Виктор Шевелов - Те, кого мы любим - живут

— Тяни! — шепнул отец.

Юра, опрокидываясь всем телом назад, дернул. На леске блеснула серебром большая, тонкая, как нож, плотва. Юра отбросил удилище, навалился животом на плотву и закричал что было мочи:

— Моя-а-а! Поймал! Поймал!

— Тише! Рыбу распугаешь, — прицыкнул Николай Андреевич и, насадив на крючок червяка, опять забро­сил Юрину удочку.

Но Юре уже было не до ловли.

— Папа, — попросил он, — можно я возьму свою рыбку и пойду покажу бабушке?

— Валяй!

Схватив улов, Юра пустился к деревне.

Еще во дворе, взбегая на ступеньки крыльца, Юра закричал:

— Смотри, бабушка, смотри! Я сам поймал! Сам!

Бабушка похвалила:

— Молодец, сынок.

Ночью Юра не мог уснуть. Чуть заснет — целые ко­сяки рыб в глаза лезут. Нет от них отбоя. Сновали красноперые окуни, золотые сазаны, кружили вокруг серые щуки, удирали во все стороны серебристые кара­си. Юра просыпался мокрый от пота и думал: «Вот бы наловить столько рыбы, чтоб всех удивить...» Тогда-то и решил он украдкой отправиться на реку.

Поднялся он рано, оделся и шмыгнул в сени. Отца уже не было дома. Прячась от бабушки, Юра взял за­пасную папину удочку, накопал в огороде червей и, перебравшись через плетень, махнул к реке.

Все у него шло как нельзя лучше. Добрался он до реки, уселся на корягу над обрывом и забросил удочку. Поплавок сонно замер на поверхности воды. Юра ждал. Долго, терпеливо. И вдруг поплавок подпрыгнул и тут же нырнул под воду. «Клюнуло!» Юра изо всех сил дернул удочку. Леска натянулась струной, подавалась неохотно. Удилище пружинило. Юра уперся ногами в бугорок и тянул еще сильнее. И тут случилось несчастье: земля под ногами оказалась нетвердой. Он споткнулся и выронил удилище. Оно упало в речку. Юра потянулся за ним и кубарем свалился с обрыва. Течение подхвати­ло и понесло его от берега. Вода хлынула в ноздри, уши. Юра крикнул и захлебнулся. Плавать он не умел. Вода была сильнее Юры. Он очень испугался и понял, что тонет. Он уже не раз опускался в воду с головой, и его

уже тошнило от воды — так много он ее наглотался. Юра хотел за что-нибудь уцепиться. И вдруг впереди, у самого берега, увидел зеленый куст. Стал бить руками и нога­ми, чтобы дотянуться до него. Куст был облит веселым солнцем. Но вода опять проглотила Юру, и он потерял куст из вида. «Кустик, миленький, — мелькнуло у Юры в голове, — выручи! Выручи!..» Напрягая последние си­лы, Юра вынырнул. Но его опять что-то тянуло за ноги на дно. Куст был рядом. Юра забултыхался, заработал быстрее руками и ногами. И вдруг поймал тоненькую вет­ку. Вода отталкивала его, била по глазам. Но теперь Юра скорее умрет, чем отпустит. Перехватив одной ру­кой ветку повыше, другой он схватился за корень у са­мого берега, подтянулся и под ногами неожиданно по­чувствовал землю.

На берег выполз с трудом. Рубашка и штаны при­липли к дрожащему, настывшему телу. И голова, и ру­ки, и ноги — все отяжелело, отказывалось слушаться. От озноба зуб на зуб не попадал. Но солнце вскоре со­грело спину и затылок. Юра отлежался. А когда при­шел домой, его встретили отец и бабушка и стали ру­гать, где он так долго пропадал. Особенно разошлась бабушка, даже ремень отыскала. Юра стоял молча и не оправдывался, как это он делал всегда раньше. Он только что одолел страшную силу воды. Он стал взрос­лым и не обиделся на бабушку: он теперь понял, что бабушка очень любит его.

СМЕЛЫЙ

В нашем доме недавно поселился старшина-сверх­срочник. Утром рано он уходил на работу и возвра­щался поздно вечером. Все ребята нашего двора с за­вистью поглядывали на рослого, всегда подтянутого старшину. На груди у него ярко горела Золотая Звезда. Подмывало ребят заговорить с героем, да духу не хва­тало: суровый какой-то он был. И вот однажды возвра­щается он домой и слышит за забором во дворе стран­ный шум: истошно кричали мальчишки, визжала соба­ка. Встревожился старшина: может, кто в беду попал, несчастье случилось, и бросился к калитке. Но во дворе увидел совсем другое. Стая забияк-мальчишек палка­ми и камнями со свистом и гиканьем гоняла кудлатую черную дворняжку. Металась она из угла в угол, над­садно лаяла.

— Что вы делаете? — крикнул старшина. — Дикари!

Ребята остановились.

Старшина подозвал к себе собаку, потрепал ее за уши, и она, почуяв ласку, легла у его ног.

— Эх, вы! — повернулся старшина к ребятам. — За­чем обижаете животное?

— А чего?.. Она бездомная. Всегда на помойке роет­ся,— с трудом переводя дух, ответил за всех Мишка, мальчонка лет восьми со взбитым рыжим хохолком.

— Умаялся, герой? — насмешливо проронил старшина.

Мишка переступил с ноги на ногу.

— Говоришь, бездомная? Жалости в тебе и на ко­пейку нет, вот что! Лучшего друга человека ни за что обидел!

Ребята переглянулись. Встреча со старшиной их обе­скуражила. И если раньше они хотели узнать что-нибудь от старшины, то теперь, когда он их всех обозвал «ди­карями» и взял под защиту собаку-дворняжку, всякое любопытство к старшине пропало. Ребята уже хотели уйти, как вдруг Алеша, самый младший из всех, спросил:

— А почему вы, дядя, говорите, что собака — луч­ший друг человека? Этот друг знаете как кусается..,

Старшина улыбнулся, взъерошил Алеше волосы. Ре­бята засмеялись. И сразу все стало легко и просто. Старшина уже нравился ребятам, а ребята — старшине. И только теперь они толком разглядели с ног до голо­вы военного человека. На его новеньких красных пого­нах буквой «Т» лежала золотая лента.

— Значит, говоришь, кусается? — весело переспро­сил он Алешу. — Пойдемте вон на бревно у забора ся­дем. Если не лень слушать, то расскажу вам кое-что. А там судите — друг или не друг.

Ребята тесно обступили старшину, вместе с ним пере­секли Двор и расселись на бревнах. Дворняжку от себя старшина не отпустил.

— Под Ленинградом это было. Немцы тогда рва-лись к городу, — начал старшина. — Громадой такой перли, что никакой, казалось, силе их не остановить. Снаряды ухают, бомбы землю на части рвут. Пулеметы барабанную дробь выбивают. Стон, пальба... Много народу тогда полегло. А тут еще осень. Слякоть, грязь. По колено вода. Белый свет не мил.

И вот однажды мы вернулись из дозора и только стали было укладываться на короткий солдатский от­дых, как в землянку вошел наш старшина. Глядим, а на руках у него щенок. Крошечный такой. Дрожит от холода и скулит протяжно, жалобно. Солдаты повскаки­вали с нар, окружили старшину: «Смотри, щенок! Ви­дать, часа нет, как на свет родился. Голенький! Откуда вы его взяли, товарищ старшина? К печке его, к печке!»