Илья Вергасов - Избранное

- Добра у нас осталось многовато.

- И что же…

- Фашисты все вчистую подберут, - бухгалтер поставил перед председателем счеты и с профессиональной привычкой кривым узловатым пальцем начал пощелкивать косточками… Табак, овцы, вино, зерно. Все точно, как на эталонных весах. Да, только кое-что успели эвакуировать, остальное в закромах, сараях, винных подвалах. - Вот так, товарищ председатель, для фашистов у нас продовольственный склад… Да что я, хозяин, что ли? - спохватился бухгалтер и сдвинул очки на самый лоб.

- Да что же вы-то предлагаете? - уже с волнением спросил председатель.

- Тут умишком прикинуть надо. - Старик хитровато прищурился, посмотрел в окно: вдали темнели крутые обрывы Басман-горы. - Говорят, наш Николка Спаи там, а?

Лели пристально посмотрел на Григория Александровича: неужели это тот самый бухгалтер, что в мирное время вел себя замкнуто, не проявлял никакого интереса к общественным делам и только тогда показывал характер, когда нарушали заведенный им бухгалтерский порядок?

«Может, хитрит, чью-то волю исполняет?» - подумал председатель.

- Где Николка - не знаю, а за совет спасибо. Покумекаем.

Григорий Александрович наершился:

- Это ты напрасно! Я старый человек и в кошки-мышки играть не умею. - Сказано было с большим достоинством.

Председателю стало неловко.

- Вы правы: Спаи наш у Македонского. Только вот беда - перестал появляться.

- Может, появится, а?

Лели протянул руку:

- Большое вам спасибо.

- Как с добром решать будешь?

- Посоветуюсь с членами правления… Сегодня и соберемся, у меня… И вас прошу прибыть…

- Непременно буду.

* * *

В эту же ночь в просторной квартире председателя собрались три члена правления и Григорий Александрович. Пока Лели обходил село - он это делал ежедневно, выставляя колхозников на неприметную охрану, - в комнате шел разговор о приезде фельдфебеля, о боях под Севастополем: голос фронта хорошо доходил сюда, в ясный день пулеметное татаканье даже слышно. Здесь же поругивали друг друга за то, что не успели вовремя эвакуировать все добро.

Бухгалтер сидел в сторонке, в разговоре не участвовал.

Пришел Лели и дал первое слово бухгалтеру. Он сказал, что вина в подвалах до тысячи сорокаведерных бочек, много ценного табака в шнурах, есть еще полтысячи овец, до ста коров, есть и зерно… Все это лежит рядом, фашисту остается лишь руку протянуть. И бери, сколь душе угодно.

Судили, рядили и решили так: табак затюковать и спрятать в сухой пещере, туда же переправить и вино. А скот, зерно - партизанам.

Только где они сейчас? Жив ли отряд, в нем ли Николай Спаи, односельчанин? Почему перестал бывать? Ведь до этого частенько наведывался, через него в лес кое-что было отправлено…

Лели подробно рассказал о встречах с Николаем Спаи.

Не было во всем Бахчисарайском отряде человека сильнее Николая Спаи. Перед ним пасовал и сам Иван Суполкин, хотя и мог двумя руками разогнуть подкову.

Николай Спиридонович лихо носил серую каракулевую шапку - зависть партизан.

- Положишь меня на обе лопатки - шапка твоя!

Смельчаков было много, но шапка оставалась на голове хозяина.

Забегу вперед: за два года партизанства так никто и не смог положить его, кстати самого пожилого партизана в отряде, на обе лопатки. Убили Николая Спиридоновича в 1943 году, и его знаменитая шапка была с ним вместе и похоронена.

Я много раз встречался с Николаем Спаи, и трудно было отвести взгляд от его красивого мужественного лица, светлых живых глаз, черных как уголь усов. Никто его не называл ни по фамилии, ни по имени и отчеству. Для всех он был дядя Коля.

Отряд остался без продуктов, но не голодал. И этим частично обязан Николаю Спиридоновичу Спаи. «Дядя Коле - конокраду», - шутили партизаны.

Да, что касается немецких короткохвостых лошадей, - выкрадывал он их классически.

Спаи был росл, грузен, но ни у кого в отряде не было такой вкрадчивой походки. Он проходил мимо немецких часовых бесшумно, словно скользил по полу, намазанному глицерином.

«Кони по мне с ума сходят!» - шутил дядя Коля, но в этой шутке была истина. Я помню картину: в отряд привели двух артиллерийских лошадей; седоки оставили их под деревьями; не успели оглянуться - след простыл.

Дядя Коля как-то по-чудному присвистнул, издал еще какой-то призывный звук, и «живой трофей» самолично прибыл к нашему чудо-конокраду.

Дядя Коля воевал лихо. Помню случай один. Македонский послал его в разведку: считай, сколько подвод за день пройдет, машин, пушек, - и тут же назад!

Сидел в кустах с молоденьким партизаном Пашкой Кучеренко, добросовестно считал, что приказано считать. Наступил вечер, животы подвело, а тут, как назло, идут под носом фрицы и жадно глотают куриные лапки.

Такие спазмы в желудке - волком вой. Особенно страдал Пашка. Вдруг он сжался, высунул карабин. Дядя Коля его в охапку и отшвырнул от себя прочь под куст можжевельника.

Парень от ярости заплакал, а чтобы не выдать себя, кусал рукав.

До ужаса жаль стало хлопца. Дядя Коля прикинул умишком, а потом с величайшей осторожностью пополз на самую обочину дороги.

Идет одинокий немец, за плечами тугой вещевой мешок, сам что-то жует.

Немец прошел мимо, а дядя Коля легко выпрыгнул на дорогу и неслышными шагами двинулся за немцем.

Огромным кулачищем ударил немца по голове, и тот свалился на асфальт.

А дяди Коли на дороге будто и не было, он стоял над Павлушкой и совал ему мешок:

- Давай рубай!

- Очнется фриц, шум будет, - испугался Пашка.

- Получил на совесть, рубай спокойно.

Дядя Коля выкидывал такие номера частенько, но это был очень серьезный и вдумчивый человек. Одна лишь биография чего стоит…

Родился он в Лаки в бедной безлошадной семье, рано осиротел. Одним словом, судьба его была похожа на судьбу самого Македонского.

Удивителен душевный мир таких, как Николай Спаи. Уж в Лаках не было красавицы, чтобы откровенно не заглядывалась на черноусого, рослого и сильного хлопца, каким был он. Жених в любой дом!

А судьбу связал со скромной молодой вдовушкой, потерявшей неожиданно мужа и уже отчаявшейся. Двое детей, слабые руки - кому нужна…

Началось от жгучей жалости к женщине, такой беспомощной, а потом родилась и большая любовь. Да, большая! У таких, как Спаи, все в жизни большое, крупное. Сам и погиб малограмотным крестьянином, а приемные дети получили образование: дочь Анастасия стала врачом, сын Иван - механиком. Десять шкур с себя спускал, но образование детям высекал с упорством, с каким высекают огонь из кресала.

Партизанская дорога Николая Спиридоновича - продолжение той, по которой шел он всю жизнь.

Дядя Коля плакал в отряде, а может и во всей своей пятидесятилетней жизни, один раз - это когда немцы грабили базу. От беспомощности плакал. Его сдерживали, как и командира - Константина Сизова.