Давид Константиновский - Яконур

Карп пошел ближе к берегу.

Приметил мотоцикл с коляской; причалил.

Механизатор, его жена и дочка лет четырех. Сеть на траве.

— Ставлю иногда, но не сёдни…

В кустах — ведро с рыбой.

Жена стала звать Карпа поужинать. Муж перебил:

— Да зачем это ему.

Жена;

— Я говорила — не надо, черт с ней, с рыбой… Да кто мешками ловит — не попадается…

Муж:

— У воды жить — да не замочиться!

Ни слова не отвечая, Карп спустился к своей лодке, оттолкнулся, рванул шнур стартера…

Михалыч поддержал Женьку:

— Серьезно, Герасим, почему бы тебе у нас не завтракать?

Герасим смеялся; помогал Женьке убирать со стола.

Хлопала дверца холодильника, гремели вилки об эмалированную раковину; полилась вода.

Михалыч взял полотенце; принимал от жены тарелки, вытирал, ставил на полку.

— Так насчет высаживания, — напомнил Герасим.

Да, насчет высаживания!.. Михалыч наморщил лоб. А что, собственно, загорелся Герасим этим делом? Разбрасывается… Молчи, сказал себе Михалыч. Захар бы посоветовал: пойди возьми зеркало, погляди, увидишь, кто разбрасывается. Ладно… Значит, надо человеку, раз он загорелся. Помоги, если что-то знаешь…

Куда он? Ну, нет!

— Сиди, сиди. Без тебя сейчас все кончим. В этом заключается привилегия гостя.

Ну так как же с этим высаживанием? Михалыч вздохнул. Человек пришел проверить на тебе свои идеи, а ты ни с места… Глянул на Герасима. Досталось парню, пока его считали чужим! Герасим уж, видно, не знал, как ему быть, а все к нему — спиной… Ну так что у них там в стоках, на этом комбинате? Можно, конечно, себе представить…

— Я тоже хочу знать, — сказала Женька. — Мне интересно.

Михалыч, вообще-то, еще не забыл о прошлой своей неудаче — когда Женька спросила, почему летает самолет.

— Правда, почему летает самолет?..

Михалыч повесил полотенце.

Женька завернула краны и ушла в комнату.

Михалыч сел за кухонный стол напротив Герасима. Допустим, колечко там в воде, раствор низкой концентрации…

Женька:

— Какое такое колечко?

Принесла выкройку, села за стол.

Так, допустим, бензольное колечко… Михалыч прищурился и заговорил быстро и отрывисто. Радиация будет действовать в основном на воду. Молекулы развалятся. Там много будет всякого разного, но это не важно. А дальше вот начнется. Реакция прилипания. Водород может прилипнуть к кольцу… Кольцо, конечно, не разорвется… Нормально… Потом еще… Ну, найдут друг друга в растворе… Станут получаться два кольца и так далее. Примерно… Ну, в целом, да! Правильно. А растворимость этой бяки в воде будет похуже, и ее можно уже высадить. Вылавливать через отстойник или через фильтры. Что Герасиму и требуется.

— Герасим, — сказала Женька, — признайся мне ты: у вас там все хорошо защищено?

— Техника безопасности, — ответил Герасим.

— А сколько там у вас можно схватить?

— Нисколько, — ответил Михалыч.

— Так. А если повезет?

— Если постараться, то, конечно, сколько хочешь!

— И вот однажды ко мне придут и скажут: здесь живет вдова Михалыча?

— Женька, я тебя прошу!..

— Вот еще насчет источника, — сказал Герасим.

Источник… Михалыч поднял брови. Дозы там, ясно, нужны озверительные! Непрерывное производство, под полмиллиона, видно, кубометров, страшное дело…

Женька:

— А как можно схватить?

— Ну как… Очень просто — рот разинуть и схватить. За шиворот себе вылить! Или проглотить… С нормальным человеком ничего не происходит. Не думай об этом, пожалуйста.

Надо, в самом деле, выбрать, что поставить. Выбор известный: ускоритель, кобальт, реактор…

— Реактор — это я знаю, — сказала Женька. — Большая такая штука.

