Елена Серебровская - Братья с тобой

— Кто такой Борис Годунов? — спросила тогда Мария Борисовна, видя, что от студента ничего не добиться.

— Борис был цар.

— А кто же был Гришка Отрепьев?

— Гришка был тоже цар.

Больше он ничего сказать не мог.

— Вот видите, вы не подготовились, а приехали сдавать, — рассердилась Мария Борисовна. — Я вам ставлю «неудовлетворительно».

А студент сказал, что отец его привез на базар помидоры, и пусть она только адрес даст, — он ей сразу ящик помидоров пришлет. Но надо хотя бы «уд.» поставить…

— Смешной человек! — заключил Курбан, выслушав рассказ своей учительницы. — Ему надо бумажку, а ведь знаний-то у него не будет. Как же детей в школе учить? Глупый человек. Учиться — это богатым становиться. Знания всегда с тобой. Вы правильно сделали, что прогнали его.

— Он меня обидел. Думал, что учителя подкупить можно.

— Плохой человек. Вроде подхалимов. Они стараются начальству приятное сделать и этим купить доброе отношение. Думают начальство продается. Они его только оскорбляют этим. Жалко, не каждый начальник это понимает. Другому даже нравится, что его подкупить хотят.

Умница Курбан!

Знания приходили к нему постепенно, — не сразу и Москва строилась! Преподавательница русской литературы рассказывала Маше о первых своих занятиях с беспокойством. Объясняет Курбану что-то о творчестве Ломоносова, читает «Оду об утреннем величии», а он — свое: есть бог или нет? Какие доказательства? От Ломоносова ушли в сторону, невесть куда. Придирается, спорит, задает нелепые вопросы, а потом успокаивает: вы, мол, не обижайтесь, я тоже знаю, что бога нет, но когда со мной спорят, я не всегда нахожу доказательства. А теперь они у меня появились.

Или вот Пушкина проходили, «Евгения Онегина». Что пересказывала ему, объясняла, что вслух читала. Просит ученика кратко рассказать содержание романа. Пожалуйста: «Татьяна жила в русском ауле. Она была дочерью богатого бая…»

Курбан, разумеется, понимал: военная слава — уже в прошлом, после ранения он теперь навсегда человек штатский; старыми заслугами долго не проживешь.

Своей добросовестностью и дотошностью Курбан понравился тем, кто его учил. И, рассказывая ему о русской истории и литературе, педагоги старались не только обогатить его память фактами, но и помочь понять этическую сторону событии подлинных и вымышленных, литературных. Он без большого труда разобрался в драме Катерины из пьесы Островского «Гроза». Разобрался настолько, что понял эту русскую женщину и оправдал. Он, родной отец которого еще покупал себе жену, как вещь, и, разумеется, никогда бы не понял и не простил измены. Курбан узнал, что за люди были питерские рабочие; Мария Борисовна рассказала ему и о живых кировцах, его современниках.

Курбан не только узнавал новое, — незаметно для себя он изгонял из закоулков своего сознания остатки пережитков, под цепкой властью которых жили так долго его отцы и деды.

Заканчивался учебный год. Курбан только что сдал экзамен по русской истории. Он ответил на все вопросы, получил хорошую отметку, а потом встал из-за стола и поблагодарил свою преподавательницу, крепко пожав ей руку. Тон его был серьезный, почти торжественный.

Маша больше любила благодарить сама, чем выслушивать слова благодарности. Она шутливо заметила, что это была еще не учеба, а только фундамент для настоящей учебы, подготовка, нужная для того, чтобы будущий студент смог ориентироваться в фактах истории, понимал хотя бы приблизительно, о каких явлениях пойдет речь.

Она узнала о жизни этих людей, о старом и новом в этой жизни. Она начала постепенно понимать, откуда брались те или иные черты их характеров. Жизнь этого народа — еще одна новая, прежде неизвестная Маше сторона многогранной, многоликой жизни людей на земле! Сколько радости доставляет сознание, что ты тут очень нужна, что ты помогаешь новому!

Да, кое-чему и сама она научилась. На этот раз учителями ее оказались многие: и товарищи по работе, и студенты, и даже этот ученик с подготовительных курсов Курбан Атаев.

Машу послали в Чарджоу с обзорными лекциями для группы заочников. Приехала. Койка в местной гостинице была заказана заранее. До лекций оставалось два часа, и Маша пошла прогуляться по городу. Остановилась возле крашеной фанерной доски, на которой висели объявления и афиша кинофильма «Секретарь райкома». Вечером будет свободное время, не худо бы пойти в кино.

— Машка! Ты или не ты?

Маша обернулась. Рядом стояла худенькая загорелая женщина, держа за руку малыша лет четырех.

— Лида! Вот здорово! А это твой? А старший где? А Иван?

Да, это была Лида Медведева, теперь, в замужестве, Сошникова, — Машина подружка детских лет и времен университета. Она самая, почти не ставшая старше, маленькая, тоненькая, с твердыми узкими губами. Как она обрадовалась Маше!

— Это Алешка. Старший, Вася, в школе. Мы же тут давно: перебрасывали Ивана несколько раз из города в город. И сейчас Иван уже на новом месте, в Небит-Даге. Это туркменское Баку, только воды там нет, условия пока тяжелые, а в Чарджоу у нас квартира. Здесь вокруг огороды, больше витаминов для детей. Мы решили год потерпеть, а потом уж все переедем в Небит-Даг. Машенька! Потерялась ты у меня, и вот… Здорово! Идем скорее к нам!

И они пошли, благо до лекций еще оставалось много свободного времени. Маша на ходу рассказывала Лиде все свои новости: что отец умер с голоду, а мама из Ленинграда выезжать не хочет, что на Севу пришла похоронная, но никто не может поверить, он намекал на особое доверие, — мало ли, послали в тыл к немцам под другой фамилией… Разве так не бывает? Бывает! На Володю тоже пришла похоронная, а он живой, на Ладоге спасли рыбаки, участвовал в прорыве блокады у Невской Дубровки, ранен, но живой, — такое счастье! Костя пишет, — правда, редко, но письма хорошие.

Дети растут… Какие дети? Ах да, Лида же не знает ничего: девчонок теперь двое — Зоя и Аня, и сын Толик — усыновила, он покуда еще не с ними, бабушке и с двумя тяжело, но скоро Маша заберет его, он в детском доме пока. Будет же когда-нибудь конец войне. Говорят, в Ленинград уже дают пропуска…

Дом, где жила Лида с сыновьями, был похож на сотни других, таких же: беленый, одноэтажный, с плоской крышей, на которой весной цветут тюльпаны, с дверью, выходящей из комнаты прямо на улицу.

— Ночуешь у меня! — сказала Лида тоном, не терпящим возражения. — Хоть наговоримся вдоволь.

Перед тем как уйти на лекции, Маша захотела немного освежиться, жарко очень в Туркмении, вода — главное удовольствие.

Водопроводная колонка была во дворе. Лида повесила Маше на шею полотенце и отвела ее к колонке. Двор был общий, для двух соседних домов. Чья-то девочка играла в тени у стены.