, пожалуйста.

– Жил-был король. И жила-была королева… У короля было девять мальчиков и девять девочек. Король ходил на работу, а дети очень шумели. Потом, когда он приходил с работы, он брал детей гулять. У всех девочек были сумочки, а у мальчиков – машины.

Народ говорил:

– Это вы что, детский сад ведете?

А королева готовила обед на кухне.

14.9.61.

Вечером читал ей (у себя в комнате, пока проветривалась спальня) «Слона» Куприна.

Пришлось на ходу переписывать рассказ – так много там непонятного, чуждого, дикого для современного ребенка: и «я сам – хозяин дома», и «в гостиной», и «городовой», и «я за все заплачу», и торты, которыми кормят слоненка. А кроме того, девчонка в этом рассказе такая противная, что пришлось тоже на ходу подкрашивать, подрисовывать ее.

. . . . .

По-прежнему на каждом шагу: «Так и знала!»

– Так и знала, что ты так скажешь.

На днях мама у нее спрашивает (перед обедом):

– Ты вымыла уже руки?

– Так и знала, что ты так скажешь. А теперь ты скажешь: «Если не вымыла, то мой быстрее».

17.9.61.

В парке Ленина девочка Оля с двухколесным велосипедом на толстых шинах. Девочка эта умеет считать до тридцати по-русски и до десяти по-английски. Машка слушала, слушала, не вытерпела хвастовства этой милой, в общем-то, девицы и начала загибать пальцы:

– Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь…

Насчитала самостоятельно, то есть без подсказки, до сорока или даже до сорока пяти.

Я сказал:

– А теперь считай по-грузински.

– Как?! Я не умею.

– Эрти, ори…

– Это же гимнастика!

Понятия не имела, что это – цифры. По-грузински считает мама, когда занимается с нею гимнастикой. Слова эти пристегнулись к мостикам, приседаниям, к бегу на месте. И Машка думала, что эти «эрти, ори, сами» – что-то вроде аккомпанемента.

В саду нас настиг дождь. Насквозь промокли. Дома растирались и сушились.

. . . . .

Объяснил ей, что такое мясо.

Она перебивает. Ей хочется самой все объяснить.

– Значит, так, – говорит она. – Корову стреляют, потом берут и кладут в магазин, да?

19.9.61.

Сегодня обнимает меня, смотрит мне в глаза и говорит:

– Папочка, а из чего делают глаза?

С самым серьезным видом я начинаю объяснение:

– Берется монпансье…

Вытаращила глазенки:

– Правда?!

И уже вся горит любопытством:

– Нет, правда, папа? Из лимпасье глаза делают?

. . . . .

Никак не может научиться правильно говорить некоторые слова.

Говорит:

лимпасье (вместо монпансье),

прадва (вместо правда),

каклеты (вместо котлеты).

. . . . .

Я зову ее Маша и даже Машка – она не обижается. Но огорчается, даже протестует, когда Машей или даже Машенькой назовет ее мама.

То и дело слышится в нашей квартире:

– Не зови меня Маша! Зови Манюся!

Если «Манюся», – значит, мама любит ее, не сердится.

20.9.61.

Хотел накапать Машке в нос санорина. Отбивается, хнычет. Накапал все-таки.

И вдруг – громкий плач.

– Что такое? В горло попала?

– Не-е-ет…

– А что же ты плачешь?

– А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а!

Взял бутылочку из-под санорина, стал собирать ее слезки. Говорю:

– Ты слыхала? Тому, кто полную бутылочку соберет, в Зоопарке дают пони.

Сразу перестала плакать.

– Правда? А где же он будет стоять? Ведь в квартире нельзя пони.

– Жеребеночка можно. Давай, давай, плачь дальше.

И подставляю бутылочку.

Стала пробовать плакать – ничего не выходит.

Способ старый, не мною выдуманный.

. . . . .

Играет во что-то с Буратино. Объясняет мне:

– Мы едем в Тбилиси. Это у нас ночное кафе… то есть куфе… кухе… кухве…

Не сразу понял, что она пытается вспомнить слово купе.

21.9.61.

Ходила с папой в Литфонд к глазному врачу, оттуда прошли на Литейный в книжные магазины…

В саду Машка ловила золотые осенние листья, которые все летели и летели и не желали попадаться ей в руки…

. . . . .

А сегодня утром мама зовет меня:

– Посмотри!

Прихожу. Машка сидит на табуреточке перед маминым «тувалетом», смотрит в зеркало и на разные голоса разговаривает – сама с собой:

– Девочка, давай познакомимся? Тебя как зовут? Меня – Маша.

– И меня Маша.

– Поиграем давай?

– А как?

– Ну, давай на этом диванчике ездить… будто это автобус.

. . . . .

Третьего дня вечером играли в лото: папа, мама, тетя Неля и Маша.

Машка страшно хочет выиграть. Громко зарыдала, когда кто-то сказал, что сейчас выиграет, кончит партию, тетя Неля.

– Я! Я хочу! Я!..

В выигрыше самое приятное – получить приз, столбик леденцов, и угощать ими всех своих противников.

. . . . .

Рассказывала тете Неле:

– Я сегодня во сне видела тетю Лялю и тетю Нину.

– А меня не видела? – спрашивает тетя Неля.

Смутилась, покраснела:

– Я, может быть, тебя и увидела бы, но я уже проснулась.

Ах, ты, милая моя, добрая, вежливая девочка!..

22.9.61.

Была в Зоологическом.

Дома обедала за своим маленьким столиком. И вдруг мама из соседней комнаты видит: Маша нагнулась над столом и ртом пытается взять кусок хлеба. Взяла его – как-то боком – и грызет, жует.

– Ты что это делаешь, Маша?

– Ой, мамочка! Мне так интересно: как это они в Зоопарке без рук едят! Я тоже хочу научиться.

24.9.61.

У Машки большая радость сегодня – гостил у нас мальчик Толя, сын женщины, которая помогала Элико убирать квартиру. Толя живет в интернате, мальчонка он славный, мягкий, добродушный и очень рослый, не скажешь, что ему семь лет, дашь и все девять.