— Это, — стал объяснять Михалыч, — такой вот маленький столик, вроде нашего. Здесь в него с а дятся стержни. Только и делов. Просто все мероприятие заливается водой на несколько метров, чтоб не прошивало.

— «Мероприятие»! Учился бы ты у меня, двойки бы получал.

И вправду, гнать стоки через контур… Со Снегиревым надо поговорить, вот с кем!

— Хорошо. Сегодня же к нему заеду, — согласился Герасим.

— Мальчики, может, еще чаю?

— Спасибо, Женя, — сказал Герасим. — Пора. Спасибо, Михалыч. Мне нужно было обкатать это дело. Я сегодня хочу начать. Грач разлил стоки по ампулам, даст на кобальте разные дозы. Гляну просто на качественном уровне: посветлеет или нет…

— Подожди, — сказал Михалыч, — сейчас вместе пойдем.

Стал искать часы по карманам.

— Михалыч! — сказала Женька. — Может, все-таки подбирать какую-то кандидатуру на мужа?

— Подбирай…

— А еще — у вас все девочки рождаются.

— Почему? У Вдовина мальчик.

— А Вдовин работал?

— Да он побольше меня работал! А тогда не очень-то понимали, что к чему. Это сейчас: приходит жалкий миллиграмм, и вокруг него столько суеты, столько трясения.

— Все же ты, Михалыч, как мужчина теперь женатый, мог бы вести себя иначе. Вот, смотри, Назаров, — берет с машины моток ленты…

— Ну да, берет моток ленты и идет в туалет.

— Да брось ты! Лента как лента. Садится за стол и работает. Пишет себе что-то там…

— А другой конец ленты прямо в мусорную корзину. Производительность труда при этом гигантская получается.

— Ладно. Делай как хочешь. А теперь встань…

Михалыч поднялся, Женька стала примерять ему рукав.

— Вытяни руку… Согни… Опусти… Опять вытяни…

Михалыч послушно выполнял Женькины команды.

Я вижу его.

Вот он стоит у кухонного стола. Долговязый, нескладный. Худое нервное лицо. Волосы рано начали редеть и уже отступили с висков; он коллекционирует пословицы: «Кровать коротка», «На чужой подушке спит»…

Его руки. Тонкие пальцы перепачканы синей пастой: Михалыч пишет быстро и азартно.

— Согни… Вытяни… — повторяет сосредоточенная Женька.

Итак, Михалыч… Происхождение: из вундеркиндов. С детства крепла в Михалыче привычка кидаться к любой встретившейся ему проблеме, наскакивать на нее с разных сторон, вцепляться и кусать, пока не образуется прорех достаточно для того, чтобы из нее начал выходить пар; затем Михалыч полностью и навсегда охладевал к проблеме, пережевывание дохлой оболочки он предоставлял другим. Единственным его стимулом была любознательность, а точнее — собственный интерес к исследовательской задаче. На институт Михалыч смотрел как на способ заниматься тем, что его лично интересовало. Смысл своего существования Михалыч находил в возможности задавать природе вопросы и добывать ответы на них; такая профессия, такая жизнь и такой смысл были для него естественными. Главным оставался процесс работы, результаты же, когда они появлялись, Михалыч считал случайным побочным продуктом, недостойным его внимания; а перспектива применения где-то, — о ней Михалыч и вовсе не думал. Кандидатскую диссертацию он защитил благодаря давлению на него администраторов из отдела аспирантуры, боровшихся за какие-то свои проценты. Элэл взял его к себе, когда уже становилось ясно, что Михалыч пошел вразнос, и все махнули на него рукой: на смену прежней славе вундеркинда явилась дурная (и потому практически неистребимая) репутация человека способного, но попусту разбрасывающегося, безнадежно мечущегося из стороны в сторону, — короче говоря, талантливого болвана; от Михалыча уже ничего не ждали. В этой ситуации пригласить его мог только Элэл, он считал, что от таких людей больше толку, нежели от унылых добросовестных служак, и готов был на риск и дополнительные затраты себя.