Елена Серебровская - Братья с тобой

Володя забежал домой; сестры и Зойки уже не было, — эвакуировались. Только над Машиным столом красовалась выгоревшая и пожелтевшая от времени вырезка из газеты: портреты трех летчиц-героинь — Расковой, Гризодубовой и Осипенко. Старший брат оставался еще в экспедиции на Памире. Отца тоже не оказалось дома, — он возглавлял бригаду по строительству укреплений где-то возле Петергофа. Его, профессора ботаники, никто не обязывал, но разве он мог сидеть и ждать!

Володя повидал только мать. Из школы Анна Васильевна приходила поздно, — оборонные учения, рытье щелей в школьном дворе, да мало ли! Родной дом выглядел опустелым. С грустью взглянул он на приколотый над его спартанской постелью листок с образцами флагов расцвечивания, — он сам их когда-то раскрасил акварельными красками.

Мать заглядывала сыну в глаза, положив руки на его широкие плечи. Говорить об эвакуации училища не полагалось, но он сказал. Железнодорожный эшелон, отлично организованный, выехал еще в конце августа — и вернулся: немец бомбил дорогу, отрезал пути. В сентябре предоставили речную баржу и буксир, собрались, и вот — Володя забежал проститься.

К Финляндскому вокзалу двигались повзводно, разными улицами. На станции Ладожское озеро сошло более тысячи человек. Это были курсанты, офицеры, женщины, дети и старики — члены командирских семей.

Серая Ладога шевелилась, пучилась, толкалась в бока баржи. Баржа с виду крепкая, доски на палубе плотно пригнаны друг к другу. Два неглубоких трюма покрыты дощатым настилом с отверстиями-люками, из которых вниз, на дно трюма, ведут немудрящие трапы.

Ветер рвал с голов бескозырки, распахивал полы бушлатов. Сначала по широким сходням на баржу пропустили женщин, детей, стариков. Шествие их началось ранним утром, длилось оно долго. Люди заполняли трюм — садились прямо на пол, между шпангоутами. Рассаживались тесно, рядком, — в трюме было потеплее, поспокойнее. Кто не поместился внизу, расположился на палубе возле будки. Жаль, у бортов баржи не было лееров — загородок. Когда погрузились люди, на палубу выехали две легковые машины и грузовичок. Их привязали к мачте, закрепили тросами.

Лоза сидел в трюме недалеко от люка. Здесь было не так уж темно, — свет проходил и сквозь люки и сквозь щели настила. Женщины развязывали сумки, кормили ребят. Поблизости от Володи сидела маленькая девчонка в плюшевом красном пальтишке, натянутом поверх осеннего, и в шелковом розовом капоре. Ей было годика четыре-пять, чем-то она напоминала племянницу Зойку. Мать дала ей круглую сдобную булочку, посыпанную маком, и девочка с аппетитом ела. Но в двух пальто ей было жарко и трудно шевелить руками, она пыхтела и просила маму раздеть ее. Мама не слушалась. Сколько времени им плыть? А имущества лишнего никто не разрешает брать. Ведь пальтишко пригодится… Мать и сама надела на себя два платья, костюм и драповое пальто, ей тоже было не так-то удобно.

Баржа покачивалась, кренясь то вправо, то влево. Стемнело. Вскоре в трюме стало темным-темно, только изредка то тут, то там мелькали тоненькие лучики карманных электрических фонарей.

Долго тянулась ночь. Отчалили или нет — понять было трудно. Наконец стало светать. Ветер зашумел над палубой, люди вполголоса заговорили между собой. Но вот сквозь шум отчетливо послышался треск. Так трещат узкие деревянные доски на дорожках-настилах, если ступит на них человек необычно грузный.

Трещала обшивка баржи. Люди стали прислушиваться. Потом кто-то взглянул под ноги и крикнул:

— Вода проступает!

В трюме зашевелились, задвигались. Вода проступала медленно, выживая людей, заставляя их вставать с пола и искать местечка повыше.

И так было тесно, а тут приходилось еще потесниться.

В трюме стояла помпа. За нее сразу схватились, стали выкачивать воду. Помпа постукивала, но вода не убывала.

Отцепили котелки, откуда-то принесли чайники. Кто-то пытался вычерпывать воду бескозырками, — каждому хотелось помочь. Но вода не убывала.

Проработав добрый час, Володя вышел на палубу. Баржу качало. Справа, слева и сзади нее вставали высоченные крутые серые волны. Ладога вспучивалась чугунным холмом, грозившим обрушиться на баржу, холм наваливался сбоку, оседал, толкая баржу в днище и поднимая ее, а за спиной его вставал новый. Земли не было видно.

Впереди баржи, судорожно напрягая трос, шевелился буксирчик, черный и узенький, как тонущий жучок. Он держался, — недаром его звали «Орел», он делал что мог, но ни он, ни баржа никогда до этого не ходили по Ладоге, они были с Невы. А характер у Ладоги похуже морского.

Старшие на барже, сговорившись, отвязали и сбросили в воду грузовик, а потом и обе легковые машины. Может, теперь осадка будет поменьше и волны не захлестнут баржу?

Шторм не утихал.

В трюме уже невозможно было оставаться, — все поднялись наверх. Палуба заполнилась людьми. Волны серыми стенами шли на баржу, швыряя на палубу воду, дробя ее на мелкие водяные булыжины.

Лоза с товарищами стоял возле рубки. Шкипера ребята не нашли, — уж не смыло ли его с палубы?

— Мы же терпим бедствие. Надо хоть флаг какой-нибудь поднять. Нас не видно в этих волнах. А на Ладоге непременно должны быть наши суда, — говорил Володя.

— Давайте укрепим на мачте хоть простыню. Будем сигналить.

Достали две простыни, по очереди залезали на мачту, размахивали простынями, как флагами. Баржа раскачивалась, словно пытаясь сбросить сидевших на палубе людей.

Огромная волна подошла и рухнула рядом, смыв двух стоявших неподалеку от борта — курсанта нового набора и старшего лейтенанта с нашивками артиллериста. Но куда же уйдешь, куда спрячешься?

Послышался тоскливый, придавленный женский плач.

— Нет, товарищи! Так не пойдет! Нельзя допускать малодушия. Держаться надо. Бороться с бедой.

Это говорил молодой воентехник, забравшийся на крышу будки.

Увидев рядом Лозу, воентехник крикнул:

— Слушай, курсант, давай сюда, поговори с буксиром! Нету флажков — возьми бескозырки. Пусть дадут по радио сигнал. Наши корабли подойдут, заберут народ.

Сам он размахивал белым полотнищем, сигналя о бедствии, а когда его сменял товарищ, — обращался к людям:

— Товарищи, держимся без паники! На горизонте наши корабли, они видят нас! Скоро подойдут, разгрузят баржу. Не поддавайтесь панике, выше голову. Выберемся как-нибудь.

Володя тоже забрался на крышу рубки. В руках его были две бескозырки. Правая вверх, левая в сторону, правая в сторону, левая вверх, правая вниз, левая вниз наискосок, левая вниз, правая вверх наискосок…

На буксирчике находились старшие по званию. Лоза передал просьбу с баржи — дать сигналы SOS. Сначала ответили, что не положено, могут услышать враги. По настоянию товарищей Володя повторил просьбу. А сам думал: ну каким же врагам нужна эта баржа, которая с минуты на минуту развалится! Люди же в беде. Это же не на поле боя…