Виктор Шевелов - Те, кого мы любим – живут

Любопытные ребята, теснясь, лезли друг на друга.

— Вот полюбуйтесь, чему вы учите наших деток. Воровству, — спокойно и громко произнес Штефан, обращаясь к директору. — Комсомолия. Пионерия. Как петлю, галстуки детям понацепляли. А толку на копейку. Ионел раньше, бывало, пуху куриного с чужого двора не унесет. А как отлучили вы его от дома, от отца и матери родной, в лагеря свои запрятали — вот и результат. Принес он ящик гвоздей и говорит: «Вот, тата, на хозяйстве пригодится, спрячь». Я ну его журить. А он мне толкует: в школьном хозяйстве ничего своего, мол, нет, все общее. Брать можно, не греша. Так что подобру-поздорову возьмите ваши железки и отдайте мне моего сына! Не хочу, чтобы он до конца вором и разбойником рос. Вон бедного Спиридона как он избил! И никто ему и слова не сказал. А Спиридона из школы исключили. Не человек — зверь растет. Вот какие у вас порядочки.

Школьный двор точно вымер: ни звука, ни шороха. Даже те ребята, которые только что восхищались, как ловко на воротах стоял Ионел, теперь со страхом думали: «Ионел — вор», — и брезгливо косились на него. Андриеш, полюбивший Ионела как родного брата, чуть не заплакал: неужели он ошибся в нем?

— Ионел, это наши гвозди? — спросил директор школы.

— Наши, — коротко ответил Ионел, еще ничего не понимая и дрожа всем телом.

— А почему они оказались у твоего отца?

Ионел молчал. Штефан ухватил его за руку:

— Пойдем отсюда, сынок, от греха! Пойдем! Пусть простят нас люди добрые. Гвозди мы им вернули, но в семью их мы больше не ездоки. Хватит, научены. Пусть плохо по-старинке жить, зато без воровства. Бывайте здоровы, люди добрые, и вы, детки. — Штефан опять поклонился и, не выпуская руки Ионела, направился со двора.

— Неправда все! Неправда все! — сквозь слезы закричал вдруг Ионел и с силой вырвал руку. — Это он все сам так подстроил. Я не вор! Я не вор, Нина Андреевна, не вор! — и, обхватив обеими руками голову, упал на землю. — Я не вор!..

Ионел забился в припадке.

Нина Андреевна протолкалась вперед и сурово сказала Штефану:

— Уйдите!

Солнце, закатившись за холм, сполохами отсвечивало на вечернем небе. Затихла, присмирела в преддверии ночи земля. Лощины гнали прохладу и неприметно бросали пахучую росу на поблекшее разнотравье и виноградники. Село дымило печными трубами.

Собрав в маленький узелок немудреные пожитки, Ионел и его мать решили навсегда уйти от отца. У них нигде не было родственников. Но все равно — оба так решили — без отца, бабы Степаниды и их дома будет лучше. И отправились куда глаза глядят. Мир не без добрых людей, приютят. Минуя путаные, узкие улочки, выбрались они на окраину села. Впереди лежала широкая укатанная дорога. У обочины дороги стоял белый дом под красной черепичной крышей.

Мать, прощаясь с селом, поклонилась до земли. На глаза набежали непрошеные слезы.

— Погляди, какой красивый дом под черепицей, — сказала она Ионелу, чтобы хоть как-нибудь заглушить в себе тоску и слезы.

— Неужели не знаешь, мама? Это же тетки Иляны дом. А вон, видишь, два клена у крыльца? То мы с Андриещем их посадили.

Клены росли по обеим сторонам дорожки, ведущей к крыльцу. Их густые, кудрявые кроны уже были прихвачены дыханием близкой осени. Подсвеченные вечерней зарей, их листья и впрямь казались выкованными из красного золота. Пусть течет половодьем время, бьют седые морозы, метут землю суровые ветры — кленам стоять: родились они волею крепкой человеческой дружбы.

Ионел, сняв шапку, молча прижал ее к груди, и, не отрываясь, глядел на золотые клены.

— Ты говоришь, Ионел, вы их, эти клены, с Андриешем посадили? — спросила мать.

Ионел кивнул головой.

— Тогда нам незачем дальше идти, сынок. Свернем с дороги, постучим в этот дом, он откроет нам дверь. Только у добрых людей может приняться и так разрастись дерево.

И дверь, открылась. Андриеш назвал Ионела своим братом.

Андрей Самойлов и Петька Курочкин — старые друзья. Так, по крайней мере, считают они сами. Правда, обоим вместе исполнилось только двадцать пять лет и срок их дружбы не превышает трех месяцев. Но разве в этом дело?

По характеру Андрей и Петька разные люди. Андрей — молчалив и спокоен, Петька — задирист и вспыльчив. И внешне они разные: Андрей высок и худощав, Петька коренаст и плечист. Андрей аккуратен, на нем ладно сидит серый костюм, всегда сверкающие ботинки и белоснежная рубашка застегнута на все пуговицы, Петька, напротив, не уделяет большого внимания одежде. Он носит спортивную «бобочку» с застежкой-молнией, брюки гладить не любит и ботинки не слишком часто чистит.

Учатся они оба в пятом классе. Против фамилии Андрея в журнале стоят одни пятерки. Зато Петька слывёт «кадровым троечником». Секрета их дружбы никто не может разгадать. О том, что их связало, знают только они сами.

— Надо же было так поздно родиться! — вздохнул как-то Петька. — Вот жили же Павка Корчагин, Олег Кошевой, Сережка Тюленин.

Андрей задумчиво глядел в одну точку.

— Это, брат, точно, — продолжал Петька. — В скучное время мы с тобой живем. Развернуться негде. Ну какие тут могут быть подвиги, какие? Знай только — учись.

— Скучное время? — отозвался Андрей. — Эх, ты, тоже мне! А Братское море? А целина, Сибирь? Скучно, да? Тоже скажешь…

— Я не про то, — Петька досадливо нахмурил лоб. — Там, конечно, дела. А у нас что? Киснем тут, как… как огурцы в бочке! Вот бы податься куда-нибудь! А, Андрюшка?

— Я бы не прочь, но…

— Э, да какое там «но»… решим и все!

Андрей не сдавался:

— Ну, поедем мы в Сибирь. А дальше что? Ну, говори, что?

Петька вздохнул:

— Как все люди, так и мы — электростанцию будем строить.

— Строить… Это не то. Вот в Алжир бы к арабам, в Африке помогать свободу завоевывать — это другое дело.

Петька подскочил:

— Правильно!

Человек он был незаурядной фантазии, тотчас стал рисовать картину: они с Андреем в пустыне. Пески. Кара. Он, Петька, — Чапаев, Андрей — комиссар. Вот он несется на вороном коне, на солнце сабля сверкает, а вокруг, налево и направо, валятся скошенные его ударами враги, которые против негров и Африки.

— Только плохо одно, что арабы по-русски не понимают. Разговаривать с ними трудно будет, — заключил Петька.

Андрей про себя решил, что Петька правильно рассудил, конь и сабля — это не его, Андрея, дело: он никогда даже верхом не сидел на лошади, а вот комиссаром или разведчиком — это можно. И спросил:

— А как же пограничники? Границу как свою переходить будем?

Петькины глаза потухли:

— Да… Пограничники, они, конечно, народ строгий… У них через границу и комар не перелетит. А вот мы с тобой — сможем! Не пройдем, так по морю проплывем. В трюм корабля залезем между мешков — и все!